В воздухе прохладой витало обещание осени. Вечера наступали все раньше, ночью становилось почти холодно. Утром Ханаби увидела на дереве пожелтевший лист — среди зелени один, подернутый бронзой, и поняла, что это окончательная точка, подводящая итог лета.

Они с Шино «встречались» уже месяц. Это не было настоящими свиданиями, но им было весело. Каждый раз Ханаби возвращалась домой счастливая, чувствуя себя совсем немного преступницей — она заигрывала с женихом сестры, неважно, как сестра к нему относилась, и что сама в отсутствие младшей, возможно, пользовалась случаем, любезничая с Неджи. Но не больше; больше они позволяли себе только на миссиях, куда стали ходить вместе, дружно вешая старейшинам лапшу на уши, что открыли в себе идеальный дуэт. Старейшины не верили, но ничего поделать не могли — пока вина не доказана, обвинять не в чем, а запрет в правилах распространялся только на пределы Конохи.

Но все-таки…

Ханаби пыталась разобраться в себе. Думала, что чувствует, чего хочет, что может сделать — и мысли приводили ее к простому выводу. К самому простому из возможных. Не самому честному, скорее наоборот, совсем не честному, поэтому она медлила, желая убедиться. Оттягивала момент, сколько могла — но увиденный пожелтевший лист послужил неким знамением. Пора. Сегодня она сделает это.

***

— Бананы купил я для тебя.

Шино протянул Ханаби гроздь спелых желтых фруктов — ее любимых. Хинате больше нравились булочки с корицей, а младшая Хьюга обожала все банановое. Шино пришлось запомнить и то, и другое, но если он приносил на их «свидания» что-то из еды, то это неизменно было нечто с бананом.

— Спасибо, — Ханаби взяла гроздь, отламывая один плод. Второй она протянула Шино, и, когда он его взял, их пальцы соприкоснулись.

Ханаби откинулась спиной на спинку скамейки — с тренировочного поля они давно перебрались в парк, гуляя на дальних аллеях подальше от чужих глаз. Ничего предосудительного оба не делали, но по негласной договоренности скрывались, что придавало встречам особое очарование.

— Скоро осень настанет, — заметил Шино.

— Да, скоро, — Ханаби медленно потянула вниз желтую кожуру. Шино уже очистил свой банан, а она возилась, думая не о еде.

— Что-то не так?

— Все хорошо, — прицельно метнув кожуру в урну, Ханаби откусила кусочек фрукта. Покосилась на Шино… почему бы и нет? Следующий кусочек она не откусила, а отломила, обхватив губами продолговатый фрукт. Прожевав, снова обхватила губами, втянула сладкую мякоть — Шино нервно закусил губу, отводя глаза. Или не отводя — за его проклятыми очками было не видно, куда он смотрит.

Ханаби облизнула банан снизу вверх, смыкая губы на кончике, и только тогда Шино выдавил:

— Прекрати.

— Что прекратить? — она изобразила непонимание. — Что я такого делаю?

— Ты… — у него очень смешно краснели уши. — …ты ешь банан.

— Да. И что? — Ханаби повторила действие с медленным отламыванием кусочка губами. Шино шумно вздохнул.

— Это… выглядит, как…

— Как что? — невинно спросила она.

— Ты издеваешься, — догадался Шино. — Ты часто издеваешься. Но, пожалуйста, не надо так. Это… это смущает.

Его рифма исчезала, когда он нервничал. Сейчас это было заметно не только поэтому — никогда Ханаби не видела Шино таким сбитым с толку, хотя весь месяц их встреч только тем и занималась, что сталкивала его с колеи. Сначала ради Хинаты, потом ей просто было весело, а потом…

— Я тебя смущаю? — Ханаби состроила самое милое личико из всех возможных.

— Да, — глухо сказал Шино. — И твоя одежда… тоже.

— Моя одежда?

Вырез на ее топе был глубже обычного. Ханаби заметила, что ее грудь немного увеличилась, необычайно этим воодушевилась и приобрела новый топик с большим декольте.

— Что не так с моей одеждой?

— Все не так. Ханаби, ты же понимаешь, не притворяйся! — рассердился Шино. — Ты не дурочка и не ребенок!

— Вот именно. Не ребенок, — доев банан, она облизнула пальцы. Шино отвернулся.

И кто тут еще ребенок? Еще бы глаза закрыл. Ладонями. Ханаби стало смешно.

