эй, ангел? больно ли было падать с неба?
больно — слово неверное. человеческое. сломать ноготь больно. разодрать коленки больно. когда лицом впечатывают в бетонную стену — больно. сгорать заживо тоже больно. падать с неба…в каком-то смысле да, это больно.
больно, когда от тебя отрекается твой создатель, чьим любимцем ты был. больно, когда ты всего лишь оступился, но тебя с жестокостью бешеного животного толкают с обрыва и ты летишь вниз, вниз, вниз… больно сгорать в атмосфере, не имея возможности гореть. больно, когда чувствуешь, как каждое перо в твоих крыльях превращается в пепел, на самом же деле оставаясь нетронутым. больно, когда ты лежишь лицом в песке, впуская его в обожженные легкие, мечтая задохнуться, но не имея возможности остановить свою жизнь.
больно ли это? а ты как думаешь.
где-то рядом волны накатывают на берег. жарко. темно. в красных кудрях песок — вытряхнуть его будет тяжело. крылья словно налиты свинцом. хотелось бы укрыться ими и спрятаться от целого мира, руки греть в руках брата и за пределы крепости из своих перьев никогда не выходить больше. сил в крыльях хватает лишь песок ворошить.
ночной ветер сильный. взъерошивает огненные кудри и бьет песком по лицам. холодные пальцы касаются чужого запястья. касаются едва заметно, лишь бы просто быть рядом. нет совершенно сил схватить за руку, как бы хотелось. неизвестно, могут ли божественные сущности плакать, однако сейчас в груди гнилью чёрной расползается нечто невиданное прежде, нечто низменное и совсем не ангельское, и единственное, к чему тянет всем их существом — злая истерика, чтобы слезами умыться и горло криком ободрать. вскидывать руки к небу и выкрикивать слова ненависти. чувствовать, как от обиды разъедает тонкую ангельскую кожу. песок бьет по лицам и липнет на мокрые дорожки на скулах.
среди шума ветра и прибоя не слышно было шагов. кто-то шел по песку прямо к ним. чуть улыбался довольно и закатывал рукава голубой рубашки. над ними звезды сияли особенно ярко, будто даже можно было бы их сосчитать. незнакомцу плевать было на звезды, он смотрел на трепещущие крылья с презрением, обращенным будто через белоснежные перья самому творцу.
горячие ладони ложатся осторожно на рыжие макушки. братья вздрагивают синхронно и распахивают глаза, уставившись друг на друга.
— мои ангелы…
голос будто знакомый, но грубее. надменный почти.
— вас он тоже отверг?
опустившись совсем на колени, чуть гладит их по головам, смотря так холодно и нежно. ракшор поднимает на него глаза, не вставая. чувствует теплые касания на щеках — он утирает теплые слезы, чуть царапая кожу налипшим песком.
— вы не заслужили такого. никто не заслужил того, что позволяет себе…он. он бросает тех, кого сделал собственными руками, оставляет одних. здесь, среди детей, к которым он не приходил тысячелетиями. своих якобы любимых детей…
он усмехается горько, впутывая руки в волны кудрей.
— не нужно грустить, мои ангелы…вы должны злиться. он не должен знать, что наказание ему удалось.
перья на уставших крыльях трепещут тревожнее. в груди у ангелов все больше выжигающей гнили, она расползается, раздвигая рёбра и сдавливая гортани. от этой боли они руками за руки брата цепляются. ракшор жмурится и сдвигает брови к переносице. баффорт отпускает его.
баффорт на ослабленные руки опирается и поднимается, заглядывая незнакомцу в голубые холодные глаза. смотрит долго, изучающе. хмурится. незнакомец чуть улыбается и касается нежно его щеки, убирая с неё песок.
— он ведь смотрит. и будет смотреть, как вы плачете и мучаетесь здесь, будет смотреть и думать, как он прав.
— он неправ…
— так ли он неправ, что прогнал вас из своего волшебного королевства?
тишина. они все трое знают, что он прав. что он всегда прав.
— вы еще можете доказать ему, что он вас недооценивает.
баффорт опускает голову. неподъемные крылья придавливают к земле с такой силой, что плечи начинает сводить. по щекам снова катятся слезы. незнакомец ловит их пальцами, снова мягко касаясь его лица.
— кто ты?
