Негромкий звук уведомления вырвал Луку из полудремы, в которой он провёл последние пару часов, стараясь уснуть после долго - слишком долгого, - дня. Забытый на кресле телефон призывно мерцал диодом, слабо подсвечивая длинный провод зарядки. Вздохнув, он поднялся, стараясь не шуметь, осторожно переступил через небрежно брошенные туфли на высоком каблуке, усмехнувшись.
Сообщение от Маринетт, переполненное подтекстом и восклицательными знаками, заставило юношу покраснеть - в очередной раз за день. Оставив девушку без ответа, Лука вернулся в постель, все же споткнувшись по дороге о несчастные туфли, тихо чертыхнувшись, когда подвернутая нога отозвалась резкой вспышкой боли. Адриан сонно приподнял голову от подушки.
- Лука? Что-то случилось?
- Нет, все хорошо, - мягко улыбнулся Куффен, забираясь под одеяло.
Лунный свет, проникший в комнату сквозь тонкую ткань тюля, мягко высеребрил волосы Адриана. Лука осторожно обнял его, прижимаясь щекой к макушке.
Кто бы мог подумать, что обычные (дорогущие, дизайнерские) туфли приведут его в постель самой известной супермодели Парижа.
***
- И даже не думай куда-то сбежать! - грозно шипит Маринетт, решительно распахнув увесистый чемодан. - Ты в моём рабстве на весь день.
Лука, подтянув аналогичный чемодан поближе к себе, смиренно кивает, подавив желание слиться с толпой стаффа и исчезнуть со студии, пока главное действующее лицо не успело его заметить.
Притащиться на фотосессию своего краша в качестве помощника стилиста - крайняя степень отчаяния, но, видит Бог, это была идея Маринетт.
В гримерке душно. Лука хочет обратно, в свою каюту, где всегда прохладно и нет огромного роя людей, кипящей работы, в которой он ничего не понимает, и перспективы увидеть Адриана в его профессиональной среде. Но если Лука попытается сбежать, то Маринетт (на две головы ниже и на пару десятков килограммов легче) его поймает, свяжет шнуром от щипцов-гофре и будет угрожать отпаривателем, пока Куффен не сознается в своем краше.
- Мадемуазель Дюпен-Чэн, какая честь!
Миниатюрная девушка, режиссирующая сегодняшнюю съемку, врывается к ним ураганом из длинных ярких кос и облаком тюля, собранного в оборки на юбке. Тонкий планшет в ее руках мелодично звякает, уведомляя о сообщении.
Лука видел в своей жизни не так много настолько... Многозадачных людей. Жаклин успевала отвечать на звонки и смски, отмечать в длинном списке одежду и реквизит, раздавать поручения и обмениваться новостями мира моды с виновницей его присутствия здесь. Маринетт, деловито отобрав у Луки второй чемодан, извлекает на свет то, ради чего Адриан летел из Норвегии на первом же самолете, чтобы в очередной раз наступить отцу на больную мозоль.
(Съемка, конечно, для парфюмерного дома, но...)
Две плотные картонные коробки с новой коллекцией туфель. От одного взгляда на них начинали ныть лодыжки.
Острые каблуки со звонким цокотом опускаются на пол подле вешалок с готовыми образами, и, как в самых клишированных фильмах, Адриан, словно специально дожидаясь, в тот же момент распахивает дверь.
Черт.
Адриан улыбается удивленно и радостно, и Лука чувствует, как предательски трясутся коленки.
- Маринетт, Лука!
Юноша улыбается беспомощно, когда чужие теплые руки обвивают его плечи. От Адриана пахнет туберозой и нарциссом, но, стоит подойти чуть ближе, и пробиваются амбра и кедр, вроде бы легко, но неожиданно терпко, голова идет кругом. Смутно всплывают строки из какого-то гламурного журнала, который «совершенно случайно» был стащен у Дюпен-Чэн пару лет назад: Агрест-младший - лицо парфюмерного дома Kilian, самый знаменитый их аромат ему под стать.
«Хорошая девочка становится плохой».
На Дюпен-Чэн - приторный до зубного скрежета, с противной нотой мокрого табака. На Адриане - манящий и вызывающе наглый. Будто вторая кожа.
Чем старше - тем скандальнее образы. Адриана ненавидит его отец, Адриан ненавидит отца - все честно. Не хочет, чтобы он ушел из модельного бизнеса? Пусть смотрит на тугой корсет и чулки в крупную сетку на обложке французского Vogue. На пышные оборки юбок и смазанную поцелуем багряную помаду в новом выпуске Numéro. На россыпь укусов по коже и высокие шпильки на развороте Elle.
Адриан отстраняется, не переставая улыбаться, и его рука у Луки на плечах - горячая, тяжелая.
Адриан опасен своей внешней очаровательной непосредственностью, своим, казалось бы, открытым сердцем, но в омуте души он держит на коротком поводке целую когорту высокородных демонов.
- Все готово? - лукаво склонив голову, спрашивает юноша.
