Пронзительный вой сирен вокруг стихает, растворяясь в размеренном шуме прибоя.
Лёгкие наполняются свежим ветром, откуда-то издалека доносящим солёные брызги, и ощущением безграничной радости.
Он чувствует запах моря.
***
Сквозь трещины в тёмном, каменном потолке, тронутом плесенью, просачивается капля воды и падает вниз, ударившись о стёкла маски Призрака. Парень моргает и резко садится на койке, понимая, что задремал.
-Спи, пацан, до Жатвы ещё целая ночь. Набирайся сил.-Раздаётся с верхнего яруса низкий, хрипловатый голос Дыма.
Призрак неопределённо кивает и идёт к раковине, чтобы напиться.
У воды — вкус крови, ржавый и неприятный. Впрочем, как у всего и вся, что окружает их, так что удивляться нечему. Иногда парню кажется, что это единственный запах и вкус, что он вообще способен различать.
Помятая жестяная кружка, к ручке которой примотана толстая металлическая цепь, потемневшая от времени, глухо звякает о тёмную поверхность раковины, покрытую коррозией, в то время, как Призрак вытирает губы тыльной стороной ладони и оборачивается, ещё раз окидывая взглядом их неприметное временное жилище.
Комната в ночлежке трущоб ничем не отличается от сотен других, похожих друг на друга как бесчисленные, проделанные муравьями ходы: тесная, темная, с низким потолком.
Первое время, когда он ночевал в подобных на верхних ярусах и вскакивал среди ночи на очередную Жатву, Призрак постоянно бился головой о каменные своды — в свои двадцать три года он был довольно высок. Не самый удачный расклад при том, что им нужно оставаться максимально незаметными для Охотников, а в нём ещё немного — и почти два метра, так что скрываться в кустах — всегда довольно рискованная затея. Хотя, каким-то чудом ему до сих пор удавалось уцелеть.
Раздумия парня прерывает глухой и натужный кашель его соседа. Дым сидит на своей койке, скрестив по-турецки ноги, и сосредоточенно копается в деталях своего разобранного наруча и компрессорных трубках резервуара. Всегда следить за тем, чтобы оружие не вышло из строя в ответственный момент — почти что главная заповедь любого Сборщика. Если он, разумеется, хочет выжить.
Под маской Призрака появляется еле заметная кривая усмешка — никому в здравом уме не придет в голову воспринимать слово “оружие” серьёзно. Допустить даже мысль о том, что болты могут хоть как-то повредить хотя бы одному из Охотников, означает подписать себе смертный приговор. Периодически новички пытаются — это регулярно передают по селекторам, размещённым в городах.
Скорее всего, тела этих несчастных идиотов уже насажены на стальные шипы алтарей и служат биоматериалом для сбора. Впрочем, чего ожидать от растерянных, обезумевших от страха людей, которых не по их воле заставили участвовать в кровавой расправе.
Да что уж там, он сам чудом избежал смерти.
Он до сих пор благодарен этому Чуду.
Мусорщики, Падальщики, как презрительно окрестили их жители Анклавов, или Сборщики, как они привыкли звать себя сами — не более, чем расходный материал на игровом поле Садов смерти, созданном теми, кто считает себя хозяевами жизни. Кто-то добровольно принимает участие в Кровавой Жатве ради того, чтобы влиться в их ряды, обеспечив себе безбедную и беззаботную — как обещано сверху — жизнь. Преступивших Закон и неугодных Анклаву отправляют насильно, словно на смертную казнь.
Призрак и сам попал на поле по этой причине, просто он, к явной досаде Высших, живуч как крыса. Тот, кто выживает в своей единственной Жатве, освобождается от приговора.
Только выживают немногие.
Однако, некоторые продолжают возвращаться снова и снова, потому что жаждут мести. Хотят раз и навсегда покончить с диктатурой и направить общество на истинный путь, вернув ему человеческое лицо. Он совершенно точно знает, что Дым — один из них. Именно он помог Призраку пережить его первую игру и стал для него кем-то вроде наставника.
Счет его Жатв перевалил уже за сотню.
Парень бросает задумчивый взгляд на мужчину.
Насколько же сильно ты хочешь им отомстить?
Дым никогда не сближался ни с одним из Сборщиков и, по сути, даже Призрак мало что знал о нём. Впрочем, это лишь подогревало любопытство парня: он много раз пытался завести разговор, однако Дым всегда был немногословен и не распространялся на личные темы, кратко отвечая лишь на вопросы по части стратегии и выживания.
В отличие от тех Сборщиков, что иногда собирались в компании и травили байки о прошлом и о причинах, по которым они оказались здесь, мужчина предпочитал уединение.
Свободное время между Жатвами он посвящал тренировкам и совершенствованию своего наруча, сумев хотя бы немного модифицировать направляющий паз арбалета.
Это позволяло ему увеличить количество болтов, чтобы не остаться без них в решающий момент.
Да, любое оружие, с которым ты вступаешь в Сад — лишь игрушка для придания игре большего колорита. Однако, дьявол кроется в деталях, и это действительно могло помочь в выживании.
Призрак смутно вспоминает, что в детстве отец водил его на ярмарку, где они стреляли по маленьким жёлтым утятам в одном из аттракционов…
Так они сами стреляют по контейнерам из бесполезного, почти детского оружия. Потому что хотят повысить свои шансы на победу.
Так Охотники стреляют по ним. Потому, что для них это просто развлечение.
Парень издал беззвучный смешок, вспомнив их первую встречу.
Он стремительно бежал к воротам, игнорируя пронзительные сирены и рёв взмывающих вверх дронов. Ветер швырял в лицо рыжий песок, а в голове стучала лишь одна мысль — “Только бы успеть!”, когда мир вокруг содрогнулся и стал кроваво-красным. Он не сразу понял, что пулемётная очередь, выпущенная турелью, прошила его насквозь и отбросила в сторону от дезинтегратора, до которого было рукой подать. Кровь залила стёкла маски изнутри, когда он ударился о красноватую, кирпичного цвета пыльную землю и остался лежать лицом вниз.
Он больше не мог двигаться, даже если бы захотел. Силы покинули его тело, уступая лишь одному всепоглощающему чувству — боли. Совсем скоро грубые армейские ботинки остановятся возле его лица, а затем из-под земли вырвется клеть, в которой его будут держать до тех пор, пока в тело не вонзятся ржавые металлические шипы алтаря.
Даже если они чудом не повредят внутренние органы, алтарь будет медленно высасывать из него кровь, капля за каплей, пока он не останется пустой оболочкой.
На свою беду он успел рассмотреть это гротескное и немыслимое сооружение, на первый взгляд напоминающее уродливый улей, которое в действительности являлось резервуаром. По желобам, проходящим вдоль каждого шипа, циркулировала кровь Сборщиков, насаженных на них, словно мясо на вертел.
И упаси Боже кого-нибудь узнать.
Первый раз, когда он увидел алтарь, его стошнило. Он был покрыт запёкшейся бурой коркой настолько, что все мёртвые тела выглядели как единое целое. Это было пугающе, отталкивающе и почти гармонично.
Что это, безумный дизайн или насмешка над игроками? Мол, вот оно, ваше будущее. Что ж, теперь это станет и его будущим. Такая вот нелепая братская могила.
Охотник, видимо, наслаждался преследованием другой жертвы. Над полем прозвучал бесстрастно-ликующий голос из селектора, объявляющий о том, что Сборщиков осталось двое.
