Ацуши закрыл глаза. Под ладонями только ледяные плитки пола. И вообще в подвале в это время года особенно холодно. Он может только цепляться пальцами за траву, пробивающую между плитками. И задыхаться от недостатка воздуха.
Темно. Так темно, что ты задыхаешься. Склизлые щупальца мрака, такие же он видел в одном из старых фильмов, который смотрели старшие и куда он тайком пробрался из любопытства. Если появятся монстры и разорвут его, то он этого заслуживает. Он никчемное и жалкое существо. Даже хуже. Он ничто.
Ацуши зажал ладонями уши, стараясь прогнать обвиняющий голос. Директор всегда находился рядом. Пока ещё лишённая очертаний фигура, но его голос Ацуши слышал, очень отчётливо, различал каждое слово.
– Жалкий мальчишка, может ты будешь слушать, что я тебе говорю?!
Ацуши подскочил и распахнул глаза. Кажется, он задремал с открытыми глазами. Сквозь крошечное оконце пробивался солнечный свет, и кромешная тьма сменилась яркими лучами, озарявшими его крошечную каморку.
Директор стоял возле решётки, заложив руки за спину. Стоял по настоящему. Ацуши вжался спиной в каменную стену и сглотнул. Он не всегда мог сходу отделить собственную фантазию от реальности, и тогда Директор злился. Совсем как сейчас. Его глаза превращались в тонкие щели, а губы становились одной линией. Нос при этом казался ещё уже, а скулы выше. Как ледяная статуэтка, о которых Ацуши рассказал когда-то один из новеньких, прежде чем, как и любой здесь, перестал с ним общаться.
– Простите, – пробормотал Ацуши. Фраза слетела с губ естественно, отработанная до автоматизма. Он знал, чего от него требуют и прекрасно понимал, что последует в случае неповиновения.
– Ты опять потерялся в своих фантазиях, что даже не слышишь, что я с тобой разговариваю?
– Простите, – повторил Ацуши, чувствуя себя очень жалким. Привычное до тошноты чувство. Хочется плакать и, одновременно, вывернуть желудок наизнанку, даже если ты до этого не ел. Выблевать все внутренности. – Я вас слушаю.
Директор молчал и смотрел на него долгим и ледяным взглядом, от которого внутри все сжималось от ужаса. Ацуши совершал эту ошибку каждый раз: надеялся. На прощение, на новый шанс и когда получал его снова делал что-то, обманывающее его доверие.
– Ты можешь выйти.
Дверца темницы с тихим скрипом открылась, впуская Директора внутрь. Из складок одежды появился ключ, щёлкнул в замке, и Ацуши испуганно замер. Не хотелось больше совершать ошибок.
– Вставай.
Ацуши поднялся, сделал несколько шагов к выходу, и тут же сильный удар обрушил его обратно на пол. Он ударился подбородком о камень, и во рту появился отвратительно солёный привкус крови.
– Я не разрешал идти к двери, – холодный голос Директора звучал откуда-то издалека, и в ушах звенело. – И научись слушать других с первого раза.
Ацуши задыхался. Грудь снова сдавили стальными тисками, ребра будто захрустели, и перед глазами потемнело. Мир утратил чёткость. Холодно. Очень холодно. Снаружи. Внутри. Повсюду. Он глотал холодный воздух и замерзал изнутри.
– Простите, – прошептал он хриплым срывающимся голосом.
ПроститеПроститеПроститеПроститеПроститеПроститеПроститеПроститеПроститеПростите.
Реальность уплывала, растягивалась тонкими полосками, каждая неестественно узкая и длинная. Реальность опадала лоскутами. Ацуши не сразу заметил, как его вздернули на ноги, и, запрокинув голову, задрожал. В чужих глазах отражалась абсолютная вечность. Покой. Нечто, чего ему никогда не понять.
– Почему ты настолько жалок? – безжалостные слова срывались с чужих губ и резали сильнее ударов. – Почему ты не можешь вести себя так, как от тебя требуется?
– Я пытаюсь, – пробормотал Ацуши. Он знал, что Директор ненавидит оправдания, но раз за разом не мог удержаться.
Не мог удержать свой мерзкий язык во рту.
Ацуши задохнулся при этой мысли, и на глазах снова выступили слёзы. Каким-то чудом ему удалось удержаться на ногах. Все тело онемело, и он весь сжался. Но чужая ладонь лишь мимолётно коснулась его волос в иллюзии прикосновения.
