"Ты смел, хоть мал,
И в час лихой
Хочу, чтоб знал:
Я здесь, я с тобой!".
Легион - Два крыла.
Старый сизый грифон Тэрригер работал во дворце семьи Плегансов сто три года со времён завершения войны между людьми и грифонами. Бывший пленный, он попал на службу к этой семье, когда привлёк внимание своим умом и лояльностью к людям, сразу согласившись остаться на чужой земле. Он никогда не считал себя предателем рода грифонов, да и вообще на ту бойню отправился по велению отца и просьб младшего брата, ещё совсем птенца, но уже жаждущего чужой крови. Чтобы семья не разочаровалась в нём, Тэрригер и ступил на чужую землю, особо не противясь. В те дни он на собственной шкуре познал, что такое война, и даже ради родных никогда не повторил бы вновь тот разрушительный путь.
Полученное ранение и плен не позволили вернуться в строй, но поумневший грифон и не возражал. Разгневанные мирные жители почти отбили пленного у солдат в жажде свершить самосуд – даже тогда Тэрригер не возражал, понимая их чувства.
Когда война подошла к концу, так и не принеся ни одной из сторон желаемого, судьбу пленных частично решили обменом, остальных же отправили на восстановление руин. Тэрригера, как увечного, отдали в безвозмездное служение людям. К счастью, грифону повезло: его хозяин не позволял себе измываться над ним, но Тэрригеру пришлось сперва заслужить его доверие, чтобы после уже сын хозяина мог назвать грифона членом своей семьи и доверить самое ценное, что могло быть у человека – своего ребёнка.
К тому времени первый хозяин уже скончался, а у его сына подрастал наследник – мальчик по имени Хон. Постаревший Тэрригер воспитывал его и ухаживал за ним, когда у отца не хватало времени, а не хватало его очень часто. Настолько, что грифона Хон любил сильней, чем родного отца. Даже когда подрос, Хон по-прежнему проводил с ним время и обожал гладить перья грифона, что росли везде, кроме лап, хвоста и груди, обрамлённой у шеи бурым мехом, на макушке же шерсть слегка топорщилась седым хохолком. Глаза Тэрригера светились ярким жёлтым огнём, когда вечерами он шёл по коридору, и свет их не внушал юноше страх, напротив – привлекал своим теплом, как влечёт тепло от горящей свечи. Лишь врагам стоило остерегаться его грозного облика. У всех остальных, кто знал его и любил, Тэрригер вызывал самые тёплые чувства, наполняя души покоем, когда был рядом. Тэрригер уже не вспоминал прошлое, он давно обрёл своё место и счастье в стране, ставшей ему второй родиной, и никогда не грезил мечтою вернуться к своим. Иногда Хон спрашивал его об этом, но грифон всегда отвечал, что прежний Тэрригер никогда не вернётся, а тот, кем он стал, родился именно здесь, здесь и умрёт. Это казалось Хону немыслимым, ведь любое существо тоскует по семье и себе подобным. А Тэрригер даже с другими грифонами, с такой же судьбою бывших вояк, никогда не общался.
И всё же прошлое дало о себе знать. После той войны грифоны не пытались осознать и признать ошибки, а уж тем паче пойти с людьми на контакт. Обособленные друг от друга, обе стороны копили обиду и ненависть целое столетие, за которое младший брат Тэрригера вырос и впитал всю эту ненависть. Он прекрасно помнил, как старший уходил на войну и не вернулся, он поднимал архивы, даже шпионов нанимал с целью добыть информацию о пленных. Отец с матерью умерли, и некому было его вразумить. Ещё в детстве Горифал поклялся найти брата, и вот, наконец, отыскал. Для этого ему пришлось перебороть отвращение, ступив на проклятую землю людей.
Отец Хона вот уже неделю был в отъезде, совершенно не беспокоясь за сына, ведь с ним Тэрригер. Немногочисленную прислугу хозяин защите не обучал, да и весь его род никогда не участвовал в сражениях. Защитить Хона мог только Тэрригер, благо он стоил дюжины вооружённых до зубов воинов.
Юноша пил чай на большой открытой веранде четвёртого этажа, Тэрригер неподалёку приводил в порядок картины и статуэтки, смахивая с них пыль. Всё, как обычно, шло своим чередом, пока на обеденный столик Хона не легла чья-то огромная тень.
- Вот я и нашёл тебя, братец, - клокочущим, совсем не похожим на речь Тэрригера тоном, произнёс кто-то.
