* * *
Если б я был древним полководцем,
покорил бы я Ефиопию и Персов,
свергнул бы я фараона,
построил бы себе пирамид
выше Хеопса,
и стал бы
славнее всех живущих в Египте!
Если б я был ловким вором,
обокрал бы я гробницу Менкаура,
продал бы камни александрийским евреям,
накупил бы земель и мельниц,
и стал бы
богаче всех живущих в Египте.
Если б я был вторым Антиноем,
утопившимся в священном Ниле,—
я бы всех сводил с ума красотою,
при жизни мне были б воздвигнуты храмы,
и стал бы
сильнее всех живущих в Египте.
Если б я был мудрецом великим,
прожил бы я все свои деньги,
отказался бы от мест и занятий,
сторожил бы чужие огороды —
и стал бы
свободней всех живущих в Египте.
Если б я был твоим рабом последним,
сидел бы я в подземельи
и видел бы раз в год или два года
золотой узор твоих сандалий,
когда ты случайно мимо темниц проходишь,
и стал бы
счастливей всех живущих в Египте.
(М. Кузмин)
***
Бард помнит это стихотворение наизусть. В тёмные ночи у Изгоев, когда все спокойно, и изгои кочуют по пустошам (вдали от Полиса, от н е г о вдали), Бард повторяет это про себя. Успокаивает нервы.
Днём Бард нарочно берет самую тяжёлую работу, чтобы не бросить однажды их всех, всех, сколько есть - и бежать изо всех сил к куполу, к заветной двери с кодом, зная, что Правитель бросит дела и всё, что угодно...Вместо этого Бард снова и снова решает организационные вопросы, читает сказки Музе, по-отечески ласково выговаривает Бродяге.
Бард старается не думать, не думать, не думать о том, каково это - засыпать сейчас в кольце крепких рук Тесея, под его дивно пахнущим телом.
Бард гонит эти мысли прочь: на сей раз он еле договорился на три месяца. Он выдержит. Должен выдержать. В конце концов, Изгои - его дело, его детище, главное в его жизни?
В глубине души Бард знает, что лжет.
***
К Правителю в первые дни после ухода изгоев не приближается даже Деметра - услужливая, безупречная Деметра, которая раньше всегда знала, как подобрать к Правителю ключик и лучше подвести к нужному разговору.
Впрочем, на всех мероприятиях Правитель появляется исправно, и его неизменно улыбающееся, безмятежное лицо транслируется на весь купол.
Один бог знает, чего это ему стоит. Но Правитель должен быть идеален, и уж тем более не срывать все свои планы из-за чертова Барда. Пусть видит: Полис превыше всего, и даже е г о уход на Пустоши ничего не изменит. Как не изменит и худощавое, умелое, гибкое тело, которое так удобно ночью, рыча, покусывать в плечи, в шею...
Улыбка меняется на оскал – на долю секунды, – а затем выправляется, словно ничего и не было.
– Что-то не так? – спрашивает вездесущая Деметра с плохо замаскированным любопытством.
– Зуб болит, – не глядя на неё, цедит Правитель.
Зуб там, должно быть, огромный, величиной с хороший грецкий орех.
Правитель улыбается, улыбается, улыбается на камеру - смотри, как я счастлив! Не смей отворачиваться! Ты сам это выбрал, сам попросил у меня эти чертовы три месяца, так умирай теперь с каждой моей улыбкой - как умираю я!
Только не отворачивайся, Бард. Только не сейчас.
Иногда Правитель проклинает то, что он первое лицо Полиса. Он часто гуляет с Икаром, вежливо интересуется новыми проектами, приветствует звёзд, гостей, хлопает кого-то по плечу. А ночью Правителю хочется взять самый быстрый мотоцикл – и умчать туда, к лагерю Изгоев, и будь что будет. Но он снова натягивает привычную уже улыбку – в комплекте с дорогим пиджаком, и никто не видит чёрную бездну в добрых лучистых глазах.
Пропади ты пропадом, Бард. И только посмей не вернуться.
***
Когда наступает последняя неделя, Бард не может спокойно сидеть на месте - он первый подгоняет гордый отряд Изгоев возвращаться обратно к Полису.
Гуманитарная помощь никогда не бывает лишней. Да и медикаменты, как-никак, кончаются, верно?
О том, что и он сам истощил свои силы, переоценил свою волю, Бард умалчивает. Под его глазами - огромные чёрные круги, а в глазах - ненасытный голод по единственному в мире.