– Пойдём. Все остальные уже собираются в обедне. Промедлим, и ты нарушишь распорядок, – мужчина развернулся и вышел в коридор, не глядя на него.
Ацуши застыл, не в силах пошевелиться. Вероятно, всё это ему почудилось. Никто не может касаться его с иным намерением, кроме как наказать. Ничего иного он и не заслуживает. Но он сразу же стряхнул мысль и побежал за мужчиной в коридор, пока тот не передумал и не оставил его в подвале ещё на одну ночь.
Под босыми ногами заскрипели знакомые доски пола. Из классных комнат и спален выглядывали лица прочих воспитанников. Завидев Ацуши, ребята сразу же прятали глаза, а после спешили прочь, кивали директору и торопились в обедню. Ацуши уже даже не обижался. Будь он на их месте, тоже не стал бы с таким, как он дружить.
Ацуши уставился себе под ноги и сделал глубокий вдох, пытаясь прогнать горькое чувство внутри. Он заслуживал такое отношение, но все равно хотелось, чтобы кто-нибудь когда-нибудь ему улыбнулся. По-настоящему.
Он, спотыкаясь, дошел до края ближайшего стола и сел на самый край свободного стула. Вокруг него снова оставалось свободное пространство. Внутри привычно образовалась неприятная давящая тяжесть. Миска с рисом и палочки, знакомые взгляды.
Ничего не изменилось. Никогда ничего не изменится. Ацуши сжал палочки так, что дерево захрустело, но он едва ли услышал, погрузившись глубоко в свои мысли.
Спустя пару мгновений он перевел взгляд вниз и вздрогнул. По одной из палочек змеились трещины.
Ацуши сделал глубокий вдох. Его затрясло, и он с трудом контролировал дрожь. Мысли пустились вскачь.
Это не я. Не я это сделал. Оно само. Да, само так получилось. Случайно. Само.
Ацуши неловко косился на других детей, которые, в свою очередь, также таращились на него со стороны. При этом он поминутно смотрел вниз, пытаясь маскировать внимание к окружающим.
Они видели? Они видят трещины? Может сказать, что это не я?
– Начинаем обед.
Ацуши тут же поспешно принялся есть и запихал в себя все до последней крошки, потому что сильно проголодался после сидения в подвале. Чужое внимание только страшило его. Вдруг они заметят? Вдруг поймут? Ведь что они скажут? Доложат воспитателям? Будут издеваться сами?
Они видели? Заметили, что он сделал? Почему они так смотрят?
Едва тарелка опустела, он бросился прочь из обедни.
Ноги несли его на улицу. Так быстро, что он не разбирал, куда бежит, и врезался в коридоре в одного из Воспитателей, по какой-то причине отсутствовавшего на обеде.
– Накадзима, – процедил тот. – Что ты здесь делаешь? Обед ещё не закончился, и ты ещё обязан находиться там.
Ацуши сделал пару шагов назад и закусил губу до крови. Он совсем забыл о распорядке. Не имел права.
– Извините. Я доел, поэтому решил уйти, – перед глазами стояли трещины на палочке. На мгновение показалось, будто трещит что-то другое, а не дерево. Кажется, звук доносится из его собственной головы.
Может, это множество раз, когда он слышал треск своих костей. Ацуши весь сдался под чужим взглядом. Он уже мысленно смирился, что заслужил наказание и сжался под недовольным взглядом Воспитателя.
– Раз у тебя так много свободного времени, иди на кухню и помоги с мытьём посуды и уборкой.
Ацуши поклонился и поспешил по коридору в сторону кухни. Главная по готовке сгрузила все тарелки на него и сама повернулась к плите.
Он нервно на них взглянул и включил воду. Снова только холодная. Ацуши налил моющего средства и принялся за работу, прислушиваясь к разговору главной по готовке и ее двух помощниц, старших девочек в приюте. Ацуши не любил делать работу на кухне, зато тогда он мог послушать, как старшие обсуждают выход в город, куда их брали за покупками!
Вот и сейчас девушки весело болтали о поездке на самом настоящем поезде, о больших зданиях, которые они видели в городе и супермаркете. А ещё они сказали, что самые лучшие по оценкам дети отправятся на фестиваль О-Бон со Старшим Воспитателем. Ацуши почувствовал, как по щекам потекли слёзы. Сколько бы он не старался, его никогда не возьмут. А ещё те, кто помнят родителей, будут пускать фонарики по реке, а не только увидят шествие.