— Шино, я тебе нравлюсь?

— Ты с ума сошла, — хрипло сказал он. — Ты же знаешь, что я… и Хината… она твоя сестра.

— И что? — Ханаби тихо засмеялась. — Расслабься. Я не собираюсь к тебе приставать. Терпеть не могу женщин, которые вешаются на мужчин, особенно понимая, что мужчины не отвечают им взаимностью. Я не такая.

— Я больше не куплю тебе бананы, — пообещал Шино.

— А шоколадку с банановой начинкой?

— Шоколадку — да.

— А мороженое?

— Да… нет! — вспомнив о форме мороженого, он снова покраснел. Ханаби расхохоталась.

— Видишь, я тебе нравлюсь.

— Просто ты меня смущаешь, — буркнул Шино. — И смеешься надо мной.

— Но я тебе нравлюсь.

— Нет.

— Нравлюсь.

— Нет.

— Да.

— Сказал же, нет.

Он старательно отворачивался, что заставляло Ханаби подавлять новые смешки. Каждое ворчливое «нет», несомненно, означало «да», в противном случае Шино оборвал бы ее более резко и сразу ушел. Но он не уходил, сидел рядом с ней и продолжал спорить. Не реагировал так сухо и безразлично, как Неджи на Миюки — больше всего Ханаби боялась однажды наткнуться на такое равнодушие, неважно, с чьей стороны. Со стороны любого человека, который дорог ей, но она не дорога ему.

— Шино, посмотри на меня.

Отказываться было бы ребячеством и глупостью. Шино повернулся к Ханаби — и ее глаза вспыхнули двумя лунами.

— Бьякуган!

Отвернуться Шино не успел. Замер под чужим пристальным взглядом, любуясь тем, как сияет серебро улучшенного генома, как меняется лицо, как Ханаби преображается — до сих пор он не задумывался, что у нее тоже есть Бьякуган, принимая белизну глаз, как должное. Как нечто самое обыденное. Он не думал, что на самом деле умеет Ханаби, какими владеет техниками, на что способна в бою… она была просто Ханаби, и все.

Но просто сестрой Хинаты она быть перестала. Когда — Шино не понял, просто однажды, дожидаясь ее, подумал, что ждет именно ее. Не для того, чтобы учиться флирту со старшей Хьюга, а для того, чтобы общаться с ней.

Ханаби смотрела прямо ему в глаза, и ей не мешали очки. Смотрела внимательно, пристально, так, что ему хотелось поежиться — казалось, что она видит все. Видит его тело, внутренности и даже мысли.

— Ты… — губы Ханаби приоткрылись. — Ты… красивый.

— Что? — растерянно переспросил Шино.

— У тебя красивое лицо. Зря ты его прячешь. Теперь я уверена, что не выдам сестру замуж за человека с прыщами, — рассмеялась Ханаби, намеренно уничтожая повисшую в воздухе неловкость.

У Шино были правильные, аристократические черты лица. Выразительные темные глаза, тонкие брови, в меру длинные ресницы. Ханаби видела каждую черточку, запоминая — теперь, глядя на него, она могла представить, какой он.

— У меня нет прыщей, — то, как Шино быстро обижался, тоже казалось ей милым.

— Да, я только что убедилась. Может, еще банан?

Гроздь лежала на скамейке между ними. Когда Ханаби хотела взять ее, ее запястье перехватил Шино.

— Не надо.

— Потому, что я тебя смущаю?

Их лица оказались близко. Кто первым сократил расстояние, Ханаби не заметила.

— Потому что…

Губы Шино легко и невесомо коснулись ее губ. Ханаби задрожала — ее первый поцелуй происходил примерно так, как она себе представляла. С тем, с кем она бы этого хотела. У его губ был сладкий вкус, он пах пряным одеколоном, под ее ладонью отчаянно билось его сердце.

Ханаби боялась, что Шино прекратит поцелуй и скажет «нельзя», вспомнит про Хинату, еще хуже — начнет отчитывать ее на правах старшего… но он молчал, целуя ее, и когда поцелуй прекратился, не сбежал. Сбежала она — быстро соврав что-то про невероятно важные дела, требующие ее немедленного вмешательства.

***

— Семеро, — сказал Неджи, положив перед Хинатой бумаги. — В этом году. Семеро детей без Бьякугана.

