Недосып

Разомкнуть глаза удалось только с третьим будильником, который жутко резал слух, предупреждая, что через пару минут надо быть уже готовым на выход. Осознавая это, Иван как ошпаренный подскочил с постели, быстро надевая первую попавшуюся одежду, забытую на пару дней на стуле. Завтраком сегодня он себя почти обделил, закинув в печку лишь холодную котлету, быстро заедая её куском хлеба. В сумке была бутылка с водой, поэтому накидывая пальто и забывая про шапку, он выбежал из квартиры, тихо прикрывая дверь, но не закрывая её на ключ. Главной задачей сейчас было прибежать на остановку и сразу сесть на автобус, ну или в крайнем случае на любой общественный транспорт, идущий в нужном направлении. По воле случая, у него вышло, автобус подъехал как раз кстати, но утренние пробки напомнили о себе, и, теперь уже точно, вовремя ему не добраться.

Опаздывать, конечно, не очень хорошее дело, но расписание точно составил какой-нибудь, непросвещённый в этих делах, муравьед. Либо тебя должны отпустить с предыдущей пары раньше, и ты придёшь на следующую вовремя, либо так, как положит случай. А он, обычно, класть на тебя хотел.

Исходящий от печек жар и нехватка свежего воздуха плохо сказываются на невыспавшихся людях в общественном транспорте. Иван не становится исключением, его клонит в сон, тело мякнет в блаженной дрёме, контролировать ни голову, ни мысли в ней, не выходит. Спать хотелось неимоверно.

Неизвестно какой чёрт дернул его смотреть до полуночи невесть что с теми, кому завтра не надо вставать к первой паре. Соседи из них не очень, – готовить не умеют, прибираться не хотят; почти всё ложиться на плечи Ивана, но скоро он доработает график уборок, и они запоют под его дудку. Кстати говоря, он умел играть на флейте, правда, этот навык ему ещё не пригодился в жизни. Но, если два трутня не станут ничего делать, то он будет вынужден продемонстрировать свой музыкальный дар.

С трудом верится, что кто-то в силах высиживать по 3-4 пары каждый день, еще когда в перерыв нет времени отдохнуть и ты бродишь по лабиринтам корпусов в надежде найти нужный кабинет или аудиторию, где будет проходить очередная тухлятина.

Бывает, что везет с местом посадки при таком нежелательном опоздании, – в конце кабинета есть свободное местечко в углу, где никогда не слышно преподавательских лекций из-за вечно треплющихся чертил. Ваня всегда старается забить туда свою тушку, лишь бы не привлекать лишнего внимания.

Гуманитарные предметы редко его интересовали, это и стало отправной точкой при выборе профессии. Но когда в расписании появилась философия, это, откровенно говоря, шокировало.

Запыхавшись, залетая в кабинет, Иван тихо извиняется и садится рядом со своей сокурсницей. Она одна из немногих, с кем ему удалось найти общий язык. Два спокойных, уравновешенных и сосредоточенных на работе человека всегда будут на одной волне вне зависимости от обстановки.

Лекция началась минут тринадцать назад, а в тетради соседки уже было записано материала почти на всю страницу её тетради А4.

Сволочная лень так и шептала слипающимся от недосыпа глазам: «можешь даже не пытаться что-то записывать, тебя никто не видит, и спрашивать у последних парт не будут, на то это и последние парты; просто попросишь добродушную Аню скинуть тебе этот материал и, считай всё готово, расслабься».

Почему он послушался, было понять не сложно, так как вчера ночью или сегодня ранним утром, кое-кто, приблизительно до трех часов, смотрел сериалы в компании двух, пока мало знакомых, парней, чьи имена он так и не запомнил.

Сейчас, сидя на скучнейшей лекции, он понимает, что больше не будет заниматься подобными вещами до рассвета, если хочет научиться чему-то новому и стать специалистом в приглянувшейся профессии.

«Может, стоило начать писать, пока не стало слишком поздно?» План, бесспорно, заманчивый. Если написать что-то сейчас, потом меньше придётся переписывать. Осталось найти ручку в чёрной дыре, которая образовалась в сумке ещё с середины весны. Помнится, где-то на дне валялось несколько шариковых и две гелевых (экзамены были всего полгода назад), необходимо найти хоть какую-нибудь. Наклонившись к сумке, он попытался открыть её одной рукой, но она не поддалась, громко звякая всеми пуллерами. На звуки повернулось несколько близ сидящих людей. Неприятное чувство завязало узел в горле. Дабы избежать повторения подобного неловкого момента он сложился пополам и потянул к сумке вторую руку. Аккуратно придерживая её, Иван запустил внутрь левую, заведомо обрекая эту попытку на провал.