Он очень сильно им завидовал. Украдкой утерев слезы рукавом рубашки, он продолжил мыть посуду, прислушиваясь к обрывкам разговоров. Ему безумно хотелось оказаться в числе счастливчиков или, хотя бы, послушать их разговоры потом.
– Накадзима, хватит хлюпать водой на пол, – выдернул его из сладостных фантазий окрик одной из старших девочек. – Вся раковина в мыльной пене. И слив опять забился. Вытаскивай всё и вычищай. Не видишь, что ли?
Ацуши вздрогнул и уставился на жестяную раковину с ужасом. Он настолько замечтался под мерный стук воды, что совсем потерял связь с реальностью. Пришлось откладывать очередную тарелку, вытаскивать уже онемевшими от воды руками остатки еды, выкидывать их в мусорный пакет.
– Не забудь про сортировку отходов, – донеслось из-за спины, и Ацуши постарался сосредоточиться на деле, а не на возобновившимся разговоре. Теперь он уже не позволял себе увлечься, и дело пошло на лад. Оказаться в подвале в тот же день, когда его выпустили, ему не хотелось. Такое раньше бывало только раз, и повторять этот опыт не хотелось.
Ацуши сосредоточенно отскребал внутренности чаши рисоварки жёсткой мочалкой. Пальцы онемели, и каждый раз, когда ему казалось, что он уж точно перестал их чувствовать, они все ещё продолжали двигаться.
– Ладно, достаточно. Иди подмети полы в зале, а потом иди куда хочешь, – ему вручили веник.
Ацуши поспешил куда сказано. Сейчас в зале, пустом и темном, он почувствовал себя увереннее. Вообще один он чувствовал себя комфортнее.
Девушки, раньше уже убравшие со столов, теперь оттирали гладкое дерево до блеска, продолжая весело переговариваться. Ацуши невольно позавидовал их счастью. Пусть он только и умеет, что завидовать. Когда-нибудь и у него будет жизнь, о которой он мечтал! Он будет есть ту еду, которую хочет и гулять по большому городу.
Девушки переглянулись, посмотрели на него и закатили глаза. В отличие от ровесников и тех, кто младше, самые старшие смотрели на него с брезгливым недоумением и относились с откровенным издевательским пренебрежением. Хотя девушки редко издевались. Просто свысока поглядывали и гоняли по мелким поручениям.
– Накадзима, закончи со столами, помой пол и выкини мусор, – махнула рукой одна из них, и они вдвоем вышли в коридор. Ацуши не успел даже ничего возразить и посмотрел на здоровый мешок, стоящий возле самого выхода.
Уборка заняла ещё некоторое время. Пришлось торчать у столов, пока он не удостоверился, что дерево действительно блестит. Потом подметать и тащиться за ведром с тряпкой. Если узнают, что он не сделал, точно свалят все на него.
Ацуши сделал глубокий вдох. На душе все ещё было тревожно, но сейчас, в одиночестве, он чувствовал себя легче. Пока он занимался делами, погрузился в собственные фантазии. Здесь одернуть его было некому, так что он совсем размечтался.
Вот все они ещё увидят. Когда он станет старше, то будет больше учиться, поедет в большой город и станет помогать людям. У него обязательно появятся друзья, которые его станут любить просто за то, что он с ними рядом!
Взгляд упал на часы, и он спохватился, что скоро уже ужин, а мешок с мусором ещё не на своем месте. За зданием.
Немного поколебавшись, он решил воспользоваться служебным входом, чтобы никто из других ребят его не трогал. Не хотелось потом собирать мусор по всей игровой площадке. Ещё опять во всем обвинят.
Ацуши дотащил мешок до мусорки, с трудом закинул его в контейнер, выпрямился и вытер со лба пот. Спина заныла и сразу же прошла. Он едва дотащил его. Тяжёлый между прочим!
Солнце светило ярко, и вдалеке колыхался рис. Ацуши не видел из-за стен залитые водой поля, но знал, что они совсем рядом, начинаются едва ли в полуторе десятков метров. Скоро собирать урожай, и его наверняка отправят со старшими ребятами. Он уже достаточно взрослый для работы в поле.
Ацуши вернулся в обеденный зал, собрал все нужное и отнес в кладовку, где хранили хозяйственные принадлежности. Только сейчас он понял, как сильно устал. Хотелось добраться до своего футона и рухнуть лицом в подушку. Но ведь впереди ещё ужин, который нельзя пропускать.