Они расследовали это весь прошедший месяц, стараясь скрывать расследования от старейшин. Тайком пробирались в архивы, расспрашивали людей, заглядывали в глаза играющим детям в поместье. Цеплялись за вырождение улучшенного генома, как утопающий за соломинку, преступно радуясь каждому новому подтверждению своей теории.

— В прошлом году — пятеро, — продолжил Неджи. — Их количество растет.

Хината потерла виски. Растет. Неумолимо увеличивается численность шиноби, носящих имя Хьюга, но не имеющих белых глаз, способных видеть все вокруг себя. Потомки великой Кагуи Ооцуцуки уходили в небытие. Возможно, там, на Луне, Усаги-но-Мегами смеялась над ними, считая это своей победой.

— И что ты предлагаешь? — спросила она. — Мы не можем явиться к старейшинам с этим списком. Просто не можем. Ты понимаешь, почему.

Неджи помрачнел — он прекрасно понимал. Вырождение генома означало, что запрет на инцест не просто нужно снять — но нужно кардинально изменить тактику, вместо запрета введя обязательство, принуждая Хьюга к родственным бракам. Это было намного хуже, чем запрещать то, что и так практиковали единицы.

— Но Бьякуган исчезает, — сказал он.

— Да, — Хината застонала. — Исчезает. Но это жестоко. Даже ради Бьякугана… жестоко. Если мы введем такую политику, нас ждет то же, что и Учиха.

— Может, можно сделать иначе? Не заставить… намекнуть… — беспомощно проговорил Неджи, сам зная, что звучит это глупо.

— Намекнуть… «Дорогие Хьюга, мы можем утратить геном, поэтому не будете ли вы так любезны жениться на своих сестрах и выходить замуж за братьев?» — хмыкнула Хината. — Хотя… сказать правду стоит. Каждый сам решит. Мы не знаем, что происходит за закрытыми дверьми. Тем более, на кону стоит наша судьба, — она посерьезнела. — Это вопрос жизни и смерти, Неджи. Только не отдельного человека, а нас всех. Будем ли мы теми, кем были. Я уверена, если бы отец узнал это, на следующий же день он издал бы закон, обязывающий Хьюга к родственным бракам.

— А потом…

— Резня, — кивнула Хината.

— Онее-сан!

В сёдзи постучались. Хината с Неджи быстро отодвинулись — рассматривая документы, они сидели за столом в обнимку, периодически по очереди активируя Бьякуган и проверяя, нет ли поблизости старейшин. Ханаби оба уже почти стали доверять, но и ей не стоило видеть, как они нежничают друг с другом.

— Входи, — разрешила Хината.

Ханаби влетела в кабинет, покрасневшая, с таким видом, будто за ней гнались, но осеклась, увидев Неджи.

— Эм… Хината, мы можем поговорить наедине? — выдавила она. — Неджи, не подумай ничего, просто это… между девочками.

— Вот как. Тогда не смею вам мешать, Ханаби-сама, — улыбнувшись одними глазами, Неджи забрал бумаги и покинул кабинет. Как только сёдзи закрылись за его спиной, Ханаби плюхнулась на стул перед столом Хинаты и выпалила:

— Пожалуйста, устрой на Сюбун-но-хидень осеннего равноденствия маскарад!

— Маскарад? — опешила Хината. — Какой маскарад… зачем?

— Обычный! Чтобы люди во время празднования надели маски! Ты же не тратила деньги на Танабата? Можно потратить их сейчас! — Ханаби говорила возбужденно и сбивчиво. Ее глаза горели незнакомыми старшей Хьюга огнями.

— Можно, но почему именно маскарад? — сощурилась Хината.

— Давай начистоту, — решительно произнесла младшая. — Ты не любишь Шино. Ты не хочешь за него замуж. Ты любишь Неджи. К тому же, Бьякуган вырождается…

— Ты подслушивала? — Хината насторожилась. Они с Неджи старались проверять окрестности каждые две минуты, но даже за две минуты Ханаби могла успеть приблизиться и что-то услышать. В отличие от старейшин, она быстро бегала.

— Подслушивала, но это неважно, я на вашей стороне. Верите вы мне или нет, но на вашей. И я могу вам помочь! Просто устрой маскарад… и пригласи Шино.

— Нет, — побледнела Хината, медленно начиная понимать, что собирается сделать сестра. — Нет, Ханаби… не надо. Не надо так.

— Ты его любишь?

Хината выдохнула, признавая поражение.

— Нет. Но я не хочу, чтобы ты приносила себя в жертву.

