Кируми приезжает к очередному клиенту. Её давно ожидают. Как только распахивается дверь, девушку встречает заказчик — с давно готовым списком дел.
— Сегодня нужно организовать банкет, — говорит мужчина, будто он действительно важная персона, — и я посчитал, что ваши услуги будут очень кстати. Сегодня будут важные гости, и от нашей с ними встречи зависит наш бизнес. Я рассчитываю на вас!
Кируми вежливо кивает и принимается за работу.
К вечеру всё готово. Гости приезжают, занимают свои места и ведут переговоры с хозяином.
Кируми стоит в стороне, молча контролируя проведение мероприятия, и под её надзором всё проходит успешно.
Как только вечер окончен, она поздней ночью направляется домой.
Кируми приезжает к очередному клиенту. Её давно ожидают. Как только распахивается дверь, девушку встречает заказчица — с давно готовым списком дел.
— Сегодня у меня званый ужин с редактором издательства, — в голосе женщины слышна надменность, будто Кируми — не больше, чем служанка. — От результата нашей с ним встречи зависит издание моих мемуаров. Всё должно быть в лучшем виде!
Кируми вежливо кивает и принимается за работу.
К вечеру всё готово. Мужчина в летах, такой же чванливый, как хозяйка, строго, словно в постоянном гневе, ест и ожидает подвох — но под руководством Кируми всё проходит успешно.
Как только вечер окончен, она поздно ночью направляется домой.
Изо дня в день одно и то же — словно это день сурка.
Кируми говорит себе: «Я занимаюсь своим любимым делом,» — и, в очередной раз в конце дня падая камнем на твёрдую кровать, встаёт и идёт в новый день.
В конце концов, она — совершенная горничная. На неё возложены высокие ожидания, и она должна им соответствовать.
Кируми приезжает к очередному клиенту. Её давно ожидают. Как только распахивается дверь, девушку встречает заказчик — без списка дел, но с наполеоновскими планами.
— Сегодня у меня встреча с избирателями, — с грубой, прущей изо всех щелей уверенностью, громогласно заявляет политик, — и сегодня всё должно быть на высоте! Я знаю, вы не спичрайтер, но если вы напишете речь за меня, я заплачу вам сверх цены!
Кируми вежливо кивает и принимается за работу. Быть может, она бы отказалась, но, кто знает: вдруг за этой самоуверенностью скрывается действительно хороший человек?
К вечеру всё готово. Политик зачитывает всю речь, в которой отражено буквально всё, что нужно — и люди готовы отдать свои голоса хоть сейчас.
Как только митинг окончен, Кируми поздней ночью идёт домой.
В эти душные летние дни только ночь — спасительница её разума. Прохладой веет повсюду, а шелест листьев способен убаюкать любого, даже страдающего от бессонницы. Ночь пахнет как-то по-своему — необъяснимым ароматом цветов, сухой дорожной пылью и сладким, но лёгким ветром.
Будь её воля, Кируми предпочла бы прогуляться босиком по горячей земле, сняв с ног злосчастные балетки. Пуститься в бег по траве, заколоть эти ноги сухой травой, омыть стопы в речной воде…
Но, увы, надо идти домой, а завтра — снова на работу.
Фонарями снова проложен ей путь до дома. Девушка послушно идёт по тротуару, в кармане удерживая перцовый баллончик — на всякий случай.
И случай представляется довольно быстро.
— Тоджо-сан! — кто-то окрикивает её со спины.
Рука сжимает баллончик ещё сильнее, уже готовясь его расчехлить.
Меж белыми фонарными лучами всплывает высокая чёрная фигура. Выходит на свет — и тут же ускользает в мрак. Выходит из мрака под очередной фонарь — и снова возвращается в темноту.
— Тоджо-сан, погоди!
Кируми замирает.
Она уже готова и дать отпор, и убежать — но она не движется, замеряет все возможные риски. Она достаёт баллончик…
…но перед ней знакомое лицо.
— Ах, хах… — фигура чуть ли не падает и подпирает тело руками, кладя их на колени; человек пытается усмирить сбитое дыхание. — Прости, если напугал тебя.
Кируми изумлённо смотрит: перед ней стоит её бывший одноклассник, Шингуджи Корекиё.
— Я тебя не узнала, — извиняется Тоджо, делая небольшой поклон. — Прошу прощения, Шингуджи-сан. Какими судьбами?
— Я видел, что ты здесь часто ходишь, — когда Кируми вновь начинает идти домой, Корекиё следует за ней. — Я живу и работаю не так далеко отсюда. Подумал, мы могли бы хоть раз пересечься. И, возможно, проводить тебя до дома, если ты не против.
— Оу, поняла… Если хочешь, ты, конечно, можешь проводить, — она ещё сильнее стискивает баллончик, который снова вернула в карман, — но я бы попросила… без резких движений.
Корекиё кивает, поняв её намёк, и провожает до дома с тёплой и мягкой улыбкой.
Кируми заходит в подъезд многоквартирного дома, открыв ключом дверь от домофона, другим ключом — квартиру. Она заглядывает в окно.
Горят звёзды, горят фонари. Но под фонарями не видно, как Корекиё пошёл домой — словно он растворился в ночной мгле.
— Надо бы ложиться спать…