На ощупь что-то прошлось по пальцам; доставая руку без улова, Иван убедился, что всё-таки у него есть пишущая дьяволица, оставившая жирную синюю полосу на коже. Собираясь с мыслями, он снова сунул руку в сумку. Пришлось задержать дыхание, чтобы оно не мешало тактильным ощущениям, и, не прогадав, парень достал одну ручку, в которой, к сожалению, могло не быть пасты, но это предстояло проверить.

Открывая последнюю страницу заранее готовой к бою тетради, он нервно начал расписывать на полях предмет борьбы последних минут. После очередного зигзага дьяволица поддалась напору и пролила свою кровь, причём именно в тот момент, когда преподаватель притих, копаясь в своём портфеле, заставляя наблюдать за собой немедленно заинтересовавшихся чертил.

По-видимому, мужчина намеревался привлечь внимание ребят посредством показа презентации, как показалось многим. Неудивительно, но после того, как он вывалил всё содержимое своего портфеля на стол, и покопался ещё и в нём, он уверенно поднял руку с трофеем. Было неопределенное чувство, что день пошёл не той дорогой. Как ни странно, презентация выглядела достаточно заманчиво, яркие иллюстрации заставляли не отрывать глаз от экрана. Но скоро эта самая яркость стала бить по глазам, превращаясь в мерцание и блеск, яркое освещение класса тоже не осталось в стороне. Белые пятна плыли перед глазами сбивая всякое внимание на минимум. Молодой человек прикрыл глаза, кладя голову на скрещенные перед собой руки, пытаясь сосредоточиться на скромном монологе преподавателя. Немного невнятные предложения постепенно растягивались как нуга сникерса. Окончания слов сливались с общим шумом, доносившимся с последних парт, и, из-за их относительной близости, в скором времени голос преподавателя утонул в однородных булькающих звуках.

Затёкшая рука стала понемногу отниматься. Необходимо срочно менять положение, иначе провал в сон обеспечен на все сто. Соседка по парте начала что-то быстро нацарапывать в своей огромной бухгалтерской тетради. Преподаватель повторил предложение без запинок и следовало бы хоть пометить тему, чтобы знать, что потом спрашивать у сокурсников. Взять в руку ручку оказалось достаточно сложной задачей, поскольку затекла именно пишущая. По этой нелепой причине предмет письма выскользнув, покатился по парте и достаточно громко приземлился на пол. Пара голов резко повернулась на звук. Надо бы достать её, а то потом точно писать будет нечем. Но для начала было бы неплохо посмотреть, куда она упала и, если укатилась, можно ли будет её достать хотя бы ногой.

Чертовка, точно проклятая, не попалась на глаза. На потертом линолеуме она должна выделяться, хотя внезапные хлопья пыли немного подпортили картину, смело можно сказать, что началась игра в прятки. Для стопроцентного результата лучше всего залезть под стол, не съезжая с места, там уже и рукой достать будет не сложно. Но вот в чём проблема – её даже так не видно. Из-за учащенного дыхания и наступающего на уши шума, пришлось подняться и принять обычное положение за партой. Вокруг ничего не изменилось: кто-то смотрел на преподавателя, кто-то в тетрадь, галёрка по-прежнему вела беседы (далеко не светские). Глубоко вздохнув, Иван снова наклонился, но в этот раз он решил проверить заманчивое местечко между рюкзаком и ножкой стола, – и не прогадал. Молодой человек поднялся всё с тем же уловом, только вот не вовремя клюнувшим. Преподавателя не было ни у доски, ни у его стола. Стало быть вышел. Чтобы не растерять все силы, молодой человек сложил руки так, чтобы было удобно лежать и крутить ручку, сосредоточенно наблюдая как она дергается. Как бы и это занятие не наскучило сонному пареньку.

Так же как невоспитанных людей Иван презирал только нерасторопных, таких как их преподаватель по философии. Мужик может он и хороший, но педагог из него нулевой. Ещё просит, чтобы на его предмете чувствовалась отдача. О чём он говорит, если сам не может корректно распределить время, материал и спрос с учащихся. Ходит в добавок как дед-пердед, еле ноги волочит по полу, словно в тапочках.

В этот раз его шорканье настолько резало слух, что сон улетучился мгновенно (надолго ли). Пришлось резко принять адекватное положение, в результате чего ручка выпала из рук и покатилась по полу. Ну не может же так не везти с самого утра одному человеку в самый неприятный день. А, нет, может, это же случилось. Надо учиться жить с последствиями.