— Так жертвы ради клана Хьюга разрешено приносить только вам с Неджи? — нервно хохотнула Ханаби. — А я к клану отношения не имею, да? Поставили печать на лоб и списали со счетов? Или я не дочь Хиаши? Или не такой же потомок Ооцуцуки? Или я чем-то хуже вас, потому что младше?

— Вот именно, ты младше, и я хочу тебя защитить, — нахмурилась Хината. — Понимаешь? Защитить!

— Может, я тоже хочу тебя защитить? — парировала Ханаби. — Может, я, как Неджи, хочу закрыть тебя собой, только не от шипов?

— Зачем ты… — лицо старшей болезненно исказилось. Ханаби вскочила с места, подбежала к ней и присела на колени рядом, тем самым тоже напомнив Неджи.

— Хината, милая, прости меня, — быстро заговорила она. — Прости, я была глупой эгоисткой, я думала только о себе, я причиняла тебе боль, но я тебе не враг, я никогда не была твоим врагом, я люблю тебя, я восхищаюсь тобой, и, пожалуйста, просто доверься мне. Устрой маскарад. Пригласи Шино. Надень свое лучшее кимоно с символами аки но нанакуса… и маску кицунэ. Сделай нихонгами… и, когда все будут танцевать…

— Ханаби, это глупо, — строго сказала Хината.

— Ты думаешь, это жертва? — шепнула Ханаби, глядя снизу вверх. — Это месть, онее-сан. Ты забрала мое место главы, а я заберу твоего мужчину. Все честно, правда?

***

Даже в обычные дни Хьюга иногда сложно было различить — все, как один, белоглазые и длинноволосые, они походили друг на друга, но в этот вечер — особенно. Поместье наполнили ритмичные удары тайкосемейство барабанов, используемых в Японии, ароматы клевера, гвоздики и рисовых моти и толпа людей в кимоно с мотивами аки но нанакуса — каждый постарался выбрать оригинальное, сшить или заказать. На торговых лотках, сооруженных специально для торжества и украшенных колосками мискантусаполевое злаковое растение, внешне напоминает рис, символизирует плодородие; одно из семи растений периода аки но нанакуса, гостям, кроме моти с разнообразными начинками, предлагали цукими-дангоданго — японские клецки или колобки из клейких сортов риса, цукими-данго — особые данго, которые готовят в период цукими, любования полной луной. и клубни таропопулярное пищевое растение Африки, Юго-Восточной Азии и других тропических регионов, напоминает картофель; традиционное угощение в период цукими.. На небесах гордо сияла полная луна — та самая, где жила запечатанная навек Усаги-но-Мегами и ее сын Хамура, прародители клана Хьюга.

Ханаби посмотрела на луну и мысленно попросила защиты и помощи у предков — сегодня был их день. День не только осеннего равноденствия и благодарности за урожай, но еще и поминовения усопших. Может, Хиаши тоже с ними… с Хамурой. Усаги-но-Мегами бессмертна, ей не воссоединиться с родными.

Они с Хинатой договорились, как оденутся, обсудив все до малейшей детали. Одинаковые кимоно с узором из кикёкитайский колокольчик; на языке цветов обозначает неизменную и нежную любовь, истину, дружбу, покорность., волосы, собранные в бункин-шимада и современных невест, маска кицунэ, изящные гэта (для Ханаби сделанные на платформе немного повыше) — сестры не отличались друг от друга, и первой на празднестве появилась старшая. Произнесла приветственную речь, лишь после этого опустив на лицо маску, и слилась с гуляющими.

Шино был рад приглашению, несмотря на то, что чувствовал огромную вину перед Хинатой. Это уничтожало — тяга к Ханаби перекрывала долг, тяга к Ханаби могла разрушить все, перечеркнуть его дружбу, сломать узы их семей, покрыть позором, но целовать младшую Хьюга было невыносимо сладко. Так сладко, что внутри загоралось что-то… очень похожее на возбуждение. Хорошо, что она тогда убежала — Шино чувствовал, что в противном случае ему сложно было бы остановиться.

Он любил Хинату. Думал, что любил — кроме нее, Шино не общался с девушками близко. Она была его другом, она его понимала, но, встретив Ханаби, Шино понял, что дружба и любовь — совершенно разные вещи. К Хинате его так не тянуло. Хината отгородилась от него примерно после экзамена на чуунина, поставила невидимую ширму, обозначив: они с Кибой сами по себе, она — сама по себе. Становление главой клана подвело черту, превратив ширму в каменную стену. У Хинаты всегда были дела, она минимизировала количество их встреч — а Ханаби сама хотела видеться как можно чаще. Ханаби провоцировала, Ханаби завлекала, но все же виновата была не она, а он — потому что поддался. Потому что, целуя ее, сам хотел ее поцеловать.