Барду кажется, что обратно они ползут целую вечность.
Когда впереди показывается купол Полиса с улыбающимся Правителем, Бард замирает, точно его ударили под дых. Он стоит пару мгновений с открытым ртом, а затем хмурится так, словно увидел злейшего врага. В какой-то мере это так и есть. Даже Муза лишний раз не подходит к отцу – ему, кажется, нездоровится в последнее время?
Бродяга, столь же мрачный, как и сам Бард, вполголоса бормочет, что нужно поставить этот Полис перед ними на колени.
Бард рявкает на Бродягу так, что тот с недоумением замолкает и смотрит – испуганно и почти сочувственно.
Бард молится, стиснув зубы, чтобы пережить этот день. Картинка с Правителем на коленях стоит у него перед глазами, и Барду кажется, что все, пережитое на Пустошах – ерунда.
Пытка начинается сейчас. Каждую секунду уговаривать себя держать лицо и не смотреть, - не смотреть, черт возьми! - так часто на этот купол. Снова помогать всем расставлять палатки, а не сбегать телом и мыслями туда, к нему. Получается с трудом, но Бард ещё держится. Держится на той почти ненависти, загоревшейся в нем от слащавой неизменной улыбки Тесея.
Когда наступает ночь, Бард не спеша накидывает рюкзачок, с наслаждением и злорадством отмечая, что уже почти опаздывает.
Впрочем, ноги сами несут Барда, несут куда быстрее, чем ему самому хотелось бы - по привычной дороге, к аварийному выходу. Сердце колотится как сумасшедшее, и Бард бежит, бежит, чтобы хоть как-то оправдать этот стучащий по всему телу набат. Дрожащими пальцами он набирает код...
Правитель, его несгибаемый Правитель сидит на полу у аварийной двери, обессиленно прислонившись к стене.
***
Правитель смотрит на Барда с каким-то нечитаемым выражением лица. Оперевшись на стену, он неестественно, словно в замедленной съёмке, поднимается на ноги и равнодушным механическим голосом произносит:
– Ты опоздал.
Барду кажется, что он заключённый, который бежал по коридору, думая, что за ним свобода - а пришёл на эшафот. Таким Тесей не был - никогда прежде.
Бард протягивает руку, но Тесей отшатывается от неё, как от змеи.
– Прости меня, - говорит Бард, пытаясь в эти два неловких слова уместить все три месяца, и это преступное промедление. Преступное - против них двоих.
Бард безуспешно пытается поймать хотя бы взгляд с в о е г о Тесея.
– Я бы мог стереть вас всех с лица земли одним словом, - раздельно и очень спокойно произносит Правитель. В его глазах – пустота, и впервые Барду становится не по себе.
Сейчас он в последнюю очередь думает об Изгоях.
– Тесей! Я не..– просит он отчаянно – и тут же осекается. Ледяные, чужие глаза Правителя смотрят мимо него.
– Ты опоздал.
Каждое слово как огромная, тяжёлая глыба.
И невозможно опровергнуть, найти разумные доводы против этих слов.
Правитель разворачивается и медленно, шатаясь, идёт к выходу – другому, парадному.
Бард чувствует, словно под ним разверзлась пропасть, и он падает, падает, падает... В два тигриных прыжка через всю комнату он догоняет Правителя.
– Тесей! Посмотри на меня! Я к тебе пришёл! –требует Бард, но каким-то непостижимым образом это требование обращается в мольбу, а руки Барда против его воли обвивают стройное, мощное тело Тесея.
В следующую секунду Бард прижат к полу, практически пригвожден склонившимся над ним Тесеем – властным, распаленным, жадным.
– Что я говорил тебе, Бард? – низко рычит он над самым ухом, и, боже мой, Бард готов отдать полмира, чтобы провести вот так остаток жизни. Однако ему хватает наглости усмехнуться в лицо своему Правителю - и сомкнуть руки неприлично низко за его спиной.
– Что можешь уничтожить нас всех? – шепчет Бард, и в глазах его пляшут лукавые искорки. Он знает, что сейчас будет. – Именно, – опасно кивает Тесей и, заставив себя отвернуться от Барда, отдаёт приказ датчикам:
– Закрыть все входы и выходы моего кабинета на двенадцать часов.
...Вряд ли им сегодня понадобится кто-то ещё