Махито смешно. Смешно так, что до колик в животе, до желания постучать по коленям, ощутить прикосновение к ткани, почувствовать, что этот мир реальный, как и он сам. Достаточно забавно для проклятого духа, как их называют люди.
Махито отдаётся на волю эмоциям и хохочет истерически. Но его совершенно никто не слышит. Пулемётные очереди разрывают воздух, и запах пороха воспринимается совсем как родной. Где-то над головой мелькает ракета, чтобы разорваться где-то уже за линией горизонта, расцветая огненным цветком, расплескивая черные клочья дыма.
Здесь, на поле боя, количество отрицательной энергии растет. Кончики пальцев покалывает от ощущений, а зрачки разноцветных глаз расширяются. По щекам искусно имитирующей человеческую кожу текут слезы, пока с губ срываются смешки.
Кажется, он сорвал голос. Имитация настолько хороша, что обманывает даже его разум на некоторое время. Потому он закрывает рот ладонью и затихает ненадолго, вслушиваясь в окружающее пространство.
Крики. Агония. Смерть.
Людей ему не жалко. Люди отвратительны. Они уничтожают себя. И если бы только себя. Нет. Они тянут за собой всё, до чего дотрагиваются. Их души такие мягкие и податливые. Только руку протяни и сожми ладонь в кулак. Получится уродливый ком, из которого слепишь все, что вздумается.
Костлявые пальцы шевелятся, тянутся к ближайшей, ещё целой душе и повинуясь его воле, изменяют форму. Ещё, и ещё. Он отпускает получившие результаты, и те расползаются уродливыми пародиями на прошлых себя. Пожирать врагов или союзников – им нет разницы.
Махито по-настоящему, по детски так интересно спросить Итадори, того ли тот хотел, добровольно позволяя себя уничтожить, вместе со всеми частями Сукуны. Ожидал ли он, что мир станет чуточку лучше? Ожидал, что люди поблагодарят его, обнимутся и пойдут, взявшись за руки, гулять по полям и лесам?
Нет, даже такой как он понимает насколько все это нереалистично. Да, Сукуна исчез из этого мира, и проклятые духи ослабли, и в результате количество шаманов также сократилось за ненадобностью. Все изменилось. А потом люди не затеяли очередную войну.
Огонь полыхает за горизонтом, путаясь линиями цветов с закатом. Махито ощущает прохладу ночного ветра, леденящий холодок земли, на которой сидит. Он подтягивает колени к подбородку и обнимает их. Слёзы приходится смаргивать.
Такие как он ощущают острее связь с природой. Не зря же Ханами так остро переживал. Пожалуй, он был одним из тех, кто чувствует острее и сильнее. Но никто бы это не оценил. Они ведь проклятья. Причиняют боль лю-дям.
Надо же, какая насмешка.
Махито ненавидит себя до дрожи. Что он по причуде судьбы уцелел, в то время как все, кто мог его понять, погибли в битвах с шаманами. Что он, спасённый теми существами, которых все презирают, оказался в состоянии, близком к уничтожению, но восстановился и вернулся в этот мир. Да, он убил нескольких шаманов и скрылся.
Но друзей ему это не вернуло.
Махито тошнит от себя самого. От того, что он испытывает до дрожи человеческие чувства. От того, что его буквально выворачивает, выкручивает наизнанку. Его собственную душу. Он удерживает ее, изменяет форму, но сколько бы он не пытался, все остаётся по-прежнему.
Сожаления. Злость. Ненависть.
Люди замкнули себя в этот круг, и теперь проклятия, как бы их не называли в каждой части света, снова набирают силу. Во время войны обучать шаманов становится сложнее, и мир качается на самом краю пропасти, рискуя каждое мгновение сорваться в неё.
Махито хочет радоваться. Наслаждаться тем, что люди получили по заслугам. Но он только раскачивается, под одному ему ведомый такт, под стоны и крики людских душ. Пока что-то не срывается внутри, с надрывным и одному ему слышным треском.
Махито буквально подскакивает, и убранные в небрежный хвост светло-голубые волосы бьют его по щеке. Отчаяние сплетается с диким восторгом, истерическими нотками-всхлипами, и тонкие губы разъезжаются в нечеловеческой усмешке.
Поделом. Поделом. Поделом.
Что-то внутри плачет, и по щекам влажные дорожки. Искусанные в кровь губы и полубезумный взгляд с другой стороны разноцветных радужек.
Он так рад, но его радость горькая, едкая, ненавистная. Боль гибнущего мира рвёт проклятую душу. Эхо эмоций терзает так, что сложно делать вдох. Пусть на самом деле ему это и ненужно. Но имитация есть имитация. Не он выбирал облик воплощения.
Он не слишком понимает, что такое сойти с ума. Но ему действительно хотелось бы задать вопрос человеку, которого уже давно нет. Даже не смеяться, нет. Просто спросить.
Оно того стоило?
Скажи, оно действительно того стоило? Жертвовать собой, чтобы потом всё погибли те, кто, как ты думал, нуждался в твоей защите?
Мир разваливается на части, гибнет в вихрях огненных взрывов, задыхается от ядовитого дыма и разрываемых в атмосфере снарядов. И те души, способные ощутить его агонию, умирают вместе с ним. С людьми. С тем, что их вызвало.
Махито смотрит на поднимающийся где-то вдалеке ядерный взрыв, раскидывает руки в стороны. Вокруг бушует пламя, но он смотрит и смотрит. Как всё проваливается вничто, как горит земля, как умирает всё, ради чего стоило бы бороться.
Совсем немного осталось. До конца.
Отголоски появляющихся и гибнущих ему подобных рвут сознание на части. Они погибнут вместе с тем, что является их источником? Или с тем, отражением чего являются? Как жаль. (Не) интересно.
Небо тускнеет. Солнца не видно. Огня слишком многом, и дым плотными волнами окутывает атмосферу. Всё разлагается, гниёт заживо без надежды, без шансов. Густая непроницаемая чернота.
Возможно, когда-нибудь планета оправится. Переродится. Будет новое начало, где всё снова изменится.
Вот только вряд ли он уже это увидит. Сейчас повсюду только смерть и непроницаемый густой мрак, который, кажется, чернее самой тьмы. Весь мир распадается на части.
И он хочет окончательно распасться вместе с ним.