Теперь синекровка была на виду, вдалеке, но на виду. Ногой точно получится дотянуться. И вот, когда пошли решающие секунды, и соседка косо пялилась, не скрывая интереса, пальцы съехали с гладкой поверхности стола и вниз, с небывалым шелестом, полетела тетрадь.

На такую клоунаду отвлёкся сам «педя». Он долго смотрел на парнишку, пока тот не сел как положено. Было чувство, что он презирал его за убийство человека, такой у него был взгляд, а лицо каменное. Чтобы избежать повторения такой дурной ситуации пришлось карабкаться под парту всей тушкой, попутно цепляя на черные джинсы весь мусор и всю грязь. Препод же не стал останавливаться и продолжил надиктовывать лекционный материал, словно получил бустер.

Надо выбираться из этого порочного круга. Схватив свои принадлежности, парень резко вылез из-под парты и запыхаясь словно от пробежки уселся на место. Успокоить дыхание сразу не получается. С достаточно близкого расстояния доносятся смешки. Иван не уверен в его ли сторону они направлены, в такой обстановке и крыша может покатиться, не то, что ручка.

Более-менее придя в порядок, он заглянул в соседнюю тетрадь и тут же пожалел об этом. Букв было очень много и на буквы они были не похожи, почерк соседки оказался просто ужасным. Стало ясно, почему у неё лекции никто не просит, с её стопроцентной посещаемостью.

Ивана захлестнул поток мыслей. Это не было что-то определённое, скорее отречённое и далёкое. Началось постепенное и неотвратимое погружение в сон. Не выспавшийся человек не контролирует свои действия и мысли в такие моменты, поэтому пальцы на автомате начали трясти ручку, которая, долго не сомневаясь, снова полетела на пол.

Невероятная тяжесть опустилась на все части тела. Частичное осознание тщетности бытия снизошло на уплывающий рассудок парня. Надо бы взять себя в руки и писать чем-то другим, ведь кроме студента его лекции никому не нужны. Можно попробовать использовать слёзы, но высыхая после них кроме разводов ничего не останется. Тут в дело вступает кровь, но не собственная, а младенца, который лежит на дне сумки. Поток мыслей остановился. На доске образовались большие буквы. Совесть шепчет, чтобы в тетради они тоже были. В такие моменты Иван готов проклинать весь мир и новых соседей.

Как обухом по голове, перед глазами оказалась новая ручка, совсем не такая, какой он писал до этого. Соседка оказалась намного любезней, чем парень себе представлял. Она пыталась вытащить его с того дна, на которое он успел опуститься меньше чем за половину занятия.

Не предпринимая попыток подняться, в полулежачем положении, Иван продолжил выцарапывать появляющиеся на доске символы. Язык не воспринимался как родной, потому как в ход пошла латынь. Философы такие ребята, чуть что, сразу «cogito ergo sum».

Видно, телу молодого парня не понравилось затяжное погружение в сон, и оно начало постепенно выводить его из строя. Со стороны это могло выглядеть даже забавно, когда падает голова или дёргается конечность, но побывав в этой же шкуре становится совсем не до шуток. Но смешон тот факт, что переставшая слушаться рука выпустила новую ручку в свободное плавание, в котором она решила покинуть остров под названием «стол».

Иван имеет полное право начать проклинать свою ручку и новую, и все те разы их падения, но стоит ли того ситуация. Может дело совсем не в предмете письма, и даже не в дне, в который он шагнул не стой ноги.

Парень сморщил лицо и посмотрел на старую поверхность стола, зажмурился и резко открыл глаза. На парте замельтешили черные тонкие полосы. Он часто заморгал, полагая, что это игры сонного разума и всё ему только мерещится. Начала прорисовываться какая-то чертовщина, не иначе. Круги, линии, глаза, рога, борода. Устрашающий лик Бафомета снизошёл на смертного. Перевёрнутая пентаграмма засветилась как тысячи огней. Парень попытался отвернуться, и тут ему на глаза попались две девочки, лет двенадцати, держащиеся за руки. Они хихикали, полностью заглушая посторонние звуки.

Их смех сменился шепотом, постепенно переходящим в обычную речь, которая в свою очередь не была похожа ни на один знакомый диалект. Он бы попытался разобрать хоть что-то, но по звучанию это была латынь. Нельзя отрицать того факта, что они могут оказаться какими-нибудь чернокнижницами. Громкость их голосов постепенно росла, пока не перешла на писклявый крик. Но, совершенно неожиданно наступила тишина – такая огромная и безграничная, что Иван задержал дыхание, боясь нарушить её. Земная оболочка стала невесомой, словно гравитацию отключил смех этих соплячек. Пальцы заискрили, оставляя неприятное покалывание. Глаза словно стали стекляшками, руки сами потянулись их потереть – что оказалось не лучшей идеей. Данное действо привело парня в ступор: оглядев свои конечности он обнаружил на них кровь. Кровили глаза и с этим уже ничего не сделать.

