— Ли-но-я, — Чан дурашливо тянет гласные и улыбается от уха до уха, залезая прохладными руками ему под толстовку – между ними тонкая ткань домашней футболки, но Минхо всё равно рассерженно шипит, пихаясь спиной в его грудь. Кряхтение у него над плечом колеблет воздух, но вместо того чтобы отстраниться, Чан притягивает его ещё ближе, так, что Минхо упирается поясницей в ступеньку выше той, на которой сидит.
— Ну же, не будь злюкой, я тоже хочу немного внимания. — Минхо непроизвольно хихикает, когда Чан коротко встряхивает их обоих, и слова выходят с лёгкой вибрацией. Он знает его интонации наизусть, этот дразнящий оттенок счастья, от которого разве что пространство вокруг ни искрится, слишком похож на его собственный. Может, он у них даже один на двоих, только Минхо отказывается демонстрировать его слишком часто – поцелуй шефа нужно заслужить. — Я тоже могу как они.
Минхо заинтересованно оборачивается, когда острый подбородок опускается ему на плечо, и он почти сталкивается с Чаном носом. Тот смотрит вниз, немигающим взглядом провожая резвые игрища котят у их ног. За те несколько дней, что они снимают неприметный частный дом рядом с центром Токио, особенно умные пушистики пронюхали, что у Минхо их всегда ждёт небольшое угощение, и прибегают каждое утро, приводя с собой всё больше друзей. Ему нравится думать, что он теперь что-то вроде токийской кошачьей знаменитости.
— «Так» это как? — Минхо протягивает свободную руку, залезая под капюшон чёрной худи, и мягко прочёсывает растрёпанные после сна кудри Чана на манер того, как гладит светлую шерстку одного из их питомцев. — Станешь мяукать? — Воображение моментально подкидывает ему ряд издевательских картинок, и он не отказывает себе в удовольствии дерзко усмехнуться, следя за ним с лёгким наклоном головы.
— Вообще-то нет.
Хитрый прищур, мелькнувший на чужом лице, единственное предупреждение, которое Минхо получает, когда язык Чана, тёплый и шершавый, оставляет влажный след по ходу его шейных позвонков, не прикрытых одеждой.
— Хё-ё-ён, ты грязное животное, — он слепо пихается локтём, надеясь зарядить ему куда-нибудь в лоб, чтобы пришлось долго и неловко оправдываться перед нунами визажистками за неприветливый краснючий синяк на пол-лица. — Тебе что, пять? — Подтянув подол худи, он оттирает шею, быть может, лишь капельку экспрессивнее необходимого – довольный хохот Чана не выдаёт раскаяния, так что это долг Минхо быть ворчливым для поддержания равновесия инь и ян во вселенной.
— I`m fovie!
Минхо честно старается сохранить серьёзное выражение лица – годы тренировок позволяют удержать угрюмый взгляд, но губы то и дело норовят выдать предательскую ухмылку. Заевшее «ай эм файв» уже даже несмешная шутка, но Чан так доволен своей выходкой, что у Минхо не хватает духу ему возразить. Да и как он мог, с этим ощущением, что его мимические мышцы вот-вот заживут собственной жизнью и разъедутся в улыбке? Кто бы ему поверил?
С побеждённым вздохом он поворачивает голову к Чану. Тот расслаблено прислонился к стене их дома, вытянув ноги вдоль ступенек, прижав их по обе стороны от бёдер Минхо. Между ними теперь чуть больше пространства, и Минхо коротко вздрагивает, когда холодный весенний ветер, залезает под полы его худи. Хочется вернуть Чана обратно. Следы смеха ещё теплятся у него в ямочках, брови сведены к переносице, образуя неглубокие складки на лбу, и Минхо, не задумываясь, тянется разгладить их лёгким движением пальцев. На его вкус, Чан слишком быстро поддаётся. Напряжение уходит из его мышц под первым же прикосновением, и Минхо мстительно щёлкает ногтём по переносице, выуживая из него нечленораздельное нытьё.
— Не расслабляйся. — Довольный, он протягивает руку, утешительно прижимая лицо Чана к собственному плечу – тот фырчит, втираясь в него сильнее, но без лишнего сопротивления. Теперь намного теплее.
— Только не с тобой.
Минхо позволяет себе нежную ухмылку, находясь вне зоны видимости, и благосклонно шкрябает ногтями по коже головы, улавливая тихое довольное мычание. Волосы Чана забавно вьются от влажности, и он пытается распрямить один из завитков, наблюдая, как тот упрямо, раз за разом закручивается обратно.
— Прохладно.