Пока двое.
Призрак закрыл глаза.
Даже если смерть от ранения не наступит мгновенно, оставалось только ждать, когда над ухом прозвучит гулкая поступь — а он даже не видел, против кого они выживали. И, действительно, грохот тяжелой подошвы по песку не заставил себя ждать.
“Ну вот и всё,”-промелькнуло в голове почти равнодушно. Однако, он не услышал подземного гула, а, напротив, ощутил, как его, словно мешок с картошкой, подняли за лямки резервуара за спиной, протащили вперёд и вместе с ним шагнули в дезинтеграционное поле.
Тело распалось на сотни атомов, а затем собралось воедино. Потоки боли пронзили всё его существо в то время, как наночастицы, подобно юрким насекомым, проникали в его плоть, замедляли кровотечение, восстанавливали повреждённые ткани…
Совсем скоро он обнаружил себя за пределами Сада. Нельзя сказать, что словно заново родившимся, но вполне себе подлатанным. Руки и ноги до сих пор дрожали, поэтому он съехал вниз по стене, пытаясь отдышаться. Спина ощутила холод металла, создающий абсолютный контраст горячему пустынному воздуху. Господи, как хорошо было хоть что-то чувствовать. Должно пройти около пары дней, прежде чем инородные тела приживутся, но, по крайней мере, он выжил.
-Ты меня спас?-Призрак поднял глаза на человека в капюшоне, чьё лицо было скрыто маской, напоминающей респиратор.
Он не мог определить возраст или расу, однако понимал, что перед ним мужчина — у женщины вряд ли хватило бы сил дотащить его до портала. Взгляд чёрных стёкол устремился на него и человек коротко кивнул, прицепляя на пояс свой арбалет.
-Ты уже участвовал в Жатве раньше?-ещё один утвердительный кивок в абсолютном молчании.
Призрак понял, что его собеседник не особенно многословен, да и он сам предпочел бы найти ночлежку и проспать часов этак двадцать, однако, имя спасителя узнать всё же стоило.
Ведь, возможно, это их первая и последняя встреча.
Парень поднялся с земли, машинально отряхиваясь, снял с руки перчатку и протянул ладонь мужчине.
-Я —Призрак. Спасибо тебе.
-Дым.
Голос с небольшим акцентом, низкий, чуть хриплый, но приятный, прозвучал из-под маски, и исцарапанная ладонь в чёрной краге сдержанно, но твёрдо пожала его руку.
Так и состоялось их знакомство.
-Что делать...теперь?-неуверенно произнёс парень, оглядываясь по сторонам.
Неожиданная свобода несколько...озадачивала. Он знал правило, по которому с выжившего Падальщика снимались любые обвинения, но до сих пор не мог поверить, что прямо сейчас в зал Распределения не ворвутся отряды солдат и не скрутят их на месте.
Дым коротко махнул рукой, как бы говоря следовать за ним, и подошёл к регистрационной стойке.
Распределитель матчей, Бюлент Алтун, или, проще говоря, Кукловод, как его между собой называли Сборщики, сложил руки за спиной и любезно склонил голову, впрочем, настоящего выражения лица за белой маской видно не было.
-Доброго времени суток, господа, полагаю, вы пришли за положенной наградой. Блестящий побег из Сада, господин Блатов, я ставил на Вас,-Кукловод почтительно поклонился ещё ниже, в то время, как Призрак с любопытством посмотрел на своего спутника, который не отреагировал на обращение и лишь чуть крепче сжал арбалет на поясе.
Алтун достал из-под стойки две стопки фишек, похожих на игральные, одну — побольше, другую — поменьше, и учтивым движением пододвинул к мужчинам.
-Ваш выигрыш. С нетерпением будем ждать новой Жатвы с вашим участием. Приходите снова.
В голове Призрака пронеслась мысль о том, что его тон звучит слишком уж дружелюбно для того, чтобы отправлять людей на смерть. Словно очередное напоминание о том, что их жизни ничего не стоят для Высших. В это время Дым, по-прежнему не говоря ни слова, сгреб свою стопку в небольшой поясной мешок и, развернувшись, начал стремительно удаляться к выходу из зала. Ещё не зная, зачем он это делает, Призрак смахнул свои фишки в карман и поспешил следом.
Трущобы встретили их мелкой моросью, мусорными ямами, которые кишели крысами, и тёмными провалами окон, недобро взиравшими на мужчин, словно старческие глаза. Одинаковые дома, сплошь мышиного цвета, нагоняли такую же серую, окутывающую тоску. Даже привкус воздуха был мерзким — с каждым вдохом он крепчал и распадался на сладковатый аромат гниения чего-то рядом, запах жареной рыбы, дождевых червей и дерьма.
Запах свободы, мать его.
-Тебе есть, куда идти?-решился нарушить молчание Призрак, идя немного поодаль от уверенно шагающего вперёд Дыма.
Ответом ему послужил отрицательный кивок.
-Найду ночлег,-голос собеседника царапал по ушам как наждачка, однако Призрак воспринял редкую фразу как готовность идти на контакт.
-Я тоже об этом подумал. Слушай, Блатов…
-Дым.-Резко поправил его мужчина, повернув голову.-Мы не используем имена.
Парень вскинул ладони вверх в примирительном жесте, словно говоря, что он сдаётся, однако после некоторого молчания, нарушаемого лишь стуком подошв по асфальту, снова не выдержал.
-Поляк?-он искоса посмотрел на нового знакомого, пытаясь не сбивать дыхание, потому что, несмотря на лечение, полученные раны всё ещё немного болели.
-Русский.
-Давно участвуешь в Жатвах?
-Да.
-Бывало так, что думал, что не переживёшь новую?
-Да.
-Тогда почему продолжаешь возвращаться?
-Так надо.
Дым, казалось, не был особенно воодушевлён тем, что после совместного побега из Сада приобрёл такого назойливого компаньона, однако решил, что наутро они распрощаются, поэтому от него не убудет ответить на пару вопросов мальчишки.
Он, в каком-то роде, был за него в ответе. Видя, что Призрак собирается спросить ещё что-то, мужчина отрицательно покачал головой и предупреждающе поднял вверх палец.
-Слушай, пацан. Даю тебе право на три вопроса, но сейчас ты затыкаешься и думаешь над ними, пока мы не придём в ночлежку. Потом ты отваливаешь, и наши пути расходятся, усёк?
Парень закивал, ни капли не обижаясь на грубый тон своего спутника. Он послушно замолчал на всё время, пока они шагали к одному из серых, ничем не выделяющихся домов, за исключением криво прибитой вывески “ОТЕЛЬ” над дверью.
Дым оглянулся по сторонам и нажал на небольшую черную кнопку. Звонок разразился сиплой трелью полузадушенной птицы, когда дверь открылась и они смогли войти.
Очевидно, Дым был здесь не в первый раз, поскольку он молча выудил две фишки и положил их на замызганную стойку из полусгнившего дерева, коротко кивнув парню. Спохватившись, Призрак поспешил сделать то же самое.
Не отрывая взгляда от чёрно-белого телевизора, на экране которого едва ли что-то можно было разглядеть сквозь помехи, хозяин бросил им пару ключей, поймав которые, Дым направился дальше по коридору, освещённому тусклыми лампами, подслеповато мигающими, словно в приступе эпилепсии. В какой-то момент одна из них взорвалась с громким хлопком, осыпав мужчин снопом искр и мелким битым стеклом.
