С днем рождения, Натаниэль

Если бы Нил мог описать свое состояние лишь одним словом, это определенно было бы оно:

Отвратительно.

Горизонт еще был во власти тьмы, когда парень в ужасе распахнул глаза в первый раз. Любые попытки уснуть прерывались грохотом собственного сердца, норовившего проломить грудную клетку изнутри. Тени, что затаились на краю его сознания, уносили в спираль отчаяния и тревоги, став очередным препятствием на пути к столь желанному и спасительному сну.

Несмотря на силу, с которой он плотно сжимал веки, вызывая мириады танцующих огоньков, напоминающих разводы бензина, Нил не смог заставить себя заснуть. Он отбросил одеяло и на ватных ногах поплелся к окну, чтобы впустить воздух, способный помочь прогнать ужас, гнездившийся в его душе. Морозный январский ветер наполнил комнату, мурашками пробежался по предплечьям и зарылся в рыжую копну волос, теребя запутанные кудри. Парень до побеления костяшек сжал края подоконника, глубоко вздыхая, со всей тяжестью человека, измученного собственным существованием.

Он обернулся и, щурясь, вгляделся во тьму, в поисках настенных часов, чтобы определить время, узнать, как давно начался отсчет его страданий, и сколько еще осталось до их окончания. Густой мрак, подобный тому, что отравлял его разум, простирался по комнате и мешал рассмотреть время. Окончательно сдавшись, Нил опустошил легкие и задержал дыхание, противясь инстинктам, велящим ему вдохнуть, и размышляя, мог ли он перестать дышать вовсе. Мог ли он закончить все это прямо сейчас? Обезумевшее сознание кричало, сигнализируя об опасности его действий, и трусливое тело сделало столь желанный вдох, возвращая себе возможность функционировать как прежде.

Отвратительно.

Парень оторвал окоченевшие руки и вернулся в уже остывшую постель, возобновляя бесполезные попытки заснуть. Казалось, что даже в кошмарах было спокойнее, чем в его лишенной жизни реальности.

Обычно, в подобных ситуациях, Нил считал до ста или, при необходимости, до тысячи, на всех языках, которые он знал. Это бы действительно помогло в любой другой день, но только не сегодня.

Взмокшие ладони отчаянно цеплялись за скомканное одеяло, пока парень лежал, прикрыв веки и надеясь, что он сможет незаметно провалиться в целительное забвение.

Так оно и произошло, и когда он открыл глаза вновь, обжегся о яркость комнаты, озаренную солнцем. Нил горько усмехнулся иронии, по чьей вине самый темный для него день оказался пронизан ослепительным свечением.

Постепенно взгляд привык, и, смаргивая остатки беспокойной пародии на сон, парень сфокусировался на циферблате часов, что уже не был сокрыт ночной мглой. Раздражение струилось по его венам, когда цифры отложились в сознании, образуя прискорбную мысль, что он не смог проспать подольше. Самый страшный день только начинался.

Отвратительно.

Прохлада январской зимы продолжала бесстыдно проникать в спальню через окно, что он забыл или не захотел закрыть ночью. Жгучие касания холодного вихря опаляли оголенные участки его тела, царапая гребни старых шрамов. Спина нещадно ныла, протестуя от долгого нахождения в горизонтальном положении, но парень не собирался покидать пределы кровати в ближайшее время.

Взгляд вновь устремился к часам, минутная стрелка которых будто с каждым кругом замедляла свой ход пуще прежнего. Нил мысленно старался поторопить ничтожный кусочек пластика, едва удерживаясь, чтобы не засмеяться от подобной наивности.

Парень сжался, подгибая колени к груди, в попытках занимать меньше пространства, нежели от температуры комнаты. Он хотел стать меньше, незаметнее, раствориться в ворохе одеял, сливаясь с тошнотворной белизной наволочки. Почему он вообще выбрал белый цвет для постельного белья?

Отвратительно.

Кончики пальцев немели от удушающей тревоги. Тоска и глубочайшее одиночество безжалостно терзали подкорку сознания, грызли провода немногочисленных счастливых воспоминаний, выводя из строя весь механизм эмоций. Нил чувствовал, что его сердце готово разлететься на множество осколков, слишком маленьких, чтобы их можно было собрать воедино и вернуть в первозданный вид. А нужен ли ему этот бесполезный орган, только и знающий, как трепыхаться в бурном ритме и причинять невыносимую боль?

Истошный крик мыслей разрывал черепную коробку, пока парень выпутывался из одеяла и, с трудом переставляя ноги, шаркал в сторону ванной. Трясущаяся рука сорвала покрывало, накинутое на зеркало над раковиной, и пронзительная синева глаз столкнулась с собственным отражением в безмолвной схватке, обреченной окончиться без победителя.

Отвратительный день.

Чудовищный.

Невыносимый.

Омерзительный.

Тошнотворный.

— С днем рождения, Натаниэль.