В маске ему было проще. Привыкший прятать глаза, Шино с облегчением вздохнул, узнав, что фестиваль будет маскарадом — спрятав все лицо целиком, он мог не ощущать столь жгучей вины. Будто он был не собой, а просто одним из многих — духом, пересекшим реку Сандзу, чтобы погулять на Ближнем берегу.

Маска óни смотрелась отталкивающе, но Шино понравился этот образ. Он надел темное хаорияпонский жакет прямого покроя без пуговиц, надеваемый поверх кимоно или с хакама с узором из обана, связал волосы в чоммагэ, и не выделялся среди присутствующих мужчин. Он собирался пробыть здесь совсем немного, съесть несколько цукими-данго, полюбоваться луной и уйти, но вдруг у лотка торговца его остановила Хината.

— Привет, Шино, — сказала она. В ритме музыки, создаваемой тайко, волнение ее голоса было слышно неясно — то ли правда волнуется, то ли ему показалось.

— Привет, Хината, — он вспомнил, как Ханаби требовала произносить это с радостью и трепетом, и вновь ощутил жгучую вину.

— Тебе нравится праздник? — продолжала Хината.

— Да, ты молодец, все так красиво… это же ты придумала? — спохватился Шино.

— Да, я, — гордо ответила глава клана. — Шино, я… я долго думала… этот фестиваль затеян не просто так. Отсюда очень легко исчезнуть, и наше отсутствие не заметят. Мне… мне не хочется ждать брачной ночи. Понимаешь?

— Ты хочешь?.. — под маской он залился румянцем. Чтобы такое предлагала девушка? Хината? Та самая Хината, раньше едва не теряющая сознание от вида полуобнаженных мужчин?

— Хочу, — сказала она. — Я уверена. Тогда на свадьбе мне будет проще… и потом тоже. Я буду знать, как это происходит. Ты думаешь, что я плохая?

— Нет, нет, что ты, — ужаснулся Шино ее предположению. — Ты не плохая. Я просто удивился. Давай… давай уйдем. На самом деле я очень рад, что ты этого хочешь, потому что я тоже…

«Врешь», — прозвучал в его голове голос Ханаби. Шино стиснул зубы — врал. Ей, себе — всем врал. Но как можно не врать?

— Идем, — шепнула Хината, коснувшись его руки и увлекая за собой, словно настоящая кицунэ, дух лисы, сбивающий с пути мужчин.

***

Спальня Хинаты, куда она привела Шино, была уютной и погруженной в приятный для глаз полумрак. Окно венчали десять колосьев мискантуса, в свете луны кажущиеся сделанными из серебра. Пахло сладкими благовониями, от которых голова кружилась еще сильнее.

— В маске неудобно целоваться, — заметил Шино.

— Нет, удобно, — возразила Хината, приподнимаясь на цыпочки. Ее маска сползла вверх. Маска Шино отодвинулась в сторону, и их губы встретились — поцелуй вышел нежным, глубоким и страстным. У губ Хинаты был знакомый сладкий вкус, ее хотелось целовать без остановки, но Шино остановился, садясь рядом с ней на кровать.

Маска кицунэ вернулась на ее лицо.

— Теперь… ты знаешь, что теперь? — нервно спросила Хината. — У тебя уже было… это?

— Нет, — честно сказал Шино.

— Да ладно? Даже с юдзё? — не поверила она. — Я думала, все парни ходят в юкаку.

— Я не ходил, — сейчас он об этом жалел. Раньше считал пустой тратой времени; если хочется спустить пар, целесообразнее потренироваться или принять холодный душ, а потребности организма, в крайнем случае, удовлетворить можно самостоятельно, лучше уж так, чем покупные женщины, которые изобразят любовь и желание, на самом деле желая только денег. Но с ними Шино мог бы понять, как нужно вести себя с девушкой, которую он любит, и не выглядеть идиотом.

Хината вздохнула.

— Хотя бы книги Джирайи читал?

— Книги читал, — признался Шино.

— Хорошо, значит, представление имеешь… имеешь же?

— А ты?