Призрак неловко шарахнулся в сторону, в то время, как Дым совершенно спокойно проследовал к двери и открыл её полученным ключом, толкнув вперёд, проходя в комнату и повесил куртку на один из настенных крючков.
Парень зашёл следом и огляделся.
Узкая комната с грязным каменным полом навевала безрадостные мысли о тюремной камере. Или о том, что в такой обстановке хочется, разве что, повеситься. Слева, одна над другой, ютились две кровати, больше похожие на багажные полки. Справа у стены располагался жёлтый диван с подранной обивкой. Один быстрый взгляд позволил Призраку заглянуть в его прошлое и понадеяться, что на нём, по крайней мере, никого не убили. Выяснять происхождение иных пятен совершенно не хотелось.
Между кроватями и диваном совершенно нелепым образом был втиснут небольшой шкаф с тремя горизонтальными ящиками. Призрак выдвинул один из них и чертыхнулся — ручка шкафа осталась в его руке, а, кроме того, он явно потревожил семейство тараканов. Швырнув ручку в ящик, Призрак быстро захлопнул его обратно. Другие, благо, не открывались.
На стене напротив дивана висел такой же старый телевизор. Ради интереса парень пощёлкал каналами — единственными рабочими, пускай изображение и было трудно различимо сквозь сетку помех, являлись канал с порно и государственный с одним-единственным логотипом, на фоне которого жизнерадостный женский голос неустанно вещал что-то вроде “Докажите свою пользу Анклаву! Примите участие в Жатве и позабудьте о нищете!”
Призрак нажал на кнопку выключения и присвистнул.
-Вот это, конечно, номер люкс, прямо пять звёзд.
Дым смотрел на него несколько долгих секунд, как показалось парню — неодобрительно, а затем пожал плечами и взобрался на верхний ярус, не снимая ботинок.
-Так везде.
-Кроме Анклавов,-задумчиво произнёс Призрак, всё ещё вертя в руках пульт от телевизора.
Мужчина чуть приподнялся на локте.
-Был там?-его тон звучал все также отстранённо, но сейчас в нем появились нотки настороженности.
-Родился в Алжирском.
-Вот как,-голос мужчины прозвучал почти враждебно, и на секунду Призрак почти физически ощутил, как в комнате подскочила температура, поэтому поспешно продолжил.
-Мой отец был профессиональным Сборщиком. Мать — Распределителем,-парень чуть усмехнулся.-А я — тем, кто должен был по их расчётам погибнуть в Жатве, чтобы стереть позор с семейного имени.
-Что ты натворил?-судя по слегка изменившемуся тону, голос Дыма звучал почти заинтересованно, но это было сложно уловить, поэтому Призрак не обратил внимания на этот маленький факт.
-Пытался убить главу Анклава.
-Вот как,-повторил мужчина, но уже более дружелюбно, если это можно было так назвать.
Некоторое время в комнате царила тишина, изредка прерываемая лишь дребезжанием окислившихся патронов в лампах, пока Дым ее не нарушил.
-Как я и говорил — можешь задать три вопроса. Надеюсь, ты хорошо подумал.
Призрак кивнул и присел на край дивана, сцепив руки в замок.
-Почему ты не ушёл после своей первой Жатвы?-от него не укрылся тихий, еле различимый за маской, но, всё-таки, вздох мужчины.
-Потому что решил участвовать добровольно. Мне нечего терять, и оплакивать меня будет некому.
-У тебя тоже нет семьи? Что с ней случилось? -чересчур быстро полюбопытствовал парень и спохватился, боясь разбередить чужую рану.
Дым покачал головой и спустил ноги с койки.
-Тормози на поворотах, пацан, иначе быстро выйдешь в лимит. Я, кажется, ясно сказал про три вопроса. На первый раз прощаю. У меня была семья. Жена и сын,-казалось, взгляд мужчины, скрытый тёмными стёклами респиратора, задержался на лице Призрака.-Я работал каждую минуту своей жизни, брался даже за самую грязную, но денег не хватало ни на еду, ни на лекарства. Сначала жена сгорела, от лихорадки, буквально за пару ночей. Сын всё рвался на Жатву, дёргал меня, мол, “Папка, папка, пусти, я же ловкий, смогу выиграть, потом заживём безбедно…”
Голос мужчины еле слышно надломился: эти слова вновь освежили в памяти воспоминания, которые причиняли ему невыносимую боль. Его собеседник молчал, не желая прерывать поток мыслей и разглядывал облупившуюся краску на обоях. Несмотря на то, что в этот момент ему хотелось сказать хоть что-то ободряющее, он не знал, что могло бы быть уместным. Порой нужно просто оставить человека наедине со своими собственными призраками.
-Отговаривал я его, конечно. Вроде бы он и послушался, оставил эту идею… А потом, под вечер, как-то его соседские мальчишки с разбитой головой привололкли. Рассказывали, что, мол, во время патрулирования один из уродов этих,-пальцы Дыма хрустнули вместе с тем, как он сжал кулак до побелевших костяшек.-Прикладом его ударил. Сын всё шептал: “Папка, он на хлеб наступил. А нам же есть нечего...А он, сука, издевался, мол, прикажу — землю жрать будешь.. У меня что-то щёлкнуло в голове и я на него бросился…”
Я уже когда его переодевать начал, ужаснулся — всё тело в кровоподтёках, ссадинах. Били они его нещадно, долго…Такие синяки ведь не остаются, если без удовольствия бить...
Дым на мгновение закрыл лицо руками,быстро проведя вверх, а когда отнял ладони от лица: то уже выглядел глубоко задумчивым.
-Всю ночь он бредил, а наутро притих... Чуть младше тебя мой Мишка был. Немного до восемнадцати не дотянул.
Мужчина замолчал. На языке парня крутился вопрос, как он понял, сколько ему, Призраку, примерно лет, ведь он тоже не снимал маски... Впрочем, теперь ему тоже стало известно, что Дыму около сорока или вроде того. Какое-никакое, но знание.
-Сначала я и сам повеситься думал,-уже совершенно безразличным тоном сообщил его спаситель, доставая из кармана коробок спичек и самокрутку.-Решил, что раз ничего не держит, то и смысла больше нет… Только всё как-то не решался. А потом встретил мужика одного… Он и посоветовал в ряды диверсантов вступить...Мол, тебе всё равно своей жизни не жалко, а так хотя бы послужишь благому делу.
Чуть сдвинув маску набок, Дым облизнул самокрутку, чтобы быстро не тлела, чиркнул спичкой, а потом глубоко затянулся. Комнату наполнил горьковатый запах махорки. Парень не мог разглядеть его лица, лишь линию плотно сомкнутых обветренных губ с опущенными вниз уголками и лёгкую сизую щетину на подбородке.
Призрак медленно кивнул в ответ на последние слова.
-”Табула Раса”. В Анклавах часто говорили о них...Членов этой группировки называли паразитами, пиявками... И, кажется, действительно боялись, по крайней мере, я слышал, как об этом говорили родители. Меня же это восхищало,-парень пожал плечами и издал глухой смешок.-Наверное, тоже хотелось стать героем...впрочем, с покушением я облажался.
Дым выпустил изо рта небольшую сероватую струю и утвердительно качнул головой.
