Было ошибкой проигрывать этот спор.

Сяцзы медленно вдыхает глубже, делая вид, что сдвигает подушку поудобнее, а вовсе не цепляется за неë на грани терпения, как утопающий. Судя по едва слышному смешку за спиной — получается так себе.

Кончик ленты щекотно проходится по шее, когда Сяо Хуа заботливо поправляет повязку.

— Тише, Сяцзы. Будешь крутиться — собьëшь. — строго произносит его хитрый партнёр, щекоча лентой уже намеренно: подметил реакцию и никак не мог упустить. Совсем как кот, честное слово.

Сяцзы предпочёл бы обойтись без ленты вовсе, но сейчас не его очередь править банкетом. Сяо Хуа выиграл честно — во всяком случае, так, чтобы это казалось честным, и Сяцзы на жульничестве его подловить не смог, — и честно наслаждается своей победой. Любуется, хищный цветок: подготовил заранее всё для красивой сцены, подобрал атласную ленту, достаточно лёгкую, чтобы Сяцзы мог видеть, но недостаточно прозрачную, чтобы приглушённый свет навредил глазам, заботливо подсунул мягчайшую ортопедическую подушку и разложил самого Сяцзы с методичностью истинного учёного. Всё продумал до мелочей, как и всегда. Лежи, уважаемый Хэй-е, отдыхай ещё целых… Полтора часа. Печально.

Тёплое прикосновение к лопаткам выводит из мыслей. Сяо Хуа проницателен, как обычно, и столь же требователен — всё внимание должно принадлежать только ему. Размышления не допускаются: лишнее.

А уж требовать своë Се Юйчень умеет.

Сперва прислоняется к выбранному местечку губами, намечая; затем проводит языком задумчиво, будто дорогущий деликатес в ресторане оценивает; потом слегка нажимает зубами — так, совсем осторожно, давая прочувствовать угрозу. А потом кусает полноценно, впивается, как оголодавший шиби, до колких, на грани комфорта, искр перед глазами. Отпускает; заласкивает оставленный след бережно, как редкое сокровище, и кусает вновь, неспешно увеличивая хватку от едва ощутимой до крепкой и давящей. Убедившись, что оставил соответствующую его высоким стандартам метку, Сяо Хуа отстраняется с довольным вздохом — только для того, чтобы перейти к следующему определенному месту.

И так — два часа, из которых прошла только половина.

И одной спиной Хуа Эр Е, обстоятельный даже в столь интимных условиях, не ограничится. Так что ходить завтра Сяцзы, как жертве пиявок и комаров-переростков разом. Составлять леопардам конкуренцию. Под внимательным, с хорошо скрытой нотой довольства, взглядом Сяо Хуа.

Честное слово, его партнёр слишком коварен.

Наверно, не стоило жаловаться на скуку.

— Ся-ацзы, — раздаётся недовольный голос Сяо Хуа прямо над ухом, прежде чем его чувствительно припечатывают клыками прямо у яркой нити пульса, возвращая в реальность. — Опять?

— Ничего не могу поделать, Сяо Хуа, лежать просто так слишком скучно!

О да, он нарывается. И по тихому взрыкиванию партнёра ясно — с огнём играет. Ну а что поделать, ежели целых два часа такого пролëживания есть шанс не пережить? Сяцзы опытный, Сяцзы знает, как важно позаботиться о выживании! И о выборе меньшего зла осведомлён лучше, чем кто иной.

— Сяо Хуа, Се-лаобань, Хуа Эр Е, Юйчень-гэ, может, смилуешься над этим несчастным, бедным и старым человеком?

Звук, который издаёт Сяо Хуа, и резкий рывок, от которого он скатывается со злосчастной подушки, и жадный, пожирающий поцелуй, когда его заставляют перевернуться — всë это заставляет Сяцзы праздновать победу.

Ровно до того момента, пока руки не спутываются в чём-то мягком и скользком, подозрительно напоминающем очередную ленту, а Сяо Хуа не отстраняется с совершенно ехидной улыбкой, гордо усаживаясь удобнее на его бёдрах и с интересом наблюдая за осознанием. Он говорит, поддерживая привычную по рабочим моментам невозмутимость:

— Пожалуй, я действительно должен быть милосерднее. Наслаждайся зрелищем, Сяцзы: у нас ещё час и целых двадцать пять минут. Конечно, мы не будем тебя излишне напрягать: никаких движений, мой старый партнёр. Отдыхай.

Всё сделаю сам, говорит тонкая усмешка Сяо Хуа, когда он вытягивается, горячий и тяжёлый, чтобы старательно вгрызться Сяцзы в ключицу.

О, чëрт.

Это будет крайне долгий час… И двадцать пять минут.