Подняв взгляд на застывшего в воздухе огромного грифона, чей дикий взгляд в горящих яростью глазах приковал его к месту, Хон выронил чашку. Всем живущим в их стране грифонам крепили на хвост особый браслет, который невозможно снять или подделать, чтобы отличать своих от лазутчиков из страны грифонов. На этом грифоне браслета не оказалось.
Тэрригер в мгновение ока оказался перед юношей, заслонив его собою – и опешил. Он узнал брата, но впервые не знал, как поступить. Тот нашёл его явно не из родственных чувств.
- Убирайся обратно, слышишь? – выкрикнул старый грифон. – Ты мне не семья, а страна, откуда ты прибыл – больше не мой дом!
Расхохотавшись, Горифал с издёвкой продолжил, яростно взмахивая крыльями:
- Взгляни на себя, в кого ты превратился, некогда ушедший на войну грозный «воин»! Стал жалким рабом, окольцован, раздавлен пятою человека, да ещё и радуешься этому?! Сумасшедший! Не хватило духа вернуться, стыдно стало, когда попал в плен? Предатель, служишь тем, кто для нас не более, чем скот! Из грифона стал подобием человека, а ведь мы даже на задних лапах ходим не так, как они, мы слишком разные! Не такого Тэрригера я ожидал здесь увидеть, не такого помнил, не о таком плакал денно и нощно, пока рос и умнел…
- Разве ум привёл тебя сюда? – перебил старший брат. – Забавно, что ты зовёшь умом противоположное ему качество.
Глубоко вздохнув, Горифал развёл лапами.
- Тебе повезло, что на оскорбления я ныне не настроен. Не буду тянуть резину и приведу грубое сравнение: помнишь, что делает лев, когда родившая львица не желает спариться? Он убивает весь её выводок. Так и я избавлюсь от того, кто держит тебя здесь, и сделаю это прямо сейчас! Прочь с дороги!
В ответ Тэрригер выпустил когти, обречённо вздохнув. Хона-то он, может, и защитит, если тот успеет укрыться, а вот победить зрелого и сильного грифона – вряд ли. При иных обстоятельствах он бы улетел, не начал бой, презирая любые конфликты, но не теперь, когда на кону жизнь того, кого доверили защищать, и который верит в него всем сердцем.
Бросившись друг на друга, грифоны сцепились и покатились по веранде, затем по залу. Успев выкрикнуть юноше, чтобы спасался, Тэрригер рвал противника так, что летели не только перья и шерсть, но и куски мяса. А Хон не убежал, спрятавшись у стены за роялем. Что толку в бегстве? Этим он не поможет старому грифону. Больше всего на свете юноше хотелось ввязаться в драку, если б он был так же силён, клыкаст и когтист. Ничего не приходило в голову, до оружия, что чисто для вида хранилось в кабинете отца, далеко, и Хон, отчаянно наблюдая, как младший грифон терзает уже уставшего брата, метнулся в коридор и схватил алебарду у рыцарских доспехов. Прицелившись, он метнул её в Горифала, но грифоны перемещались слишком быстро, и лезвие угодило в основание правого крыла Тэрригера, вонзившись, к счастью, неглубоко, и само выскользнуло из раны. Старый грифон вскричал от боли, позволив Горифалу уложить себя на лопатки.
- Молодец, пацан, - злорадно произнёс враг. – Славный бросок. Только я всё равно тебя убью.
Клюв Тэрригера вонзился ему в шею, и сражение продолжилось. А Хон, ужасаясь, что натворил, глядел на окровавленную алебарду, не в силах сдвинуться с места. Как он теперь посмотрит в глаза своему воспитателю, в эти тёплые, добрые, золотистые глаза, что всегда согревали его своим светом? Отныне его руки в крови Тэрригера, и этот стыд душил, уничтожал юношу изнутри.
После того, как воспитанник нечаянно ранил его, старый грифон стал лишь свирепее. Собрав остаток сил, он пытался отыскать слабое место брата, но слишком мало они прожили вместе, чтобы знать друг о друге всё. Но и отступать старый грифон не собирался – это означало бы смерть для него и для Хона. Поэтому он сражался, как в последний раз, за жизнь чужого, в общем-то, существа, с существом родным, но чуждым ему нынешнему.