-Знаешь, в чём смысл названия?-не дожидаясь положительного или отрицательного кивка со стороны Призрака, он продолжил.-Древние греки считали, что только чистое сознание может позволить человеку чего-либо добиться. Так и происходит — неважно, сколько горечи каждый из нас перенёс — вступая в организацию, ты становишься чистым листом, освобождая своё сознание. Нас всех объединяет желание уничтожить Анклавы, в остальном мы сами пишем свою судьбу. Мы меняем имена и проникаем в Сады, притворяемся, что играем по их правилам только затем, чтобы собрать информацию, найти слабые места, а затем уничтожить их изнутри.
-Я могу пойти с тобой, чтобы помочь,-горячо произнёс Призрак, воодушевлённый его словами, однако мужчина, очевидно, понял, что увлёкся и, докурив самокрутку и вновь закрыв лицо маской, напустил на себя хмурый вид.
-Не можешь. Это тебе не игры в героев, это война. Знаешь, сколько мальчишек гибло рядом со мной? И да, твой лимит трёх вопросов исчерпан. Послушай совета — радуйся, что выжил, и вали на все четыре стороны — в другой раз так может не повезти.
-А это был не вопрос,-упрямо заявил парень, сжав руки на коленях.-Я сожалею, что ты потерял сына и благодарен тебе за спасение, Дым, но, хочешь ты этого или нет, я всё равно пойду. Пойми, я не хочу прятаться в помойной яме, пока кто-то гибнет за мою свободу. Зачем защищать жизнь, которая ничего не стоит? Быть может, моя тоже пригодится для чего-то более важного.
Какое-то время Дым молча смотрел на него и хотел явно что-то сказать, но передумал. Как будто даже сдался.
-Я иду спать,-мужчина вновь взобрался на верхнюю койку и отвернулся к стене.-Делай, что хочешь, пацан, только не беспокой — убью своими руками, и не посмотрю, что до этого спас. Захочешь подрочить — делай это тихо. Надумаешь свалить, а я надеюсь на твоё благоразумие — обойдёмся без прощаний.
Он щёлкнул выключателем, и комната погрузилась во тьму. Лёжа на нижнем ярусе и слушая тяжёлое, хриплое дыхание соседа по койке, Призрак смотрел вверх перед собой и думал. Он наконец-то понял, ради чего делал всё это. Мало просто ненавидеть правительство и стихийно решаться на убийство — нужно взращивать свою ненависть, лелеять её и ухаживать, тренировать дух и тело, пока не появятся крепкие, сильные ростки, которые будут с каждым днём всходить, расти и наливаться соком, дадут плоды... Тогда Дым поймет, что ошибался на его счет. А пока — надо расслабиться и уснуть…
Парень снял маску, кладя её в изголовье рядом с собой и закрыл глаза. Однако, сон всё никак не приходил. В голове продолжали крутиться события сегодняшнего дня, неясные всполохи эмоций… Поэтому Призрак решил избавиться от них вполне естественным образом. Всё же, он был молодым мужчиной со вполне понятными физическими потребностями. У него не было женщины уже довольно давно, так что он смог лишь смутно воссоздать какие-то образы, в то время, как его рука спустилась вниз и тихо расстегнула замок на штанах.
Зубы парня сомкнулись на кожаной перчатке: он, всё же, не хотел издавать лишних звуков.
Перед глазами проносились неясные лица из прошлого, кажется, подруга детства, с которой они играли, первая женщина, которую привёл отец для того, чтобы он лишился девственности, как того требовали традиции, его первая девушка и первые отношения…
Ладонь Призрака сомкнулась вокруг его напряженного члена, делая несколько плавных движений и ощущая, как он постепенно наливается кровью. Движения парня постепенно становились быстрее — он закусил губу, вызывая в памяти звуки, запахи и голоса.
Пальцы Призрака сдвинули тонкую кожицу, выпуская наружу налившуюся тёмную плоть,и делая по ней несколько круговых движений большим пальцем, чувствуя, как член с новой силой отзывается эрекцией на его ласки.
Палящие лучи солнца — тёмные волосы Айлы… Шум океана и солёные брызги на лице — округлость юной груди Адим… Шёлковые простыни и сладковатый дым благовоний — низкие, томные стоны кареглазой Салимы..
Парень то и дело сглатывал слюну, его пальцы были мокрыми от сочащейся смазки, в то время, как рука неосознанно поглаживала, обхватывала, нажимала, тёрла…
На мгновение он задержал дыхание, вбирая в себя мелкие глотки воздуха и чувствуя приближающуюся волну оргазма. Каждая мышца его тела напряглась, член пульсировал в ладони, каждую секунду грозя излиться, а сил представлять себе что-то определённое уже не было, поэтому Призрак продолжал неторопливые движения, отдавшись на волю случая…
И в этот момент сознание выдало нечто совершенно иное, сплетая из ярких, мигающих пятен отблески огней, играющих на тёмных стёклах маски, и он вновь вспомнил твёрдое рукопожатие и низкий хрипловатый голос с русским акцентом. Призрак вздрогнул, почти шокированный внезапным видением, и в тот же миг утробно взвыл, стискивая в зубах перчатку, в то время, как сквозь его тело цепочкой микровзрывов пронёсся поток энергии, а перед глазами всё закружилось, словно цветные стёкла внутри калейдоскопа.
Они с грохотом осыпались, оставляя его тело сотрясаться в послеоргазменных конвульсиях, а он шумно втянул воздух носом, приоткрывая губы и стараясь дышать достаточно глубоко, чтобы это не потревожило его соседа по комнате.
Когда дрожь в теле утихла, парень вытер испачканную руку о грубую ткань простыней и отвернулся к стене, уставившись в пространство.
Он дрочил, невольно фантазируя о мужчине.
Нет, даже не так.
Он, блядь, кончил, думая о том, чьего лица даже не видел.
Тогда Призрак просто провалился в сон, решив не накручивать себя слишком долго. Он ни на минуту не собирался отказываться от своих планов: он пойдет вместе с Дымом на новую Жатву. А этот неловкий эпизод постепенно забудется — мало ли, во что выливается стресс, день у него был сложный…
Самое идиотское в данной ситуации — он не чувствовал, что в этом есть что-то неправильное, и это само по себе уже было тревожным звоночком.
А время шло.
-Ты хоть иногда снимаешь маску?-неожиданно вырывается у парня, пока он, словно зачарованный, наблюдает за низко склонившейся головой с бритыми висками и ловкими движениями Дыма, пока тот занимается починкой наруча, но никак не может прочитать выражение его лица.
Он видел лица других Сборщиков, которые выходили с ними в Сад — некоторые из них уже мертвы, некоторые до сих пор продолжают участвовать. Кого-то он видит чаще, кого-то — первый и последний раз. Во время Жатвы их лица всегда скрыты за масками, но когда они вместе выпивают, отмечая победу или поминая павших товарищей, он может позволить себе их разглядеть.
Костоправ всегда мягко улыбается — она старшая из женщин, и её удивительные глаза цвета индиго, пусть правый и рассечён ужасным шрамом, сияют почти материнской нежностью и заботой. Неудивительно, что в Саду она стремится продемонстрировать все свои врачебные таланты, чтобы больше не потерять ни одного из друзей, которыми она может их назвать.