ракшор поднимается следом, садясь ближе к брату и глядя недоверчиво на то, как на чужом лице расползается широкая улыбка, верить которой не хочется совершенно.
— сын божий. сын человеческий. сын сатаны. чей-то сын, каким был и сам спаситель.
он усмехается горько и качает головой, опуская взгляд, но после снова взглянув в самые глаза ангела.
— у меня много имен. но сейчас я антихрист. и теперь — ваш лучший друг.
улыбается хищно. верить ему не хочется. в его глазах голубых яда больше, чем в клыках змеиных. в его широкой улыбке добра не таится и он не скрывает даже.
— мне от вас нужно лишь доверие, мои милые ангелы.
предвосхищая вопрос, ловит взгляд баффорта. глядит пристально. опускает глаза, рассматривает ослабевшие крылья, тянущие ангелов вниз. сложенные почти неестественно, будто крылья мертвой птицы. изломы их выглядят болезненно и ангелы за плечи друг другу не смотрят. боятся.
антихрист встает на ноги и, сделав лишь несколько шагов, опускается около спины баффорта. одними кончиками пальцев касается крыла у самой спины, заставляя ангела дрожать.
— больно?
задает вопрос, на деле же зная ответ.
— вы не можете их даже поднять…
он говорит тихо, будто бы даже расстроенно. ладонью гладит крыло, пальцами обводит перья, слыша, как ангел тихо стонет от боли, жмурясь и хватая брата за руку.
— он отнял у вас крылья, оставив вам неподъемный груз.
он усмехается, поднимаясь на ноги, и ловит взгляд ракшора — полный злости и наивной надежды. будто он думает, что новый знакомый сможет им помочь.
— вы не хотите быть жалким уроком для других, ведь так?
садится перед ними на колени, снова касаясь ладонями их лиц.
— вы не хотите, чтобы он наслаждался, глядя как вы страдаете? не хотите, чтобы он радовался, что отнял у вас крылья? вы не приползете к нему на коленях, как только он пообещает вам прощание за покаяние, да?
он говорит тихо, грозно, будто бы вымещая через слова всю свою личную обиду. касания его рук все еще были нежными, будто страшно знакомыми. к его ладоням хотелось прижаться и от этого его словам они верили, верили безоговорочно.
— он не заслужил вашего покаяния. он не заслужил шанса вернуть вас, мои милые ангелы.
он глядит на них своими чистыми глазами, на которых, казалось, вот-вот выступят слезы. он улыбался совершенно сумасшедше, но этой его улыбке они верили больше всего прочего.
— что, по твоему, мы должны сделать?
голос ракшора дрожит. в голове пустота. за спиной идеальная жизнь рядом с творцом, рядом с братом…за спиной неподъемные крылья. за спиной боль. за спиной обида.
за спиной злость. желание бунта.
— отрезать ваши крылья, мои ангелы.
в груди в миг становится пусто. страшно. от этих слов мысли мутнеют и по щекам вдруг снова бегут теплые слезы, будто бы сами по себе.
— лишите его возможности манипулировать вами. покажите, что вы сильнее. что вы умнее. ну же, мои милые ангелы. вы знаете, что так будет правильно.
с его губ пропадает улыбка. он говорит уверенно, серьезно. смотрит в самые глаза ракшору, держа ладонью его лицо и большим пальцем вытирая с щеки дорожку от слез.
— я согласен.
баффорт решается первым. он знает точно, что ему нечего терять. смотрит в голубые глаза антихриста своими красными-красными. своими бордовыми. своими огненными. смотрит, хмурясь, решительно. страха не показывая. сжимает руку брата и ловит его взгляд, в котором читает недоверие. кивает ему. ракшор опускает взгляд и думает долго. страх оказаться слабым побеждает страх перед творцом. им нечего терять.
— как нам…
— я сделаю это для вас, мои ангелы.
холодный металл касается кожи. баффорт судорожно кивает и хватается за руки брата. человеческая боль чужда ангелам. была чужда до того, как их сбросили с райской башенки. каждую клеточку их теперь почти человеческого тела сводит от непривычной, резкой боли. от боли адской. из еще небольшого пореза едва струится золото, вдруг превращаясь в темную, черную человеческую кровь. окрашивает белые одежды. падает в песок. ангел кричит. горло раздирая в мясо. больно, больно, больно. теперь будет больно до скончания времен. теперь боль это вечный спутник. теперь боль единственный союзник и она же злейший враг.