Ещё один неприятный сюрприз уготовил Тэрригеру брат: он извернулся и ударил кулаком в левый бок – туда, где остался шрам от серьёзной раны, плохо заросший перьями. Дикая боль прожгла старого грифона, он рухнул и съёжился в страдальческом вопле, а Горифал, сжав его шею, собрался перекусить артерию и покончить с родным братом.
Не понимая, зачем делает это, Хон бросился к грифонам. Мгновенно заметив его, Горифал решил сперва расправиться с человеком – всё равно старший брат вымотан и покорён. Развернувшись, он приоткрыл клюв, собираясь схватить человека, но Хон ловко скользнул меж его лап, прокатившись по скользкому паркету прямиком к Тэрригеру.
Клюв Горифала вонзился в пол. Грифон успел увидеть, как брат, тяжело дыша, взлетает, а на спине у него сидит Хон, зажимая рану у крыла. Миг – и они улетели, да так стремительно, словно и не было изматывающей битвы.
- Бегством не спасётесь! – вскричал Горифал, взмывая в воздух, но в этот момент раздались выстрелы. Несколько слуг, у которых был доступ к оружию хозяина, запоздало прибыли на помощь. Получив в спину несколько пуль, Горифал рухнул у края веранды, и, крича на своём языке, бил крыльями, пытаясь взлететь, пока не был добит тремя пулями в голову.
- Срочно разыскать их! – приказал дворецкий. – Надеюсь, оба целы и поведают нам, зачем сюда явился лазутчик.
Безумная боль терзала Тэрригера с каждым взмахом повреждённых связок у основания крыла, ещё одна – обжигала бок после сильного удара.
- Прости меня, - повторял Хон, прижимаясь к спине грифона и не отнимая рук от его раны. – Не мучайся, снижайся поскорей.
- Нет… - выдохнул Тэрригер. – Он может погнаться… Я не в силах… биться… Подальше… в лес…
- Хорошо, - жалостливо произнёс Хон и обернулся назад. – Никто не взлетал, я слежу постоянно, не волнуйся. Погони нет.
Дивясь выносливости грифонов, Хон нервничал, и не напрасно. Снижаясь над лесом, Тэрригер дышал всё учащённей, кровь из раны с новой силой хлынула сквозь пальцы перепуганного юноши. Пытаясь сесть на задние лапы, старый грифон принял вертикальное положение, быстро работая крыльями. По его измученному взгляду Хон понял, что тот вот-вот потеряет сознание, и решил спрыгнуть с опасной высоты, иначе они оба разобьются, так пусть он, виновник всего этого, пострадает тоже, зато Тэрригеру станет чуть легче достичь земли.
Рухнув вниз, Хон ушиб правый бок, не сумел сдержать стона, и едва в голове прояснилось, увидел, как рядом чуть мягче коснулся земли Тэрригер. Тяжело дыша, он лежал пластом, не открывая глаз.
Бросившись к нему, Хон вновь зажал ему рану, и, оглядевшись, увидел, что они в заросшей чаще. Тут их будет сложно обнаружить и с земли, и с воздуха.
Приметив куст лопуха и какое-то лианоподобное растение, Хон сорвал их, чтобы перевязать рану. Затем нашёл ручей и принёс Тэрригеру напиться в свёрнутом листе лопуха. Тот едва смог приоткрыть клюв, совершенно обессиленный. Больше Хон его не трогал, понимая, что нужно оставить грифона в покое, позволить набраться сил. Не без тревоги юноша оглядывал небо, прислушивался к каждому шороху. Если Горифал всё же преследовал их и вот-вот обнаружит, конец неизбежен.
Не в силах больше сдерживать слёзы, Хон беззвучно плакал, проклиная себя за ошибки. Тэрригер не заслужил всего этого. Зная, что его вину ничем не искупить, Хон молчал, дожидаясь, пока старый грифон оправится и примет решение. Юноша надеялся, что этим решением будет покинуть их семью, недостойную благородного существа.
- Хон… - спустя некоторое время, показавшееся юноше вечностью, позвал Тэрригер. Мгновенно оказавшись рядом, юноша пал на колени перед мордой грифона и взял её в обе ладони.
- Я слушаю, Тэрри. Очень больно?
Приоткрытые глаза с интересом уставились на юношу.
- «Тэрри»… Помню, ты сокращал моё имя в детстве, когда боялся темноты, или…
Закашлявшись, грифон чуть приподнялся, но так и не смог вслед за телом поднять голову, и рухнул обратно.