— Я тоже читала, — Хината поерзала на кровати. — Наверное, ты должен сейчас меня раздеть.

— Наверное…

Его руки дрожали, когда он развязывал ее оби, стянутое в не самый тугой узел. Дрожали, когда он снимал с ее плеч кимоно, припадая губами к коже. Дрожали, когда он нащупал отсутствие лифа — и все тело пронзила дрожь, когда рука вместо ткани нижнего белья коснулась горячего влажного тепла. Хината коротко выдохнула.

Шино хотел снять ее маску, но она остановила его, взяв за руку.

— Я буду стесняться, если ты увидишь мое лицо. Потом, во время брачной ночи, когда все будет правильно, ладно? Сейчас я… представь, что я кицунэ.

— Хорошо, — сказал Шино, не трогая больше ее маску. Распускать прическу тоже не стал, вместо этого касаясь поцелуями груди. Хината томно застонала, и вдруг запротестовала:

— Подожди, ты же еще одет!

Шино сел, позволяя ей распахивать его хаори. Хината зашипела, наткнувшись на туго завязанный оби, но справилась с узлом, не разорвав «чертов пояс». Остатки одежды Шино снял сам.

— Ух ты, — сказала Хината. — Ты правда красивый.

— Скажешь тоже, — буркнул Шино, намереваясь поцеловать ее в шею и уложить обратно на подушки, но Хината снова его отстранила:

— А жуки?

— Что жуки? — мыслить здраво в постели рядом с обнаженной девушкой становилось все сложнее.

— Ну… они в тебе живут. Они не помешают? В меня не попадут? — опасливо уточнила Хината. — Я их не боюсь, они мне нравятся, но все же я бы предпочла, чтобы они были снаружи.

— Не попадут, — улыбнулся Шино. По-настоящему улыбнулся. Хината восхищенно вздохнула, кончиками пальцев касаясь его губ.

— Ты умеешь улыбаться… И это тоже выглядит красиво…

Уложив ее на постель, Шино продолжил целовать ее грудь — почему-то он думал, что у Хинаты размеры больше. Может, она хотела зрительно их увеличить — впрочем, это не имело значения. Он был с ней, целовал ее, его первый раз будет с ней, как и ее первый раз достанется ему, и его поцелуй с Ханаби ничего не значит — но вдруг Шино стало интересно, что было бы, будь сейчас с ним Ханаби. Как бы она себя вела, что бы делала, что говорила… нет, это невозможно. Он никогда не считал себя способным на предательство, и тем не менее — предавал.

Поэтому он изо всех сил старался, чтобы ей было хорошо. Чтобы она получала удовольствие. Язык, пальцы, все, что он вычитал в книгах Джирайи — судя по стонам, Хинате это нравилось.

Входил он медленно, инстинктивно понимая, что нельзя резко. Дав ей привыкнуть, начал двигаться — и все смазалось, расплылось, как краски на акварельной картине, когда на бумагу пролили воду. Гомон праздника с улицы, лунный свет, запах ночной свежести и жареного риса, мелодичные стоны, податливое тело, сладкие губы — и если бы это была не Хината, что, если бы…

— Ханаби, — выдохнул Шино, когда его поясницу пронзили иголки возбуждения — и не сразу осознал свою ошибку. Осознав, ужаснулся, но не прекратил двигаться — Хината ничего не сказала, может, не расслышала, или подумала, что он произнес ее имя.

Но он произнес чужое.

Проклятье.

***

Солнце ударило в лицо ярким светом. Шино заворчал во сне, ища очки, но вместо очков его рука наткнулась на что-то мягкое, горячее и упругое — осознав, что это, он распахнул глаза.

Маска кицунэ осталась на девичьем лице. Хината спала на спине, закинув одну руку за голову… но что-то было не так. Что-то в ее облике… печать. Ее печать была на ключице, не на лбу, как у других Хьюга, Шино это знал, но сейчас печати не было. И грудь… все-таки была немного меньше.

Подцепив край маски кончиками пальцев так, чтобы не разбудить спящую, Шино открыл ее лицо — и замер.

Не может быть.

Наверное, над ними вправду подшутила лиса, проникшая на праздник — лисы любят шутки, и от их магии шиноби не защититься, они всего лишь люди, какими бы силами ни обладали. Именно лиса подстроила то, что случилось — но расплачиваться за это будет не лиса.

А расплачиваться придется.

Рядом с Шино спала обнаженная Хьюга Ханаби.