снег под одеждой, а сердце в тепле.

— давай уничтожим нетфликс, — говорит вдруг крэйг такер, будучи тесно объятым кусающимся за алеющие ланиты морозцем, и чихает. — блять.

— о господи. — стэн, стоящий почти плечом к плечу, поднимает голову и сквозь прищуренные хитрые глазёнки поглядывает на такера. — картман, ты изменился.

крэйг смотрит на него, поднимает левую бровь — единственный признак удивления — и интересуется:

— ты охуел?

стэнли неприкрыто посмеивается:

— видно, не так уж и сильно, — он продолжает беззаботно глумиться. — подрос, стал краше и заимел почти «готовский» стиль с ебучей чёлкой на правую сторону.

замечая, что крэйг разгорается кишевшим внутри гневом и что возле ноздрей того появляется белая «дымка», как в тех дурацких детских мультиках, которые всегда крутили по телевидению перед школой, он… нет, он не перестаёт, а смеётся лишь сильнее; чего же ему переставать, коль данное до ужаса комично?

такер фыркает:

— да пошёл ты, марш.

— обижаешься?

— ни в коем случае, — цыкает крэйг и потирает замёрзшие руки в тщетных попытках согреться. — холодно… у меня уже яйца замерзают.

— даже не надейся, что я предложу согреть твои яйца оральными ласками.

— это хорошо, что нет.

— ладно… так чего ты вдруг нетфликс хочешь уничтожить?

— некоторые из их адаптации — полный отсос.

— оно и ясно, — стэнли перенимается с ноги на ногу, — но, может, ты домой пойдёшь?

— мы возле твоего дома?

стэн быстро окидывает взглядом тёмно-зелёный дом с ещё не очищенной от выпавшего утром снега дорожкой у гаража и чешет затылок.

— да, это мой дом. конечно, при том условии, что я не тронулся умом.

— ну.

— ну?

— не хочешь пригласить меня… внутрь? типа, блять, я — твой парень, — почти окоченелый от холода, отбрасываю коньки от переохлаждения, а ты…

— ох. хорошо, не хочешь ли ты зайти ко мне?

— хочу.

— мы посмотрим что-то от нетфликс.

— не хочу, — крэйг супится.

— какой ты непостоянный.

— иди нахуй.

с уст стэнли срывается тихий сиплый смешок:

— ладно, — он льнёт к крэйгу, приобнимая его за талию, — посмотрим не что-то от нетфликс, но фильм выбираю я.

— если это будет какое-то сопливое романтическое дерьмо, которое тебе когда-то — давно — советовала посмотреть вэнди, чтобы ты «понял» любовь и стал романтичным и сентиментальным ублюдком, то я тебя перестану любить.

— нет, мы посмотрим что-то фантастическое. что-то из разряда «крэйг такер в хорошем настроении», — ехидно хмыкает стэн и, потянувшись вверх, аккуратно касается своими губами чужих, мажа высунутым кончиком розового языка вдоволь.

несмотря на то, что крэйг выглядел со стороны «неприрученным», холодным и отстранённым, всё равно марш все слабости своего дражайшего уже познал с того времени, как они решили начать встречаться, и для него не было секретом, что «ебало-камень» и колючесть улетучиваются, стоит только подарить этому гиганту с лапищами и хуищем щепоть ласковости — из космического корабля «явасненавижууёбки3000» такер вываливается в открытый космос без скафандра — в негу. потому-то крэйг щепетильно и подцепляет губами нижнюю марша, слегка посасывает, явно проникнувшись романтикой смердящей какой-то хуйнёй местности, лая собак, холодных яиц и разбросанного мусора. они целуются нежно и как впервые посреди этой ебатории — красотища.

до тех пор, пока ему в затылок не прилетает кем-то кинутый снежок, а позади не раздаётся чей-то несдержанный смех.

крэйг отстраняется и гневается:

— какого, блять, хуя?! — он оборачивается назад и понемного затихает.

— заходите уже в дом, — фыркая, говорит рэнди марш и указывает пальцем на дверь. — и, стэнли, невежливо гостей у дверей держать.

— бля, папа!

— если они, конечно, не картман. картмана нужно не пускать.

— мой отец — полный придурок, — выдыхает стэн и потирает пальцами переносицу. — о господи.

— яблоко от яблони недалеко укатывается, — фырчит такер и, засовывая руки в карманы, направляется вперёд.

— эй! — стэн наваливается позади, и они вдвоём валятся в ближайший сугроб.

— блять, марш, это мои единственные штаны! в чём я ходить буду нахуй?

— с голыми лапищами пощеголяешь!

рождественские каникулы никогда не вызвали у крэйга интереса, но когда тебе двадцать лет да ты валяешься в сугробе, снег предательски заползает тебе под одежду, и над ухом раздаётся хрипловатый от недавно прошедшей ангины смех, понимаешь: за душу берёт, будто бы тебе вновь шестнадцать и будто только-только мелькает осознание, что за рёбрами сердце проворачивает кульбит прямиком в желудок от какого-то придурка, любящего песни с депрессивным мотивом, собак и бездельничать.

придурка на всю жизнь, кажется.

— свалился же ты мне на голову, еблан.

— я тоже тебя люблю, крэйг. очень-очень.

всё-таки окликнуться на мольбу «крэйг, пожалуйста, тоже проведай свою семью в южном парке на рождественских каникулах, я не хочу возвращаться туда один и… вообще возращаться, если на то пошлó, не хочу, но надо; я маме обещал» было хорошей идеей — само собой.