Терпение есть благодетель. С наступлением начальной школы после, как оказалось, летних каникул, приходилось часто об этом себе напоминать. Хорошо думать о детях любых возрастов со стороны, когда имеешь с ними дело лишь по собственному желанию, а не в добровольно-принудительном порядке, как ей пришлось сейчас.

— У меня не получается! — захныкали сзади. — Пластилин не липкий!

— Тсу-уна, помоги мне!

— Дай зеленый.

— Нет, это мой последний.

Сосед спереди то и дело вертелся и оборачивался, пытаясь повторить ее подобие птички. Тсуна даже чувствовала себя читером, предоставляя учителю в качестве работы на оценку пучеглазую змейку с прорисованными пластиковой палочкой чешуйками, а сейчас от безысходности лепила птиц, которые тоже не представляли собой особой сложности. К ее сожалению, учитель труда был не из тех, у кого на уроках было тихо. Особенно она об этом жалела, когда одноклассники вспоминали об ее существовании лишний раз, прося помочь или вовсе сделать за них. Наглые, громкие и приставучие. На переменах ей их мало, ага.

— Савада, помоги пожалуйста.

Единственной причиной, по которой Тсунаеши сейчас не послала просителя куда подальше, была его личность. Курокава Ханна являла собой островок относительной взрослости в этом море детей, хотя у нее тоже порой проскакивали по-детски эгоистичные замашки. Периодически она выступала живым щитом между почти доведенной Тсунаеши и жаждущими общения и летящими к девочке, словно на ней медом намазано, одноклассниками.

— Давай сюда.

— Эй, а мне?!

Гомон голосов сливался с голове в непонятное бурчание. А они еще и почти все тонкие, визгливые и невнятно говорят, что не выходит разобрать. Наверно, то, как она выделяла Ханну из всех, плохо на Курокаву влияло, потакая ее детскому эго, но эта девочка хотя бы не тараторила что-то каждую секунду и не лезла к ней с проявлениями тактильности. Приделав волку из белого пластилина хвост и с помощью палочки вырезав подобие шерсти, Тсунаеши вернула поделку и скучающе уставилась на парту. Вплоть до начала следующего урока, проходившего в этом же классе, царил гомон и оживление, разве что между парт ребята не бегали.

— Так, это что за шум?

В класс вошел Хидео-сан, учитель иностранного. Дети замолкли моментально, в рекордные сроки рассаживаясь по своим местам и тщательно утыкаясь в свои поделки, которые следовало уже убрать. Тсунаеши позволила себе полюбоваться профилем любимого преподавателя; он обладал тремя чертами, которые абсолютно располагали к себе: проницательные черные глаза, невероятно притягательный низкий баритон и правильный, так сказать, характер. Тем удивительнее было видеть, что он не женат. Про себя Тсунаеши завистливо вздыхала, думая, как повезет его избраннице. Оказалось, что следующие три урока должен был вести он, поэтому из школы Савада выходила счастливая. Английский давался легче японского, он напоминал девочке о ее природе, и это парадоксально успокаивало ее. С остальными уроками все было более — менее мирно, кроме японского, иррационально отталкивающего. Привыкший к латинице и кириллице мозг отказывался воспринимать пересекающиеся под разными углами палочки, а понимание, что все равно придется учить, вгоняло в легкое уныние.

Еще перед началом последнего урока пошел ливень, поэтому Тсунаеши спокойно накинула поверх формы прозрачный дождевик и дополнительно раскрыла зонтик прежде, чем вышла под сплошной поток воды. На земле вода в основном быстро стекала в сливы по краям тротуара, но лужи все равно попадались, и, потакая внутреннему заигравшему детству, она наступала почти в каждую, которая попадалась на пути. Брызги пачкали голубые резиновые сапожки и ручейками стекали вниз, сливаясь с падающими каплями дождя. Монотонный звук разбивающейся об асфальт воды вводил в сонливость, в противовес бодрящему запаху свежести. Кажется, Нана говорила, что в этом году сезон дождей затянется. Из-за плохой погоды пришлось сократить количество прогулок, но и дома стало достаточно хорошо из-за отсутствия Емитсу. Его ожидаемо вызвали на работу, поэтому в ближайшее время можно было не ждать. Если она правильно помнила канон, Емитсу не будет несколько лет? Наверно, еще приедет несколько раз на неделю — другую, но не больше. Это даже хорошо, хотя Нана с ее братом вряд ли согласятся. Можно было, придя домой, по-быстрому сделать уроки и, набрав перекус и напитков, устроить себе посиделки на подоконнике, отгородившись от комнаты шторами, и продолжить развивать чтение. Однако не только погода была причиной почти прекратившихся гулянок.

— Эй!

Шум ливня заглушал приближающиеся шаги, да и за мысленными рассуждениями Тсунаеши пропустила приближение. Слегка запыхавшийся Немо-чан, дойдя до нее, занырнул под зонтик и почти вырвал его из рук, вставая совсем рядом, чтобы он закрывал их обоих.

— Тебе что ли заняться больше нечем?

Он лишь смерил ее хмурым взглядом, поджимая губы, и после обреченного вздоха с неким ликованием продолжил идти, едва заметно ускоряя шаг, вынуждая Тсунаеши поспевать за собой. Они просто однажды столкнулись на улице снова, и он сталкерил Тсунаеши, пока она не дошла до дома. После начала школы встречал и провожал, хорошо еще, что с утра не маячил возле двери. Частенько они пересекались, когда она гуляла или прогуливала, и так же следовал за ней, в основном молча, и оглядывался по сторонам. Узнавал город? В принципе, без разницы. Ханна называла это романтикой — Тсунаеши с усмешкой не воспринимала его всерьез.