- Пожалуй, полежу ещё. Он сильно мне врезал. Да и летать с этой раной не смогу, пока не заживёт… Вот что, Хон. Мы не знаем, где сейчас это чудовище Горифал. И пока не узнаем, останемся тут. Заодно научу тебя выживанию в лесу. Поживёшь жизнью простого крестьянина, только не обижайся. Это вынужденная мера. Опасность не миновала и грозит отовсюду.
- Что ты, я всё понимаю, - пылко произнёс юноша, бережно обняв грифонью голову. – Ты только береги силы, хорошо? А я буду охранять и защищать тебя, как и ты. Сегодня и всегда.
- «Сегодня и всегда», - повторил Тэрригер девиз рода Плегансов, слегка рассмеявшись. – Ты вырос смышлёным, мой мальчик. Я ни разу не пожалел, что выбрал вас, а не попросил людей вернуть меня на родину, что больше не родина мне. И с тех пор лишил себя возможности ненавидеть. Скажи, ты ненавидишь моего брата?
Хон долго молчал, не зная, какого ответа ждёт его воспитатель. Любого? Или такого, который не разочарует?
- Наверное, я не имею права высказывать мнение о нём, пока не услышу ваше к нему отношение, - начал юноша. – Иначе могу обидеть вас. А вот кого я сейчас ненавижу – так это себя. О чём я только думал, бросая эту алебарду?
- Всё в порядке, - улыбнулся Тэрригер. – То была моя битва, и хоть ты не послушался и не убежал, я тебя не виню. Хорошо, что ты ошибся. Все ошибаются, и это нормально. Мой брат тоже совершил ошибку, явившись сюда, но и его я не порицаю. Это его выбор – не принимать меня таким, он помнил меня совершенно иным, и его возмущение, его разочарование во мне побудили к действиям его тёмную сторону.
- А разве не за этим он прилетал? Разве моя смерть не была его истинной целью? – изумился юноша.
- Даже если он знал о тебе заранее, я прочёл в его взгляде желание забрать меня с собой, никого не убивая, - поведал грифон. – Увы, этот ясный свет потух так же стремительно, как и вспыхнул. Когда же я высказал свою позицию, ничего иного ему не оставалось, кроме как убить тебя и меня.
Хон покачал головой.
- В его взгляде я видел лишь жажду покончить со мной.
Устало закрыв глаза, Тэрригер шевельнул правым крылом и зашипел от боли.
- Мы, грифоны, видим и замечаем то, чего не замечают люди. Даже у вас существует фраза: «Хорошее есть в каждом», а для нас это сама истина. Вот только брат мой ослеплён той борьбой, что иссякла век назад, но живёт ею до сих пор в надежде, что конфликт вновь разгорится, и он сможет пойти по моим стопам, повторить мои ошибки. Что ж, дело его, но одного я ему не позволю: уничтожить то, что мне дорого.
- Ладно, отдыхай, - дотронулся Хон до серебристо-белого меха на макушке, присев рядом. – Я понял: это пища для размышлений – как раз то, что мне сейчас нужно. Не представляю, как мы переночуем тут, но…
- К вечеру встану, - пообещал старый грифон. – Принеси пока воды и ягод, какие опишу, но не заходи далеко.
Как и обещал, Тэрригер встал на лапы до полуночи, но пока не мог ходить только на задних. Разминая их, он бродил кругами на четвереньках, наблюдая, как Хон пытается развести костёр. В какой-то момент грифон сел и стал то ли осматривать себя, то ли что-то выискивать в перьях. Приглядевшись, юноша ужаснулся: Тэрригер вырывал себе перья. Полагая, что, как и у многих пернатых, такое поведение связано со стрессом, Хон подбежал к нему и попросил успокоиться, погладил, как и всегда, по драгоценным перьям, но старый грифон вдруг улыбнулся.
- Всё хорошо, мальчик мой. Эти перья – для тебя. Будет на ночь подстилка.
- Тебе и так больно, а ты ещё и перья дёргаешь! – возмутился юноша, перехватывая когтистую лапу грифона. – А сам разве не замёрзнешь, ощипав своё тело?
- Да как-то не подумал, - развёл лапами Тэрригер. – Ну, если хочешь, спи на голой земле, только я всё равно не позволю тебе этой «роскоши».
Юноше пришлось смириться с его решением. Когда Тэрригер разложил перья, вышло довольно мягкое и тёплое ложе. Сам грифон лёг рядом, и Хон, свернувшись калачиком, уткнулся ему под крыло, что тут же укрыло его, словно одеялом. Перед тем, как уснуть, юноша захотел погладить пострадавший бок своего защитника, но так и не решился: Тэрригер всё ещё неровно дышал, боль не отпускала его, и лишнее касание могло всё усугубить.