Маринетт хихикает настолько пугающе довольно, что у Куффена волосы на затылке начинают шевелиться. Хитрый смех этой юной леди никогда не заканчивался для него хорошо.
- Конечно. Съемка на грани добра и зла. - Лука знает этот блеск в глазах, и очень хочет сбежать, но Адриан все еще держит его за плечи.
(Если бы он знал, что будет - сбежал бы еще на подходе к студии.)
Нутро чует керосин, когда в комнате появляются визажистки. Слишком много для одного человека, это понятно даже такому профану, как Лука. Маленький шажочек в сторону черного выхода пресекается стальной хваткой мальчика-главной-модели-мира. В зеленых глазах бесы пляшут джигу.
- Лука, мой партнер по съемке, к сожалению, не сможет приехать, замену искать некогда, помоги, пожалуйста. К тому же, опыт у тебя есть, - очаровательно улыбаясь, елейным голосом тянет Адриан, и черти в глазах смеются, хохочут в голос над таким слабым, по уши влюбленным Лукой.
Лука чувствует, что где-то в этой жизни его очень крупно развели, но где - понять не может.
Опыт у него действительно есть - для группы приходилось делать довольно много студийных фото, как-никак, солист, лицо. Куффен никогда не забудет съемку в замке Шенонсо, длиннющий цвайхэндер, который пришлось _очень долго_ держать на весу, непривычно давящий на веки макияж и тяжелые локоны, намертво склеенные лаком.
Лука с ужасом смотрит в смеющиеся глаза Маринетт и осознает.
Его загнали в ловушку.
***
Следующий час проходит в тумане. Ему что-то подкрашивают, выпрямляют, начесывают, укладывают, затемняют, подчеркивают и «помаду на тон темнее». Крутят туда-сюда, чтобы разгладиь все складки на одежде. Кажется, что это происходит не с ним, и Лука старательно разглядывает ассистенток, потолок, стены, что угодно, только не себя. Когда он все же поднимает взор на отражение в огромном зеркале, то не узнает человека напротив.
Мягкий переход от светлых теней к чуть более темным сделал глаза больше и ярче. Яркая синь словно заледенела, загорелась изнутри холодным надменным огнем. Он прикрывает глаза, и ресницы, умелой рукой подкрученные, удлиненные какой-то супер-мега-гипер-модной новой тушью, касаются щек. Скулы выделили - лицо стало чуть реще, заострилось вместе со взглядом. Мягкие локоны падают на плечи, от висков к затылку - четыре тонкие кружевные косы. Белая рубашка, и без того полупрозрачная, распахнута на груди, легкие брюки из тонкой ткани кремового цвета сужаются у щиколотки.
Рука машинально дергается к лицу, стоит снова поднять взгляд. Помада, куда более темная, чем позволяется нюдовой, смазана легким движением пальца, словно...
- Готов?
Горячие ладони касаются плечей, и Луку окутывает нежный запах персиков и смородины. Он неосознанно оборачивается к источнику, и -
Боже.
Темная зелень в обрамлении густых ресниц и мерцающих черных теней - от одного взгляда глаза в глаза сбивается дыхание. Адриан улыбается хитро, со знанием, и даже не скрывает. Помада на его губах - винная, глубокого красного цвета, тоже смазана.
Улыбка становится еще шире, еще хитрее от затянувшейся паузы, так что приходится взять себя в руки. Лука собирает в кулак остатки своей воли и заталкивает поглубже громкую фанючку, которая верещит на одной ноте последние три часа.
Куффен смущенно улыбается и даже, кажется, краснеет, но признается вслух:
- Я не умею ходить на каблуках.
Адриан смеется легко, совсем не обидно. Успокаивающе гладит по плечам - мурашки бегут по коже.
- Не переживай, я не дам тебе упасть.
Перпектива все еще сомнительная, но выбора-то нет.
Адриан держит его за руки, пока Лука осторожно надевает туфли на тонкой шпильке. Каблук - произведение искусства, не меньше: острый, увитый лозой и цветами какого-то растения, инкрустированный камнями. У Агреста - случайный взгляд, - такие же, только черные, и камни - темнее стократ. Он вообще выглядит противоположностью - черная рубашка, черные туфли, темный макияж и светлые волосы.
«Черное с белым смотрится дивно.»
- Ты черный маг, ты обречен, - бормочет под нос Куффен, осторожно переступая дрожащими ногами по скользкой плитке. Адриан понимающе хмыкает («Такая плата, таков закон»), держа его за локоть.
Удача подводит его в самый ответственный момент (прямо перед съемочной группой), и Адриану все же приходится ловить запнувшегося о шнур от софтбокса Луку.
***
К концу съемки Лука готов бросить туфли прицельно в Маринетт, которая все три (три! чертовых! адских!) часа фоткала их со стороны и откровенно наслаждалась ситуацией.
К концу первого он перестает чувствовать ноги, к концу второго не остается сил краснеть от присутствия Агреста в миллиметре от себя. Кажется, они даже соприкоснулись случайно губами, пока снимали что-то вроде портрета (Лука не запомнил, он смотрел в чужие глаза и пытался дышать), но это не точно.