Кто бы мог подумать, что Хибари Кея, гроза — смешной каламбур в контексте пламени — Намимори и самый сильный хранитель семьи Вонгола со своеобразной философией, в детстве будет напоминать маленького приручаемого зверька? В личности надоеды Тсунаеши перестала сомневаться после встречи третьей или четвертой: все же комбинация внешности и уже сейчас проклевывающегося характера наталкивали на мысли о том, кем бы он мог быть. Немо-чан слишком выделяется даже сейчас, пока он ребенок; не удивительно, что с возрастом эти наклонности усугубились. Ребенок на улице круглыми сутками без друзей или взрослых — знакомая картина. Самое странное, что по необъяснимым причинам таскался он за ней, в то время как к другим детям даже не подходил, смотря со стороны. Что он испытывал? Зависть? Раздражение? Тсунаеши мало понимала его эмоции, просто видела его взгляд на них и на себя. Не известно, к каким выводам он приходил, но держался ближе он к ней, чем к ним или взрослым. Интересно, в какой момент он станет адреналиновым маньяком, решающим большинство своих проблем давлением и силой? На данный момент перед ее глазами был лишь одинокий мальчишка, несущий зонтик и провожающий до дома девочку, имя которой до сих пор не знал. Не интересовался.

Следующим утром Тсунаеши вставала заинтригованная. Младший брат с отъезда отца практически забыл о ее существовании, поэтому она решила напомнить о себе довольно странным способом, заодно отомстив за его не лучшее поведение в самом начале. Но наблюдать за Джино, который панически бегал по дому, крича, что он проспал, было забавно. Тсунаеши мало того, что отключила будильник — она еще и переставила время на час позже, однако приученный к режиму сна проснулся он как обычно. Парня не смутило, что сестра спокойно завтракает на кухне, он ее, кажется, даже не заметил. Нана, которую назвать матерью язык не поворачивался, помогала ему, даже не понимая, куда так спешит ее чадо, но потом, когда она вернулась на кухню, закрыв за ускакавшим мальчиком дверь, женщина мечтательно подумала вслух о друзьях, с которыми ему наверняка хочется поскорее свидеться. Тсунаеши фыркнула, но промолчала. Об окружении брата она не знала ничего.

До школы она дошла, радуясь, что хоть по утрам юный сталкер ее не преследует. Если бы он еще и в начале дня не давал бы ей покоя, Тсунаеши бы озверела. Как-то ей перед сном пришла мысль — воспоминание, где было размышление касательно облака, мол их главной чертой является расширение, увеличение. Она тогда кисло подумала, что Хибари, видимо, решил занять все ее свободное время за неимением других развлечений. Поток мыслей загруженного сознания во сне подкинул образ хмурого мальчика в костюме ежика, который запер ее в доме и заставил проводить с ним чайную церемонию. Если Тсунаеши сбивалась, они начинали заново, что противного мальчишку радовало. Выглядело это глупо, но во сне Тсунаеши дико на него злилась из-за этого, так как не могла уйти домой.

Однако нашлась вещь, которая смогла испортить настроение.

— Где?

— Что случилось? — Ханна немного вжала голову в плечи, глядя на Тсунаеши с напряжением. — Ты что-то потеряла?

— Еда, — голубая коробочка, в которую Нана укладывала бенто в школу, пропала. Тсунаеши отлучалась пару раз из класса, и за это время ее еду кто-то спер. — Какая…?

Она завертелась.

— Тсуна?..

Пришлось походить между рядов, выглядывая чей-нибудь переполненный рюкзак. Нашелся он на соседнем ряду, но бенто было уже съедено. Вывести из класса в какой-то коридор наглеца было не сложно — пошел сам.

— Я не буду!.. Больше не буду! Обещаю!

Детей бить нельзя, но как же приятно выместить злобу на виновника, тронувшего ее вещь и к тому же оставившего голодной. Тсунаеши не била его по лицу, но отпинала бока и бедра, доведя до истерики, а после оттащила в медицинский кабинет. Слез и страха было больше, так как ее хилое тело могло лишь надавливать на болезненные места, не имея по факту много силы. Медсестре было достаточно слов о падении с лестницы, даже если она что-то и поняла. Это вызывало язвительную усмешку.

По классу сначала пошли шепотки, мол, Савада — странная. Как будто не была такой до этого инцидент, а сейчас у всех открылись глаза. Тсунаеши не особо и отпиралась, признавая свою некоторую неадекватность и агрессивность, которые не всегда сдерживала, не видя в этом смысла. Но вместе с тем она не понимала и ребят. Зачем воровать еду? Она бы поняла, если бы украли ручку там, карандаш, даже тетрадь, но еду? В тонкость дела ее посвятила Ханна, с которой, так уж вышло, она более — менее общалась и подпускала к себе. Украсть бенто у девушки, вопреки всякой логики и традиционно сложившегося отвращения к ворам, зазорным в школах не считалось, пусть этим практически не злоупотребляли. Мол, нет ничего приятнее, чем есть стряпню любимой… Тсунаеши глупо хлопала ресницами и косилась на одноклассников, понимая, что она гайдзин и ни черта не понимает в этих традициях. А в целом дни текли медленно и практически без особых событий, пока в один прекрасный день в их класс не привели новенькую.

— Меня зовут Сасагава Киоко. Пожалуйста, позаботьтесь обо мне.

Рыжеватый отлив волос и большие карие глаза. Маленькая и хрупкая, та, которая должна в каноне стать любовным интересом главного героя, сейчас смотрела на нее, наивно хлопая ресницами. Глядя на усаживающуюся в соседнем ряду девочку, Тсунаеши в задумчивости поцарапала нижнюю губу ногтем, а после улыбнулась своим мыслям.