Немного больше времени у него ушло на то, чтобы сдружиться с Тату — молодая женщина кажется довольно агрессивной со стороны, в основном из-за татуировок, которыми покрыто всё её тело. Однако, они набиты вовсе не из-за бунтарской натуры, как она обмолвилась однажды — это часть эксперимента, который должен однажды помочь уничтожить Анклавы.
Маленькая и подвижная китаянка, носящая кличку Запаска, вне Жатвы оказалась полной своей противоположностью. У Призрака так и не вышло завести с ней ни одного разговора, ни расспросить о смысле символов, покрывающих её лицо или её поседевших раньше времени волосах. Девушка всегда кажется холодной и отстранённой, будто их компания ей претит. Костоправ, правда, упоминала, что та проявляет свою привязанность иначе, стремясь прикрыть спину товарищей на игровом поле или отвлекая на себя Охотников. Просто она выросла в тех условиях, где не принято демонстрировать свои чувства и автоматически показывать свою уязвимость. В чём-то Призрак мог её понять.
Ловкач, в отличие от неё, не лез в карман за словом и с лихвой заполнял собой любое свободное пространство, чем ещё больше раздражал девушку и утомлял всех присутствующих. Однако он, хотя бы, вносил некое оживление в их редкие посиделки...
По правде говоря, поначалу Призраку откровенно не нравились причины некоторых участвовать в Жатвах. И если Запаска ещё хоть как-то использовала торговлю бионическими частями своего тела для выживания, то...подростку было просто скучно. Как ни крути, Призрак был идеалистом, поэтому он просто не понимал, как можно искать развлечение там, где правит бал сама Смерть.
В глазах парня мышление Ловкача не сильно отличалось от мышления любого из Охотников, чем он единожды поделился с Дымом, однако тот резко оборвал его дальнейшие размышления простыми словами, которые отпечатались в сознании словно клеймо.
“Кровь — не вода. Никогда не смей сомневаться в людях, выходящих с тобой на Жатву по одну сторону, этим ты возвышаешь себя и обесцениваешь их жизнь. А значит — становишься ничем не лучше любого из Палачей.“
Призрак долго думал над этим и, в конце-концов, вынужден был признать, что Дым совершенно прав. Он ничего не знал об этих людях, они могли смеяться или отпускать ехидные шуточки, но всё же он видел их глаза — в них было что-то, незаметное на первый взгляд, но неуловимо одинаковое: отчаянная жажда борьбы.
Мужчина поднимает голову, какое-то время молчит, а затем хмыкает и вновь возвращается к своему делу..
-Это был твой последний вопрос. Редко.
-Мы что, до сих пор продолжаем эту штуку с тремя вопросами?-парень возводит глаза вверх, испуская чуть страдальческий вздох.-Брось, Дым, мы уже столько вместе пережили…
-Тебя никто не заставлял идти со мной,-сурово отвечает собеседник, однако в голосе нет обычной стали — так или иначе, Призрак научился отличать его обычную манеру говорить от грубоватой, если её можно так назвать, сердечности.-Тем более, чья бы корова мычала.
Парень хмыкает и потягивается, нажимая на кнопку, отвечающую за крепление маски.
-Я просто задремал. Вообще, в этой штуковине чертовски жарко.
Он прижимает ладони к лицу и обнажает золотисто-смуглое, чуть осунувшееся лицо с чётко очерченными скулами и пронзительными чёрными глазами, обрамлёнными длинными густыми ресницами. Призрак не замечает, что голова Дыма немного приподнялась, будто он молча и незаметно изучает лицо парня, который медленно облизывает обветрившиеся губы, задевая небольшой розовый рубец, оставшийся на верхней губе после одной из Жатв.
Тогда с него слетела маска, он пропахал лицом добрых десять метров и думал, что вот-вот лишится головы. Наночастицы смогли залатать кровавое месиво, оставшееся вместо носа, а рубец почему-то остался, словно боевая награда.
Что ж, шрамы украшают мужчин.
“Интересно, много ли шрамов у Него?”-ловит он себя на внезапной мысли и тут же встряхивает головой, рассеянно запуская пальцы во вьющиеся тёмные волосы.
Призрак поспешно идёт к проржавевшей раковине и бросает себе в лицо пару пригоршней холодной воды, на мгновение дышать становится немного легче.
-Ну и духота здесь,-вздыхает он, опираясь ладонями на стену и переводит взгляд на мужчину.
Слишком уж часто он думает о Дыме, чтобы это не начинало его беспокоить. И дело даже не в том, что он боится своих мыслей — современное общество, несмотря на извращённые представления о ценности человеческих жизней, было вполне себе толерантно к сексуальным предпочтениям. В глазах общества они являлись всего лишь одним из социальных конструктов, не заслуживающим особого внимания.
У Призрака никогда не было связи с мужчиной, однако это скорее являлось вопросом не приоритетов, а банальной нехватки опыта. В последнее время, удовлетворяя себя по ночам, он не раз воображал, что его касается не собственная ладонь, а грубая, мозолистая рука Дыма. Освобождение наступало гораздо быстрее, вместе с тем, как он, задыхаясь, впивался зубами в собственную перчатку, а иногда в кулак, до крови, неслышно хрипя его имя.
Ну, как имя… Его настоящего имени он до сих пор не знал, но очень хотел.
То, что его беспокоило сейчас — возможное отторжение со стороны Дыма, которого, в первую очередь, он бесконечно ценил и уважал как старшего товарища.
Что, если для него это чуждо? Что, если он просто посмеётся над ним и снова назовёт никчёмным мальчишкой?
Впрочем, Призрак бы смог вынести насмешки или даже пару выбитых зубов после удара в челюсть, в отличие от того, чего боялся больше — презрения и холодного безразличия. Мысль об этом убивала, как и мысль о неизвестности.
Да, быть смертником и влюбиться в другого смертника казалось совершенно нелепой и идиотской затеей.
Но он никогда не отрицал, что был идиотом.
-Я собираюсь спуститься к хозяину. Давай выпьем,-неожиданно срывается с губ Призрака и он на мгновение осекается, поражённый своей собственной смелостью, но затем продолжает уже более бодро.
-Раз уже ты никогда не отдыхаешь вместе со всеми, почему бы не сделать это сейчас. До Жатвы ещё долго. Спорим, ничто не расслабляет лучше холодной водки?
Мужчина молча смотрит на него, и на мгновение парню кажется, что Дым либо пошлёт его с этим предложением ко всем чертям, либо просто отвернётся, будто он пустое место. Для Призрака проходит вечность, прежде чем он уже готов раскаяться в своей смелости, но Дым издаёт глухой смешок и достаёт из-за уха самокрутку.
-Твоя взяла, пацан. Давай, пулей, а то я передумаю.
Призрак стремглав вылетает из комнаты, а его сердце колотится о грудную клетку настолько сильно, что, кажется, сейчас прорвётся наружу.
Он кидает на стойку небольшую стопку фишек — в последнее время они неплохо справлялись, поэтому ему не нужно экономить, и просит владельца ночлежки принести что-нибудь из его личных запасов. Тот недоверчиво переводит взгляд с валюты на постояльца, но не смеет возражать — за достойную оплату даже в трущобах можно получить достойные услуги. От предложения вызвать им пару девиц, Призрак, правда, отказывается, заверив, что им будет достаточно того, что водка будет не палёной. Хозяин пожимает плечами, поскольку настаивать — не в его полномочиях, и желает ему удачного вечера. Прижимая к себе две бутылки и пару гранёных стаканов парень спешит вернуться.
