Прийти. Забрать. Сжать в объятиях. До хруста костей, до боли, до ужаса в глазах и слабого писка. Хочется. Безумно хочется, но нельзя. Не так. Ласково, медленно, тягуче, пробуждая желание. Делать все, что попросят. Не грубо, наоборот, не спеша и вдумчиво. Касаться подушечками пальцев, горячим языком проводить меж ребер, вырывая смешки и слова с укором, что якобы щекотно, неправильно. Надавить большими пальцами на соски, массировать, ласкать, пробраться к губам, сжимать и терзать. Нежно, со вкусом, так, чтобы вырывать стоны и слышать тихую мольбу о продолжении. Сжимать в ладонях рыжие, огненные волосы, и щуриться от того, что держишь яркий огонь в руках. Или солнце. Да, точно, солнце. Яркое, летнее и безумно горячее. Прожигающее до основания костей. Уничтожающее все, но одновременно и дающее жизнь. Необходимое и родное. Желанное. Вдох — поцелуй, выдох — слабые, пока еще размеренные толчки. Жар разливается по венам, ресницы дрожат, а пот будто бы не стекает, а сразу же испаряется, не попадая на хрупкое тело под ним. Легкое касание рук к напряженным плечам, ласкающие и уверенные движения. Улыбка. Яркая, счастливая и любимая. В ней видно все: страсть, притяжение и боль. Это случается. Такое не редкость, что греха таить. Бывает всякое: парни в клубах, на работе или в кафе. Манят, влекут за собой, но они не те, не важно, что было и какие бы сладкие речи он не говорил в ответ. Они не Кихен. Никто из них. Его флирт никогда не перерастет в нечто всепоглощающее и объемное. Не станет любовью. Максимум легкий поцелуй на прощанье, и тот смазанный, вырванный с силой чужим человеком, отвратительный. Не те губы, не аккуратные и нежные, нет той самой очаровательной родинки около уголка. Его любимой родинки. Такой необходимой, чтобы чувства загорелись и потекли раскаленной магмой по венам. Хотя не в родинке дело, а в его рыжем счастье. Он особенный. Красивый, гордый, вредный и ворчливый. Необыкновенный. Кихен часто злится, когда что-то идет не так, вредничает и задирает нос, по которому потом получает легкий щелбан и озорной поцелуй, чтобы не жаловался. Все в меру, так как нравится им обоим. Поцелуи всегда нежные, даже в порыве страсти, долгие и невыносимо тягучие. Такие, будто бы через них передаются не только необходимые чувства, а жизнь и вся искренность. Не секс, а занятия любовью. Именно так, только так. Их встречи всегда такие. Взгляды беглые при посторонних, скрытые жесты, полуулыбки и неловкие движения, жгучее желание остаться наедине друг с другом. Чтобы вдвоем, чтобы никаких границ и мешающей одежды. Ничего такого — лишь то, что дает им силу продолжать жить день за днем. Ворваться в кладовку, снять, нет, сорвать, с себя рубашку, кулаками биться в стену, утробно рычать и впиваться в губы. Чужие взгляды оставить в стороне, намеки и усмешки тоже, им нет места в голове и сердце. Там занято навеки. Этим нахальным рыжим лисом. Кихеном. Чей игривый взгляд прижигал с самого начала, манил и завлекал. Чьи якобы случайные касания и фразы таковыми не являлись. Он сразу все продумал, выверил, приметил. Сделал своим. Опутал цепями, забрал, спрятал и уничтожил всех вокруг. Неважно, что его стараниями исчезло все, целый гребаный мир и окружение, за которое раньше цеплялся так отчаянно. Впивался ногтями, оставлял кровавые борозды и кричал, что есть мочи о вечных узах. Плевать. Неважно. Сейчас, в этой темной коморке есть только одно — их чувства. Которые никогда не стоят на месте, нет. Это не про них. Они вырываются изо рта громкими стонами, криками и признаниями в чем-то слишком сокровенном. В любви, в нежности, в тоске и раздирающей душу разлуке, пусть и на пару часов. В обед они всегда здесь, в этой душной комнате, отчаянно вгрызаются друг в друга, жмутся, облизываются и обязательно заполняют все пространство страстью. Им слишком мало жалких пятнадцати минут, это не для них, не по их распоряжению и графику. Нет, никак нет.
Вечер. Еще находясь в лифте наклониться, дунуть в ухо, облизать и прикусить. Смотреть в горящие желанием глаза и раствориться в игривой улыбке. Да, так нравится. Вывалиться из тесной коробки на своем этаже, с силой вжать в входную дверь и целовать. Так, чтобы свести с ума. Жадно, долго, с напором. Со всеми чувствами, что скопились за день. Это не помешательство, отнюдь. Они просто не могут насытиться друг другом. Всегда хочется большего, всего и сразу. Зайти в прихожую, сбросить одежду на пол, отшвырнуть надоевшую папку с документами и стянуть шарф, подхватить легкое тело на руки и не отрываясь целоваться пока не упрешься в диван. Завалиться. Стянуть штаны, белье и прижаться к груди. Слушать сердцебиение и не дышать. Наслаждаться. Кихен понимает, он подождет. Это важнее всего на свете. Его сердцебиение — это не обычные звуки, как у других людей, не простой ритмичный стук, совсем нет. В нем эхом отдаются слова любви, нежности и сжигающей пылкости. Оно говорит с ним, рассказывает все, о чем нужно знать, пока сам рыжий молчит и как дурачок улыбается, так счастливо и ярко, будто бы не понимает, что происходит. Понимает же. Запускает руки в волосы, делает гнездо на голове и ждет. Все еще ждет. Не мешает, только лишь подзадоривает и смеется. Его смех также особенный. Такие моменты стоить ждать с нетерпением, ловить их, наслаждаться. Постараться не упустить, поднять голову или повернуть ее, но обязательно, точно-преточно наблюдать за ним. Как он щурится так, что в уголках глаз появляются маленькие морщинки, губы растягиваются, а нос морщится. Кихен лис. Определенно. Если бы он фырчал в такие моменты, сомнений в этом бы не оставалось, но пока тот держится. Может быть из последних сил. Когда стук сердца перестает быть размеренным, когда бедра прижимаются ближе, поднимаются, трутся, когда из губ доносится тихий шепот, наступает тот самый момент. Его любимый. Когда последние капли терпения, растворяются в безудержном желании, когда нет сил оттягивать. Когда желание почувствовать, что-то большее выходит из-под контроля, режет и скребется. Овладевает. Нет, совсем не так, как в сопливых песнях и фильмах. Иначе. Но определенно со всей нежностью и любовью, так, чтобы запомнилось навсегда, так, чтобы в рыжей голове никогда не появилась глупая мысль, сбивающая с толку и порождающая сомнения: «а любят ли меня?» Так, чтобы Кихен знал ответ. Чувствовал его каждой клеточкой и физически ощущал.
Любят, боготворят, хотят и желают. Каждую минуту, час, день.
Всегда.