Необъяснимая сила подняла парня в воздух, температура тела тоже стала стремительно расти. Кожа покраснела, воздух вокруг накалился. Время словно остановилось – нарушилась работа органов восприятия, чувствовалось лишь пламя, исходящее из груди. Возникло желание сжечь это гнилое место и не оставить ни единого намёка на шарагу. Но воплотить это в жизнь не удастся, невидимые веревки начали плотно затягиваться, не давая и малейшего шанса на освобождение. Плен, не иначе.

На доске высвечивались неизвестные слова, сменяющие друг друга как огни от диско-шара. Вероятнее всего эти слова что-то да значили, и если начать их произносить, то это даст хоть какой, но результат.

В оглушительной тишине Ивану удаётся коряво, но произнести неопределенную последовательность слов и словосочетаний. Когда они стали повторяться парень остановился и стал ждать. Фундамент здания затрещал и, представший пустым, кабинет лишился стен, держа в неуязвимом одиночестве парту Вани (уже без соседки). Вокруг закружили полупрозрачные силуэты шестиклассниц. Их класс он определил по кровавым шестеркам на их лбах (это был бы очевидный промах, но в данной ситуации они и правда были шестиклассницами). Стиль их формы без колебаний можно отнести к девятнадцатому веку. Но наш парень историю в таком ключе точно не изучал и будет не в состоянии определить в какое время эти девочки жили.

От круговорота событий голову потянуло во все стороны. Пришлось закрыть глаза и продолжать надеяться, что скоро этому придёт конец. Из-под закрытых век тонкими струйками сочилась кровь. Довольно неприятное зрелище.

Острый смех ранил слух и на этот раз он продолжался намного дольше. Иван проклинал этот день, этот предмет, этих девчонок и всё вокруг, ставшее неважным. Он открыл глаза и не увидел ничего. Вокруг была кромешная тьма и пустота, давившая на тело, сжимая его, словно под огромным давлением. Колени упирались в твердую поверхность, а значит он уже не левитировал и у него появился какой-никакой шанс.

Так как вокруг был лишь мрак, парень сильно зажмурился и начал мозговой штурм. В его коробочке сразу возникла школьная программа (не зря там штаны просиживал). Не бывает тьмы без света, стало быть, где-то в этом пространстве есть свет, следовательно и выход тоже.

Но кто же мог подумать, что сотрясательное уничтожение шараги перенесёт такую хрупкую тушку в шестое измерение и выхода здесь, возможно, нет, потому что здесь обитает лишь неизвестность и нарастающий страх, треплющий каждую поджилку организма.

Настоящая черная дыра, не то, что сумка. Сжимает и лишает всего. Иван мог бы смириться со своей участью, вот только невидимые веревки, держащие его некоторое время назад, стали руководить им. Как кукловод дергает за нитки марионетки, они подчинили его себе. В неизвестном доселе порыве чужой воли, парень заговорил на латыни, проговаривая незнакомые строки заклинания, возможно, по изгнанию демонов. Это довольно странно, ведь он в жизни не учил ничего подобного. Теперь кровавые потоки из глаз можно сравнить с ниагарским водопадом.

Руки взмыли вверх, где бы он не находился, и вспыхнули синим пламенем, не обжигающим, а дающим надежду. Волосы, как намагниченные, следуют за руками. Грудная клетка разрывается с выходящим из неё светом. Перед глазами невероятное сияние, не поддающееся словесному описанию, потому как человеческий глаз не в силах рассмотреть что-то в этом белом свечении, только яркие и менее яркие вспышки.

По всему телу пробежалась тысяча мурашек. В относительном впереди есть неизвестность и яркий свет. Иван решает медленно приблизиться к свечению, шаг за шагом протягивая руку всё ближе. И в момент соприкосновения похолодевшего тела с огнём* он закрывает глаза и погружается в оглушительную какофонию. Непонятный грохот и писк стали одним целым, звеня как серена.

Это звенел звонок с занятия. Парень с превеликим усилием разомкнул словно слипшиеся веки и обомлел. Вся эта загадочная череда событий была лишь сном, воображением уставшего сознания.

Вокруг ребята собирали свои вещи и шли на перемену. Соседки рядом уже не было. А та самая ручка была всё это время в нагрудном кармане рубашки. Всё было лишь сном, довольно ужасным. В котором он ронял дорогую ему ручку, которую бы никогда не бросил, потому что она постоянно выручала его, тем, что независимо от обстоятельств, всегда была рядом.