***
-И...и я нннн...не хотел...жить так, короче,-взмахивает рукой Призрак — на его смуглом лице уже алеет лихорадочный румянец, хотя выпита разве что половина первой бутылки.-Ну и...взял эту и-иглу…
Дым, кажется, искренне развлекается, наблюдая за парнем. В то время, как язык последнего совершенно заплетается, мужчина словно и не пил вовсе. Подперев ладонью подбородок, он не сводит с Призрака пристального заинтересованного взгляда, пускай этого и не заметно под маской, которая всё ещё закрывает его лицо.
-Да уж, надо быть гением, чтобы совершать покушение без чёткого плана.-качает головой мужчина.-Ещё и по чужой наводке…
-И не… и не говори. И вообще, все проблемы...из-за жжжж...из-за женщин,-Призрак, подобно китайскому болванчику, кивает почти на каждое его слово и сурово бьёт кулаком по койке, на которой они сидят.
В голове уже приятно шумит, а мир воспринимается словно сквозь слой толстой ваты.
-Из-за женщин, говоришь. Сам-то, наверное, уже исстрадался по женскому телу. Или ты у нас по мужикам?-усмехается Дым, сдвигая маску и опрокидывая в себя содержимое стакана.
При этом его тон ничуть не меняется, он лишь слегка то ли утирается, то ли занюхивает рукавом. Кажется, традиция такая.
-Вот вы...русские...умеете, конечно, пить,-почти с восхищением выпаливает Призрак, проводя ладонью по лицу и запуская руку во влажные кудри, а затем тушуется и осекается, потому что до него доходят последние слова.-Ч...чего? Почему…
-Да не паникуй ты,-успокаивает его товарищ, беря в руки бутылку, щедро плеская ещё водки по стаканам.-Просто за всё время ты ни разу шлюх не водил. Да и на кого-то не засматривался. Так что одно из двух, либо подруга у тебя есть, либо друг.
-Нн..нет у меня никого,-стыдливо выдавливает парень, опуская глаза и краснея, как лгущий мальчишка.
-Но о ком-то думаешь?-уточняет Дым.
Кажется, его тоже начинает пробирать, иначе никак не объяснить внезапно пробудившийся интерес к личной жизни Призрака, который чувствует себя практически беспомощным и, что ещё хуже — осознаёт, что не может ему соврать.
-Да,-выдыхает парень, а затем замахивает стакан водки и резко ставит на стол, поморщившись.
Алкогольные пары поднимаются вверх по стенкам желудка и горлу, вызывая лёгкий рвотный рефлекс, а, может быть, все его внутренности сводит от неизбежности правды, которую ему предстоит принять и раскрыть. Дым легко осушает свой и тут же наполняет их стаканы заново, доливая туда остатки бутылки.
-Из наших?
-Да.
-Женщина?
-Н...нет.
В тот момент, когда очередной убийственно честный ответ срывается с губ Призрака, парень понимает, что пропал. Не говоря о том, что этот разговор напоминает ему давнишний, произошедший во время их первой встречи. Однако, Дым продолжает задавать безжалостные вопросы — словно забивает гвозди в гроб его душевного равновесия.
-Давно?
-Нет...да,-Призрак не знает, как ответить на этот вопрос, он не особо опытен в вопросах влюблённости.
Может ли быть так, что это произошло со временем, и чувство уважения переросло в нечто большее? Или же это всегда было в нём, и их встреча стала решающим фактором?
-Взаимно?-следующий вопрос пронзает его насквозь.
Шах и мат. Контрольный выстрел в голову.
-Я...не знаю,-голос Призрака звучит растерянно и почти жалко.
Чтобы избежать неловкой паузы, он залпом заглатывает содержимое стакана и тут же разражается приступом удушающего кашля. На глазах выступают слёзы — не то от боли в саднящем горле, не то от нахлынувших эмоций, которые ему настолько неподвластны, что, кажется, готовы разорвать изнутри.
Рука Дыма ложится на его спину, мягко похлопывая, чтобы унять кашель, однако даже после этого он не спешит её убирать. Его ладонь, кажется, испускает разряды электричества, иначе Призрак никак не может объяснить мелкую, но ощутимую дрожь во всём теле. Это ну никак не может не остаться незамеченным.
-Ты…-мужчина вздыхает с несвойственной ему грустью.-Уверен? Ты же мне в сыновья годишься…
Чёрт бы побрал его проницательность.
-Но я не твой сын,-пылко и хрипло выпаливает Призрак, практически протрезвевший, чуть вздрагивая от прикосновения и сжимает руки в кулаки.
Капли воды падают в раковину с оглушительным стуком. Таким же оглушительным, как стук его собственного сердца, которое наполняется болезненным чувством надежды.
-Я всегда любил и буду любить только одну женщину, свою жену,-медленно произносит Дым, а Призрак, сглатывая солёную горечь, хочет сгореть со стыда за собственную искренность и провалиться на месте от разочарования.-Но я всё понимаю. Я был верен её памяти, но, увы, не всегда телом. Если тебе это необходимо…
-Просто соври мне,-тихо и устало просит парень,прикрывая ладонью глаза.-Я не хочу просто перепихнуться и сделать вид, что ничего не было. Это может быть моя последняя ночь, и если я умру, то хотя бы со сладкой ложью в памяти.
На мгновение Дым колеблется, но затем мягко кивает.
-Хорошо.Я сделаю так, как ты просишь. С одним условием — что бы ни было, это не должно влиять на Жатву. Ты не лезешь на рожон и не пытаешься геройствовать. Клянёшься?
Призрак отвечает согласием, и Дым наполняет их стаканы, протягивая один парню.
-Твое имя?
-Яни.
Совершенно идиотская ирония судьбы — быть изгоем и позором семьи в противовес своему имени. Такая вот херовая шутка бородача сверху. Призрак, давно утративший всякий религиозный трепет, не переставал думать об этом с самого начала своего падения. Может быть, поэтому Сборщики пользуются кличками? Просто, чтобы разорвать эту болезненную связь с прошлым?
-Что же, приятель…-хриплый голос мужчины, глухо звучащий из-за маски и близость его тела вновь заставляют его голову кружиться похлеще всякого алкоголя.-Этой ночью не будет Дыма и Призрака. Будут только Яни...и Иосиф,-на мгновение он запинается, будто звук собственного имени кажется ему слишком резким, но затем кладёт руку на запястье парня и медленно, но твёрдо подталкивает стакан к его губам.-Давай. Сегодня пить можно и...нужно. Будет легче списать на пьяный бред, если тебе покажется...Если ты ляпнешь лишнего.
Парень покорно кивает и большими глотками хлещет сорокоградусную. Каждый глоток даётся с трудом, но чувство вкуса уже заметно притупилось. Они пьют в тишине, каждый погружён в свои мысли, которые постепенно становятся туманными и размытыми, словно надписи на промокшей бумаге. Если бы он чуть больше знал об ономастике, то, как минимум, рассмеялся бы.
Два имени с одинаковым значением.
Два человека, потерявших всё.
Два смертника, ищущие забвения друг в друге.
Призрак отодвигает от себя опустевший стакан и полуоткидывается на локти, поднимая расфокусированный взгляд к потолку, где, дребезжа спиралями, мигают подслеповатые лампочки.