Лука понимает, что Адриан, как более опытный, пытается ему помочь, осторожно касаясь рук, мягко направляя, поддерживая, но это абсолютно не помогает. Он ощущается повсюду - горячие руки на теле, манящая роза и корица со всех сторон, непривычно темные глаза, готовые вытянуть остатки души.
Красивый, как сам Дьявол. Габриэль может быть самой последней мразью на планете, но за гены (и сына) спасибо. За все остальное хочется сломать лицо.
Трижды проклятый парфюм снова в самое яблочко попадает названием, черт бы побрал этот парфюмерный дом.
«Опасные связи». Лука готов смеяться в голос, но дышать все еще тяжело.
Легкая рубашка не может хотя бы немного помочь в этой ситуации, а потому каждое новое касание - словно к голой коже. Агрест чувствует, как его снова и снова пробирает мелкой дрожью и касается еще больше.
Лука старательно гонит из головы все картинки, старается не думать
Помада от поцелуя смазывается еще больше, оставляя темный алый росчерк на светлой коже. Чужая ладонь на пояснице тяжелеет, притягивает ближе, и Лука отчаянно сжимает чужие волосы на затылке в кулак, стараясь приникнуть еще ближе. Багряные следы стекают на шею вслед за касаниями губ, пачкают белую рубашку, но ему плевать, лишь бы ближе, больше, ладонью по груди и зарыться в волосы пальцами...
о всяком.
Когда звучит спасительное «Снято!», Лука готов уверовать даже в планету Нибиру, которой возносил молитвы наравне с пантеонами греческих и скандинавских богов, моля о пощаде. Не рассчитав сил, он спрыгивает с высокого стула и, конечно же, подворачивает ногу.
Вот так туфли и привели его в постель самой желанной модели мира - потому что Адриан, не желая слушать возражений, привез его к себе, обложил ногу льдом и помог снять макияж и переодеться. На все заявления отмахивался, мол, не первое растяжение в его жизни, он лучше знает. Пришлось смириться.
Как в самых, господи боже, клишированных фильмах.
***
- Могла бы предупредить.
Маринетт по ту сторону экрана закатывает глаза и фыркает.
- Будто бы ты согласился.
Не согласился бы.
- С тебя самый вкусный торт из вашей пекарни.
- С чего это?!
- За моральный и физический ущерб.
В конце концов, надо же отблагодарить Адриана.
Маринетт хитро сощуривается.
- Жди доставку через час. Хорошего чаепития, - улыбается она с такой тонной подтекста, что становится неловко.
- Мы не...
- Вот после торта точно будете!
Последнее, что он слышит перед окончанием звонка - веселый смех Кагами.
Адриан выходит из душа все еще сонный, и от его вида - в растянутой футболке, с мокрыми волосами и блуждающим взглядом, - сердце предательски щемит. Лука чувствует, как по лицу расползается глупая улыбка, но сделать ничего с собой не может.
- Как себя чувствуешь?
- Значительно лучше. Доктор Агрест знает свое дело.
Адриан улыбается.
- За всю свою жизнь я трижды был на грани перелома, пока учился ходить по подиуму. Два через два совсем заживет, будешь как новенький.
Лука робко сжимает руками одеяло, пытаясь собраться с мыслями.
- Слушай, насчет вчерашнего...
- Думаю, тебе пора перестать отрицать очевидное, - безмятежно жмурится Адриан. - Ты мне очень нравишься, я нравлюсь тебе - не спорь, пожалуйста, - так что? Не вижу причин, почему нам не начать встречаться.
Куффен краснеет - снова.
- Лука, - неожиданно серьезнее говорит юноша. - Ты нравишься мне со школы. Очень нравишься.
Лука прикрывает лицо кистью, откидываясь обратно на подушку.
- Вчерашняя съемка - идея Маринетт? Не могу поверить, что она догадалась раньше.
- Вообще-то, - смущенно тянет Адриан. - Это была наша общая идея. И - да, она догадалась раньше. Даже раньше меня.
Теплые пальцы касаются его руки, сплетаясь в замок.
- Я не думал, что все обернется... Так. Прости, пожалуйста.
Лука устало смеется.
- Все хорошо, правда. Просто... Чувствую себя самым слепым человеком на свете.
- Ты безумно искренний. Просто у тебя не было папарацци на каждом шагу и чокнутого на репутации отца - и слава богу, что не было. Пришлось научиться держать лицо, - осторожно целуя костяшки, произносит Адриан. - Но я больше не хочу скрывать свои чувства.
Зеленые глаза смотрят с теплом.
- Ты будешь со мной встречаться?
***
Адриан смеется до слез, когда видит торт - их фотография со вчерашней съемки на розовой подушке воздушного теста в форме сердца с прослойкой из персиков и корицы.
ВСЁ ЕЩЁ ОБОЖАЮ 😭❤️