Чан слабо угукает, непреднамеренно касаясь губами его кожи, и волоски у Минхо на руках встают дыбом. Предатели. К тому, что Чан жуткий прилипала, Минхо методично привыкает с дебюта. Дразнить – притягивать – толкать, собственноручно выведенная им схема, от которой он всегда знает, чего ожидать. Это привычно. Это аллегория к слову «безопасность» и причина, почему так страшно выкидывать из неё последнее, но самое важное звено. Минхо больше не хочет отталкивать, и это то, к чему ему ещё предстоит привыкнуть.
Автомобильная дорога недалеко от двора гудит от напряжения, напоминая, что в многолюдном Токио они не одни. Снятый ими дом – последний в ряду похожих; скрытый от чужих глаз тенью разросшегося каштана, он похож на пузырь, который никто из них не хочет лопать. Минхо сверяет время – семь тридцать утра, чтобы убедиться, что они не опоздают в аэропорт.
— Хэй, мистер, — он опускает руку Чану на шею и несильно сжимает, вызывая сонное мычание, — скоро надо будет выдвигаться. Руководство не простит нам внепланового продления каникул, даже если ты сын дживайпи.
Тяжелые вздохи Чана – любимая музыка Минхо. Он насмешливо хмыкает, очерчивая контур его надутого лица ладонью: тёмные пряди легко скользят сквозь пальцы, а на щеке у него отпечатываются две неровные складки кофты Минхо.
— Ты ведь знаешь, что он не мой отец, правда?
— Что? — Он притворно ахает, ровно так громко, чтобы Чан закатил глаза в мягком раздражении. — Я-то надеялся, что компания перейдёт тебе по наследству, и мы станем богатыми. Ты меня разочаровал, Бан Кристофер Чан.
— Небось, и многочисленные интервью уже распланировал?
— Конечно! Душераздирающая история о том, как директор чуть не выгнал меня, юного и талантливого, из компании в начале карьеры, чтобы через десятки лет я стал её совладельцем. Только представь его лицо.
Минхо чувствует, как напрягаются мышцы у него под пальцами – Чан в шаге, от того, чтобы бессовестно рассмеяться над их боссом, но голос, Минхо отдаёт ему должное, придерживается деловой строгости.
— Надо же, столько усилий, чтобы сойтись со мной, и всё ради мести! — Он в притворном осуждении качает головой, и часть кудрей падает ему на лоб. — Видимо, всё же придётся спросить старика про наследство при встрече. Не пропадать же твоим стараниям даром.
— Именно! И точный список всех, кто в очереди перед тобой, пожалуйста.
— Мы что, планируем массовое убийство?
— Возможно, просто несчастный случай. Или несколько случаев. Смотря, как высоко тебя оценили в этом рейтинге.
Чан держится недолго – Минхо чутко отслеживает момент, когда в уголках его глаз появляются первые морщинки, но он ещё полсекунды удерживается от хохота, будто не может поверить, что они правда об этом говорят.
— Ты пугающий, — шепчет Чан, не выглядя ни капли напуганным. — Я в восторге. — И это больше похоже на правду. Минхо хочется поцеловать его в дурацкую ямочку, но вместо этого он проводит раскрытой ладонью по его лицу, будто пытается стянуть с него это смущающе открытое выражение привязанности, и не дать при этом увидеть его собственное.
— Конечно ты в восторге. — Он пытается прикрыть Чану рот, когда он в очередной раз разражается смехом. — Я планирую наше безбедное будущее, ты должен быть мне благодарен.
— Мы айдолы, Минхо! Мы хорошо зарабатываем.
— Когда станешь старым и некрасивым, и никто больше не заплатит за плюш с твоим лицом, что собираешься делать, м? — Он несильно тычет пальцем ему в грудь. — Сядешь мне на шею?
Минхо едва улавливает, как просто из него вырывается мысль об их совместном будущем – он игнорирует пугающую лёгкость в желудке и обжигающее тепло там, где Чан переплетает их пальцы. Это не то, что они когда-либо обсуждали, но он не чувствует необходимости избегать темы, как чумы. Впереди годы контракта и сияние сцены, одинаково важное для них обоих, так что, когда Чан непринуждённо улыбается, Минхо не чувствует себя в этой легкомысленности одиноким.
— Ах, хочешь провести со мной старость, Минхо-я? — Чан игриво приподнимает брови и даёт ему только одну попытку сбежать, задерживая распахнутые в воздухе руки на мгновение дольше. Посторонний этой заминки даже и не заметил бы, но Минхо знает, куда смотреть, чтобы увидеть.
И он напоминает себе, что больше не хочет отталкивать.
— Мило, как ты думаешь, что всё ещё молод.
Когда звонкий смех Чана единственное, что он слышит в многотысячном пробуждающемся Токио.