В голове — тысяча и один незаданных вопросов и куча сумбурных мыслей. Что должно произойти дальше? Может быть, поцеловать мужчину? Но ведь тот даже маску снимать не торопится… Да и он ли должен делать первый шаг? У него и опыта нет. С женщинами было проще. Как это происходит между мужчинами? Наверное, стоит ждать инициативы от...Иосифа.
Даже мысленно произнесённое имя пускает по спине электрический импульс, проходящий по всему телу и рассеивающийся где-то внизу живота.
Почему-то факт того, что Дым назвал его, кажется до безумия интимным, впрочем, всему виной может быть как алкоголь, так и неумолимая жажда близости.
Словно апокриф, он произносит его ещё и ещё раз, будто пробуя на вкус, позволяя свистящим звукам сорваться с пересохших губ. Это наполняет и без того воспалённое сознание почти что благоговением, и Призрак пропускает тот момент, когда ладонь мужчины (и когда он успел снять перчатки?) ложится на его плечи, мягко растирая напряжённые мышцы, а затем скользит вверх по позвоночнику.
Парень блаженно прикрывает глаза, запрокидывая голову, в то время, как пальцы Иосифа зарываются в тёмные кудри.
Уже в следующую секунду он, прижатый к койке, ощущает щекой колючую поверхность одеяла, а рука мужчины уверенным движением расстёгивает ремень на его штанах. Почему-то это отрезвляет, словно ведро ледяной воды, и Призрак испытывает чувство страха, настолько обволакивающее и сильное, что оно не может сравниться даже с тем, что он ощущает на поле во время Жатвы.
-Нет,-сипло выдыхает он, поворачивая голову и встречаясь взглядом с чёрными стёклами визоров.-Не...не так…
Его колотит крупная дрожь, которая, очевидно, становится заметна мужчине, потому что хватка рук ослабевает. Призрак переворачивается на спину, глядя снизу вверх на возвышающегося над ним Дыма.
-Значит это — твой первый раз,-задумчиво констатирует Иосиф, присаживаясь и глядя ему в лицо.-Признаться, не имел дела с девственниками. И...чего же ты хочешь?
Призрак чувствует, как его лицо горит от стыда и смущения, и успевает порадоваться, что на смуглой коже это не так сильно заметно. Затем, глубоко выдохнув, решает броситься в омут с головой, протягивая руки к лицу Иосифа. Тот не отталкивает его и, кажется, даже с любопытством ожидает дальнейших действий.
-Хочу видеть. Хочу запомнить.
Даже наощупь клапаны респиратора находятся довольно легко, и он, на секунду поколебавшись, снимает маску с мужчины, сталкиваясь взглядом с парой пронзительно-синих глаз, в подслеповатом свете ламп похожих на грозовые облака в осеннем небе.
Их обладателя, пожалуй, можно сравнить с древним викингом — мужественное скуластое лицо с мощной челюстью и тонкими губами испещрено сеткой мелких морщин, а левую щёку украшает большой белёсый рубец, пересекающий глаз.
Его виски выбриты, но медно-рыжие волосы, слегка тронутые сединой, всё ещё напоминают львиную гриву, спускаясь до плеч, и кажутся довольно приятными на ощупь.
-Насмотрелся?-поднимает бровь мужчина и Призрак вновь стыдливо отводит глаза, понимая, насколько глупо сейчас выглядит.
Впрочем, Дым не даёт ему времени рефлексировать, сжимая челюсть парня двумя пальцами и наклоняясь к нему.
-Прости,пацан,нет времени на долгие прелюдии,-негромко бормочет он, и его тон кажется Призраку смущённым и почти что извиняющимся.
Парень молча кивает и подаётся вперёд, касаясь губами губ мужчины. Его щетина слегка колется, от него пахнет потом, алкоголем и табаком, и от этого крышу Призрака срывает полностью.
Их поцелуи становятся все более голодными и жадными в тот момент, когда Иосиф испускает низкий рык и резким движением проникает ладонью за край его штанов и нижнего белья. Парень возбуждён настолько, что это напряжение просто невозможно не заметить. Он хочет дотронуться до обнажённой кожи мужчины, поэтому проводит вдоль его тела, стаскивая тунику, а вместе с ней и рубаху через голову. Дым глубоко и нетерпеливо вздыхает, поскольку ему приходится поднять руки и на мгновение оставить в покое его твердеющую плоть, однако затем мгновенно приникает губами к шее парня, впиваясь зубами в смуглую кожу и оставляя на ней чёткие кровяные следы острых зубов.
Впрочем, приятель, неужели ты рассчитывал на какую-то романтику?
Точечные всполохи боли заставляют Призрака глухо простонать и вцепиться в мускулистую спину мужчины. Под пальцами тут и там он чувствует бесчисленное количество шрамов, но это ощущение только усиливает предвкушение.
Рука Иосифа скользит под его футболку и сильно сдавливает сосок, набухающий под грубыми прикосновениями его пальцев, посылая по телу очередную волну мелкой дрожи и порождая ещё один хриплый всхлип, вырывающийся наружу из груди. Призрак теряет последние остатки разума и самообладания: пока крепкий торс Дыма прижимает его к койке, а язык требовательно скользит в тепло его рта, ему кажется, что он ничего так не хочет, как приблизить тот момент, где мужчина берёт его так грубо, как только пожелает…
На губах появляется горьковатый привкус соли. Наконец его партнёр тоже теряет терпение, одним рывком переворачивая парня, и резко стаскивает с Призрака штаны, обнажая бесстыдно сочащийся смазкой член.
Ладонь мужчины тут же накрывает его, растирая большим пальцем выступившие капельки преэякулята, и начинает двигаться вверх и вниз по стволу.
Парень выгибается изо всех сил, мучительно стонет, закусывая свой кулак. Кажется, что весь мир сузился до размеров ощущения в его паху, а в сознании, подобно синей венке на его виске пульсирует отчаянная мысль, как же сильно он жаждет приближения оргазма, но столь же сильно не хочет, чтобы это заканчивалось.
Ощущение перерастает в сладостную боль, он резко дёргается вверх, упираясь бёдрами в кулак Дыма и, после томительных, показавшихся вечностью секунд, выплёскивается на грубое колючее одеяло.
Длинные пальцы скользят вдоль ложбинки между его ягодицами: кажется, смазки хватает, чтобы проникнуть в узкое отверстие — парень испускает сдавленный крик, когда ощущает непривычное чувство, в тот момент, когда его растягивают так, как заблагорассудится партнёру.
Без лишних предисловий Дым слегка проникает внутрь, проверяя реакцию. Призрак стонет, почувствовав, как скользкие от семени пальцы вторгаются дальше.
Вместе с тем, как Призрак прогибается в спине, Дым погружается глубже, затем парень чувствует, как нечто плотное и массивное сменяет пальцы мужчины и захлёбывается очередным всхлипом. Постепенные толчки в теле заставляют его пригнуться ниже и закусить кулак до крови. Кончики чужих пальцев обводят тонкие венки на члене Призрака, в то время, как его собственный орган неумолимо вколачивается в податливое тело с силой и упорством отбойного молотка.
Парень горит, чувствуя, как мощный тугой ствол скользит внутри, он всхлипывает от боли, но в тот же миг умоляет партнёра не останавливаться, извиваясь под ним; почти лишается сознания, но испытывает необъяснимое чувство потери, когда мужчина ненадолго покидает его тело. Неважно, что он испытывал — сыновьи чувства, восхищение своим героем или же нечто большее — Призрак забывает обо всём. Водоворот эмоций захлёстывает его, унося всё дальше от реальности, блокируя осознание правильного и неправильного.