до ангелов доносится хруст. баффорт кричит, пряча лицо в ладонях брата. он не жалеет. страх оказаться слабым сильнее боли.
перья белоснежные. перья лебединые, перья голубиные, перья гладкие, перья пушистые — перья окрашены бордовой человеческой кровью. перья руками кровавыми заляпаны.
в горло будто залили раскаленного свинца. дышать больно. горло жжёт при каждом вздохе. баффорт цепляется за руки брата и плачет. кричит и давится слезами от боли, какой раньше не мог знать.
одно крыло падает на песок.
за спиной боль. за спиной кровь. за спиной больше нет творца, готового все простить.
баффорт надеется, что со вторым будет легче. ошибается. из его тела словно тащат само сердце, когтистыми пальцами раздирая кожу и плоть. антихрист лишь точно так же срезает кожу с его спины и лицо его не выражает ничего. ракшор смотрит на него, старательно давящего на нож, и думает, что было бы лучше, если бы этот псих смеялся, как ненормальный. его спокойствие пугает хуже криков брата. в глазах стоят слезы.
кричать больше не выходит. баффорт не чувствует ничего, кроме жгучей боли. боли, разъедающей его тело. он хрипит разодранным горлом и вздыхает обожженными легкими.
за спиной больше нет неподъемного груза.
ракшор осторожно целует брата в лоб и гладит его по голове, жмурясь от страшных хрипов.
— это пройдет. все будет хорошо, мой ангел.
антихрист смотрит в лицо баффорта и чуть касается его щеки пальцами, ненароком пачкая его в собственной крови. баффорт жмурится и дышит тяжело. сжимает руки брата.
ракшор кивает, когда его плеча касается чужая рука. он знает, что не сможет быть готовым к боли. он закрывает глаза и вдыхает глубоко, как только может.
золото из ран брызжет сразу, заливая белые одежды. золото окрашивается в бордовый в секунды. из груди рвется крик, но с губ слетают только слабые стоны. он сжимает руки брата, пока чувствует, будто его разрывают пополам, медленно, давая промучаться. срывается на крик.
кудри огненные закрывают лицо. внутри все будто разодрано, от сердца и до самой гортани. дышать больно, больно кричать. больно даже пытаться думать. боль обволакивает, боль заползает в каждую щель пространства, не оставляя ни глотка воздуха. ракшор давится болью. заходится кашлем от судорожного вдоха и чувствует, что антихрист остановился. заставляет себя прекратить и дать ему закончить. жмурится и давится слезами. кивает почти истерически. снова боль острая.
на песок падает ноша, залитая кровью.
антихрист не дает ему передышки. один лишь вздох и нож снова режет плоть. в глазах темнеет и плывут яркие пятна от того, как ракшор жмурится. хватается за ослабшие руки брата, точно за спасительный круг. он не слабый. творец не заслужил его покаяния. творец…пошел он к черту. кровь ангелов смоет с них золотой блеск любимцев творца. на сцепленные руки капает красная темнота.
в ангелах ангельского больше нет.
ночной ветер колышет белоснежно-кровавые крылья.
ракшор вытирает ладонью кровь под носом и дышит тяжело. каждый вдох приносит им обоим новую волну боли. к коже липнут белые одежды, окрашенные багряным. баффорт чуть улыбается, касаясь лица брата. им больше нечего терять.
— мои ангелы…
ладони его в крови. он пачкает их лица. смотрит спокойно так, завороженно. в чистых голубых глазах искренность, какой поискать. притворная, грязная, умытая кровью искренность.
белоснежные крылья сгорают в желтом огне, разнося по пустынному пляжу сладковатый запах. будто не перья и плоть горят, уничтожая то, что трепетной любовью создавал творец. горит его любовь. горит его творение. горят души его искренне и горячо любимых ангелов, которым он вдруг решил преподать урок.
пламя не трогает божественный замысел.
творец никогда не ошибается. он знал, конечно он знал, что окажется прав. он знал, что его любовь восстанет против него. он знал, что им придется пасть. знал, кто придет их встречать. творец знал, что придется причинить им так много боли.
и знал творец, что простит их без покаяния, когда придёт время.