Пламя костра догорало, начало осени ещё не грозило ночными заморозками, и два существа вполне могли провести тут ночь без особых последствий. Хон засыпал с мыслью, что к утру люди из дворца или полиция найдут их, иначе придётся идти обратно, на свой страх и риск, в лапы к Горифалу, если он поджидает поблизости или даже во дворце, перебив всех, кто внутри. Как же Хон хотел, чтобы отец вернулся, да поскорее! Если ему успели отправить письмо о том, что стряслось, он уже прервал поездку и мчится домой. Впрочем, во дворец им придётся вернуться в любом случае, иначе Тэрригеру станет хуже без должного лечения, ну а он, как распоследний крестьянин, останется в лесу совершенно один и вряд ли выживет даже с теми навыками, что дал ему старый грифон. Он так был благодарен ему и так перед ним виноват, что поклялся себе никогда не огорчать его больше и заботиться о нём так же, как Тэрригер заботился о нём с самых ранних лет.
Проснулся Хон от странного шума, и тут же вскочил, весь напрягшись. Уже почти рассвело, но старый грифон спал глубоким сном, необходимым для исцеления. Придётся разбудить его, твёрдо решил юноша, но вовсе не для того, чтобы израненный воспитатель встал на его защиту. Если это разбойники, да хоть сам Горифал, им придётся иметь дело с яростью Хона, наследника благородной династии Плегансов. Настал его черёд принять бой!
Обняв Тэрригера за шею и поцеловав в лоб, Хон пробудил старого грифона, зашептал об опасности, и тот не без труда поднялся на передние лапы. О том, что сражаться будет не он, а юноша, Тэрригер и слышать не желал, и всё никак не мог распрямить задние лапы. Слабость так и не ушла, хотя рана на спине уже не кровоточила, а бок почти не болел.
- Спрячься, Хон! – приказал он, грозно расправив здоровое крыло. – Пусть только подойдут – в клочья разорву, не сходя с этого места!
Юноша не слушался, выступив вперёд и заслоняя собой Тэрригера. Тот хотел вновь попытаться его вразумить, подняться, сделать пару шагов и убрать Хона с пути, как острое зрение грифона уловило знакомые перья на верхушках шлемов незваных гостей.
Стража дворца! Они всегда украшали свои шлемы его маховыми перьями, что при линьке выпадали из крыльев. Облегчённо выдохнув, Тэрригер лёг на лапы и улыбнулся.
- Отбой, Хон. Это наши.
Узнав, что Тэрригер не может летать, стражники послали одного из своих обратно во дворец принести большой паланкин для пострадавшего грифона, и доставили домой со всеми почестями. Отец Хона ещё не приехал, но, вероятно, до ночи успеет прибыть ко двору.
Хон первым узнал о том, что Горифал убит, и теперь не мог решить, сообщать ли Тэрригеру, или повременить. Старый грифон, едва юноша пришёл к нему в лазарет, тут же спросил о брате, и, собравшись с духом, Хон всё же сказал. В ответ Тэрригер закрыл глаза и понурил голову. И тут же его обняли за шею – в который уж раз за прошедшие сутки.
- Ещё раз прости, если можешь, - услышал старый грифон. – Эти люди подчиняются мне, когда отец отсутствует, значит, я в ответе за его гибель.
- Да никакой он мне не брат после всего, что случилось, а моя реакция – лишь мимолётная скорбь по нелепо прерванной жизни, - бросил старый грифон. – Всё хорошо, мой птенчик Хон, твоей вины в этом нет. Напротив, ты молодец, большой молодец. Даже за крыло моё не беспокойся и прекрати винить себя, рана быстро заживёт.
Он ласково потёрся клювом и щекой о плечо юноши, и Хон, весело рассмеявшись, совершенно успокоился ощущая, как полегчало на душе. Это невесёлое событие лишь сильнее сблизило их, таких разных существ, крепко связанных общей судьбою, общим счастьем, одной жизнью на двоих в полной гармонии и взаимопонимании. Вскоре старый грифон поправился и получил награду от отца Хона – золотую подвеску на шею, но надевал её лишь на праздники и церемонии, ведь главным сокровищем всей жизни считал Хона, которым Тэрригер гордился всю свою жизнь.