Невозможно остаться нормальным после всех этих Жатв, не так ли?
Его бёдра испещрены кровавыми полумесяцами и покрыты темнеющими галактиками синяков, он дрожит, как натянутая струна, стремясь прижаться распалённой плотью ближе к паху Дыма. По коже прокатываются волны лихорадочного жара, и он чувствует, как безжалостная стимуляция простаты превращает его в абсолютное ничто, заставляя сдавленно скулить и молить о большем.
Бешеный темп секса сейчас является чем-то большим, чем просто способом получить удовольствие. Они словно доказывают друг другу факт своего существования, желают запомнить, пытаются передать все отчаяние, которое сдерживают.
По крайней мере, он чувствует именно это.
Кажется, Дым что-то сдавленно шепчет ему на ухо, и парень закрывает глаза, чтобы избавиться от ржаво-солёного привкуса во рту.
Это всего лишь ложь, его личная, маленькая персональная ложь, о которой он так просил.
Постепенно толчки становятся аритмичными, нерегулярными, Призрак чувствует, как мужчина в последний раз делает рывок вперёд: его бёдра и член напрягаются, когда он изливается внутрь его тела. Парень содрогается, издав глубокий стон и обмякая на поверхности койки.
Оргазм выходит болезненным и мощным. Чувство заполненности граничит с ощущением абсолютной опустошённости.
Его глаза тут же предательски начинают слипаться, погружая Призрака в беспокойный сон без сновидений. Последнее, что он успевает запомнить — большая ладонь, которая гладит его по голове, перебирая влажные от пота кудри, задумчиво и почти ласково.
Ему не нужно знать, что именно являлось ложью сегодня.
Когда Призрак открывает глаза, мужчины уже рядом нет — он, в полном боевом облачении, последний раз проверяет клапаны респиратора и компрессионные фитинги. Заметив, что парень проснулся, Дым коротко кивает ему.
-Час.
Призрак не задаёт лишних вопросов, он прекрасно понимает, до чего именно остался час и, немного поморщившись от тянущей боли во всем теле, поднимается с койки, бредя к раковине, а затем начинает сборы. Проведя тщательный осмотр резервуара и убедившись, что наруч функционирует без перебоев, он оборачивается к мужчине.
-Можем выдвигаться. Слушай, Иосиф...
-Дым. Мы не используем имена.
Чёрные визоры блестят в свете заходящихся в эпилептическом припадке ламп.
-Ах, да, конечно.
***
Тонкая струйка крови сползает по виску, а ветер бросает в лицо раскалённый песок, режет глаза и обжигает губы. Рана на голове уже перестала саднить, покрывшись тёмной коркой запёкшейся крови, а на нелепый бурый отросток, оставшийся вместо правой ноги, в принципе, можно закрыть глаза и не обращать внимания.
Впрочем, много ли увидишь через кровавую пелену лопнувших сосудов единственным уцелевшим глазом.
Несмотря ни на что, в груди царит странное умиротворение, которое он пытается передать другому человеку, ласково поглаживая стремительно холодеющие пальцы. Даже если по селекторам и передавали что-либо — он уже не слушает их, да что там — даже не слышит. Тело стало лёгким, почти невесомым — не то от предобморочного состояния, не то от почти отчаянного предвкушения покоя.
-Прости, Иосиф, кажется, я тоже тебе соврал.
Одна рука Призрака безвольно висит вдоль тела, словно плеть, пальцы второй запутываются в волосах мужчины. Медный цвет песчаного ковра лишь немного темнее них в месте, где покоится его голова.
Даже песок не смягчает поступи тяжёлых кованых сапог, он глухо скрипит, когда они останавливаются рядом с ним, и шипованная подошва упирается парню в грудь, а затем дыхание на секунду перехватывает, когда его отбрасывают в сторону кирпичной кладки.
Призрак сплёвывает кровь, которая скапливается во рту после удара о стену и невесело усмехается.
Исполинский силуэт безмолвно возвышается над ним, сжимая в руке стальную тяжесть снайперской винтовки. Парень до сих пор не перестаёт удивляться, как при всех своих габаритах Охотники умудряются столь быстро передвигаться.
Хотя, пожалуй, с этой эмоцией он опоздал как минимум на один выстрел.
-Ну, здравствуй,-усмехнувшись, Призрак поднимает голову, пытаясь сфокусировать взгляд на зияющих провалах глазниц и носа ужасающей маски из черепа оленя.
Охотник, а, точнее, Охотница, не произносит ни слова и даже не шевелится, гротескной фигурой, будто изваянной из чёрного камня, застыв посреди поля боя...или, скорее, поля бойни. Уродливые отростки костяных рогов отбрасывают на песок тени, напоминающие обугленные остовы деревьев.
Тёмные отверстия маски смотрят на парня со снисходительным равнодушием — для неё он всего лишь очередная загнанная дичь, а его жизнь значит не больше, чем жизнь назойливого комара, решившего отведать крови Анклава.
Впрочем, он не может злиться или ненавидеть — хотя все они находятся по разные стороны баррикад, маски смерти давно стёрли их реальные лица, и именно это делает их равными в беспощадной, жестокой, но всё же игре, где есть победитель и побеждённый.
Фортуна не может вечно улыбаться кому-то одному, да и пускай — рано или поздно их место займут другие.
Они, на этот раз, к сожалению, проиграли.
Инстинкты хищника постепенно начинают брать верх и Охотница нетерпеливо перебрасывает оружие из руки в руку. Вероятно ей хочется, чтобы жертвы сопротивлялись, бились в агонии, а она бы питалась чувством отчаянной надежды, и, может быть, может быть, позволила доползти до дезинтегратора, дала бы уйти и на этот раз, чтобы поиграть снова. Однако, один из двоих уже мёртв, а другой, кажется, не испытывает ни капли страха или боли, несмотря на то, что от его тела не осталось почти ничего.
-Давай уже,-ей чудится насмешка в голосе парня, и она издаёт утробное низкое рычание.
На мгновение Призраку кажется, будто в глубине глазниц маски вспыхнули и погасли два кроваво-красных огня, хотя, возможно, это всего лишь блики искусственного солнца на столь же искусственном небе.
В этот раз делиться с кем-либо своей добычей Охотница не собирается. С того самого дня у неё с этими двоими свои счёты, и Призрак это знает.
Что ж, мироздание довольно циклично.
Она делает шаг вперёд: ржавчина песка скрипит под её ногами. Когда окровавленное дуло винтовки упирается в его затылок, в голове проскальзывает равнодушная мысль о том, что имя Лилит подходит ей больше её собственного.
Захохотав, ветер швыряет в лицо горсть рыжей пыли, но всё, что парень видит сейчас — клочок неестественно синего неба, такого же неподвижного, как чей-то навсегда застывший взгляд
Наверное, глаза Бога тоже синие.
Пронзительный вой сирен вокруг стихает, растворяясь в размеренном шуме прибоя, который поглощает звук одинокого выстрела.
Лёгкие наполняются не удушливым ароматом железа и оседающей в груди горечью песка, а свежим ветром, откуда-то издалека доносящим солёные брызги, каплями застывающие на щеках, и ощущением безграничной, отчаянной и почти болезненной радости.
Закрывая глаза, он наконец-то чувствует запах моря.