– Накадзима-кун.
Ацуши вздрогнул, когда его окликнули и чуть не уронил ключ, которым закрывал кладовку. Он обернулся…
***
– Накадзима-кун!
Ацуши подскочил и опрокинулся вместе с крутящимся стула. Сердце сразу же заколотилось как бешеное.
– Брат, ты бака! – Наоми дала Танизаки затрещину. – Ацуши-кун попросил, чтобы мы звали его по имени, забыл, что ли?
– Немного.
Ацуши лежал на полу вместе со стулом и постепенно понимал, что ничего страшного не случилось. Портовая мафия в полном составе не совершила рейд на их офис в очередной раз, никто не напал, это даже не тот жуткий Акутагава, с которым ему довелось уже столкнуться в битве.
Похоже, он просто опять задремал за работой, а после вспомнил о прошлом. Нельзя сказать, чтобы воспоминания было приятными. Однако…
– Парень, ты лежать ещё долго будешь? Ты вообще как? Не ударился головой? – над ним возникло озадаченное и встревоженное лицо Куникиды.
Ацуши чуть вздрогнул и побледнел. Едва успокоившееся сердце сразу же заколотилось. Он опять доставляет другим неприятности. Да сколько ж можно!
Куникида протянул ему руку, Ацуши за нее ухватился и встал, а после легко поднял свой стул.
– Да, все хорошо. Ничего страшного. Я просто задремал немного, – неловко отозвался он. – Простите. Я сейчас быстро все закончу.
– Если тебе что надо, передай Танизаки. Пусть он поможет.
– Почему сразу я? – возмутился рыжеволосый парень, и Ацуши стало его жаль. Никто не должен страдать, потому что он не может справиться с собой.
– Все в порядке. Я могу! – поспешно возразил Ацуши. Он и без того чувствовал себя неловко, потому что его школьной программы ему порой едва хватало, чтобы работать с документами. Там было очень много незнакомых кандзи, которые он видел впервые в жизни. Поэтому по вечерам он сидел над словарями и терпеливо записывал незнакомые в тетрадь, чтобы потом их заучить. Вот потому и задремывал днём во время работы. Не хватает, чтобы из-за него кто-то мучился!
Куникида недоверчиво на него взглянул, покачал головой, но спорить не стал. Ацуши сглотнул и попытался отогнать очередной приступ сдавившей грудь паники. Он уже научился скрывать это на людях. Поначалу было тяжело, но пришлось учиться.
Особенно было стыдно перед Дазай-саном. Постоянно казалось, что если тот узнает, если поймет, какое Ацуши на самом деле жалкое ничтожество, то больше никогда в жизни на него не посмотрит.
Ведь на самом деле, как бы сильно Ацуши не испугался, оказавшись среди одаренных и узнав о себе правду, снова оказаться одному, он знал, будет гораздо страшнее.
Но Дазай-сан только взглянул на него лишь раз и понял, понял что-то ведомое ему одному, и Ацуши едва не разрыдался у всех на глазах. Жалкое зрелище. Пусть. Он всегда казался жалким и был жалок.
Но все равно он оказался прав. Теперь он в большом городе. И у него есть друзья.
Не забывайся, прошептал голос ему на ухо.
Волосы на затылке зашевелились, и Ацуши пришлось приложить все силы, чтобы не обернуться. Он знал: Директор стоит за спиной, и его тонкие длинные пальцы готовы коснуться его волос.
Неужели ты думаешь, что они тебя так легко примут? Неужели считаешь, что того заслуживаешь?
Ацуши сделал глубокий вдох и сосредоточился на работе. Нельзя, чтобы хоть кто-то заметил, что с ним происходит. Нельзя. Он не позволит никому. Даже себе.
– Ацуши-кун, все хорошо? – спросила Наоми.
– Да, спасибо, – Ацуши сосредоточенно застучал по клавишам, откидывая чужой образ. Откидывая образ клетки и себя внутри. Откидывая видение себя на цепи.
Ты можешь бежать сколько угодно, но сколько ты будешь бежать от самого себя?
Ацуши прикусил кончик языка и опустил голову, надеясь, что его гримаса не слишком заметна сидящему рядом Куникиде.
Больно. Очень больно. Так больно, что дыхание перехватило. Зато так не видно кровь, которую бы заметили все, прокуси он себе губу.
Ацуши продолжил бить по клавишам. Но теперь под подушечками пальцев они ощущались холодными плитками пола его клетки.