Самое грандиозное - то, что наставницей Круэллы, ее духовной матерью, если хотите, баронесса была задолго до принятия девушки к себе на работу.

Эстелла всю жизнь (опять же, не понимаю, почему сценаристы, выражаясь культурным языком, прошляпили эту возможность нагнетания напряжения – или тут уже я слепа к метафорическому языку кинематографа), всю жизнь мечтала быть такой, как баронесса. В каком-то смысле - быть самой баронессой. Все вырезки из журналов и газет, эскизы своих нарядов юная Эстелла интуитивно – или осознанно – подбирает как возможность приблизиться не к чему-нибудь, а к модному дому баронессы, ведь именно этот дом она считает эталоном моды.

Баронесса вдохновляет Эстеллу задолго до их обоюдного знакомства.

Надо сказать, и Круэлла, и Эстелла – дитя баронессы, как панк-мода улиц – в какой-то степени дитя высокой моды, ибо появление новой эпохи естественным образом вытекает из старой.

Но если Эстелла – послушная "мамина доча", что своей приемной мамы, что баронессы, то Круэлла – это сепарирующийся и бунтующий подросток.

Это новая и мощная сила, что заявляет о себе, взрослея – и поэтому противопоставляя себя колыбели, откуда произошла.

Однако подростку как никогда нужна мать - окей, родительская фигура - и в роли врага, и в роли модели для подражания. Подросток как бы одновременно заявляет: "я – это не ты" и "я – как ты, только лучше".

И баронесса напугана: во-первых, этим "я лучше тебя", а во-вторых, пониманием, что у нее с этой непонятной Круэллой слишком много общего. Настолько, что Круэлла прямо заявляет: ее платья – это видоизмененные и «исправленные» платья баронессы.

Думаете, баронесса не замечает, как даже в попытке бросить ей вызов и высмеять Круэлла остается трогательно преданной ей в каждом наряде?

Девочка тоже привязана к маме, как и мама к девочке – какими бы жестокими и мнимо-бессердечными обе они ни были. И трогательное объятие перед сокрушительным финалом, и дочкино заведомое ожидание (вторичного) предательства показывает: она переросла свою мать.

Переиграла и уничтожила.

И потому история Круэллы – не Хайд, вырвавшийся из-под личины Джекилла. Это история взросления. Главная героиня хоронит Эстеллу – добрую, а значит, слабую часть себя, робкую девочку, доверявшую людям, - и окончательно перерождается в свою более прочную и эгоцентричную версию. Что ж, она достойна занять это место.

«Эстелла погибла, так же, как и ее добрая мама», говорит Круэлла, – и это, хотя и очень печально, но вполне закономерно. Иначе антигероями не становятся.

***

«Круэлла» – прекрасный фильм про отделение "дочернего" от "родительского" – и одновременно про теснейшую, интимнейшую связь между этими компонентами. Это история о борьбе и взрослении, о звере и человеке – и пока все эти роли изящно помещаются в отношения двух заклятых соперниц, матери и дочери, я буду пересматривать «Круэллу».