Как злодейка с принцессой

Тëмная бурлящая лужа, скрытая под толстым слоем тины, булькает и марает подол моего платья. Белоснежный, совсем-совсем новый шёлк! А мои молочно-розовые, узорчатые, мягкие бархатные ленточки? Тряпье, которое не годится даже не мытьё полов, лишь на отпугивание воров. Кажи им этот размякший кусок ткани, в котором тины больше, чем бархата, сами тебе всё отдадут, хоть бы «это» проклятье на город не наслало.

А, впрочем, мои ленты и я уже наверняка прокляты.

Я поднимаю взгляд на Огнехвата, и ящер таращится на меня с опасением. Ростом миленький с голые сосны, что окружают нас повсюду, оттого и странно видеть его страшащимся чего-то. Неужели моё платье настолько кошмарно, что уже пугает и дракона?

— Ты же не бросишь меня, правда? — уточняю я, словно Огнехват поймёт меня. Нет, мой язык он немного понимает, а вот шипящий акцент мальдованки не очень.

Огнехват что-то бурчит, и я, приподнимая платье, шагаю дальше. Почему? Почему колдуны так любят селиться там, докуда дойти — целое испытание? Чтоб чужаки и Преподобные не докучали? То-то и ясно, зачем у каждого по дракону; пешим ходом такое не осилить.

Только я достаю из трясины застрявшую ногу, как на мою парчевую туфельку падает капля. Я щурюсь и смотрю, как капля на туфле заходится паром. Опомниться не успеваю, и Огнехват вскакивает рядом, тянет длинное чешуйчатое крыло, закрывая мне небо. Или меня от неба.

Секунда — ливень как из ведра. Огромные зелёные капли падают прямиком в болото. Думаю, я же уже промокла, зачем от дождика прикрывать? Снова опускаю взор на туфельку, в коей образовалась неприметная дырка, и моё возмущение выходит со словами:

— Кислотные дожди!

***

Что ни день, то пиршество; что ни ночь, то бал — девиз Мальдовии. Родители уже порядком изнемогали от отсутствия хороших поводов для празднеств. Все тëтушки, кузины и кузены давно в царстве Смерти, а разгуляться на широкую ногу от нечего делать совесть запрещает. И самой крайней оказалась я!

Не умертвить свою дочурку решили, конечно, но отдать на растерзание злому колдуну — пожалуйста. Посиди, говорят, милая Маргарет, в темнице промозглой месяцок-другой, а мы тут оплакивать будем, рыцарей славных приглашать, отбор королевский устроим, чтобы тебя, кровинушку, вернуть. А там, глядишь, и поводов напасаться не придётся — пир за спасение, бал в честь спасителя, недельный юбилей освобождения...

Ты, дорогая Маргарет, разменная монета.

Сообщили мне всё сразу, приурочили как раз к моему третьему расторжению помолвки, которое мы, как настоящие мальдованцы, также пышно отмечали. Мой некогда жених сидел за столом напротив меня. По одну сторону от него — фаршированная кленлендская индейка в сусальном золоте, по другую — метровый торт в шоколадной глазури, из-за которого я не видела ни отца, ни мать.

— Дорогие гости, дорогие гости! — звонкий голос матушки и стук серебряной ложки по хрусталю. — Мы почтены присутствием каждого из вас. Да восславим же расторжение помоловки и поднимем бокалы!

По зале прокатился счастливый гогот, и я подняла бокал вслед за всеми. Не столько радостна была мне эта картина, сколько привычна.

— И торжественно объявляем вам, — продолжил отец, — что на нашу прелестную принцессу Маргарет уже положили глаз нечистые силы. Со дня на день заберут бедняжку.

Сильнейшие шум и гам наполнили залу, а я от неожиданности подавилась свиным окорочком. Таить у нас в королевстве не принято ничего. Ни то, что мой третий брак изначально затевался как лишний повод закатить торжество, ни то, что похищение злым колдуном спланировали за меня. Тот окорочок я быстро прикончила скорее от страха, нежели от любви к свинине.

На следующий день — пир в честь прощания со вселюбимой «вечно одинокой» принцессой. На котором я не побывала. Позвать — позвали, да и я пойти собиралась. Съела бы с дуру целую индюшку, не брезговала бы вином, вилкой, может, в глазницу бы попала жениху, к счастью и так одноглазый. Только на балкон вышла, чтоб освежиться — хвать! — и в лапищах дракона оказалась.

***

Чем дольше я нахожусь на болоте, тем сильнее думаю, что проклята. И не той старухой-ведьмой, наложившей на меня венец безбрачия в отрочестве (венец безбрачия в моей жизни принëс больше хорошего, чем плохого; столько пиров в честь расторжения помолвок моему отцу лишь снились). А моей нежнейшей Невеночкой, хозяйкой этих болот. Ой какая вина на мне лежит, самой себе стыдно признаться! Наверняка всё это — наказание за мою ошибку! И это платье, в котором я появлюсь перед ней, и кислотный дождь. Всё против меня.

Но отделаться не могу от того, как тепло и приятно моему сердцу становится от мыслей о ней. Помню нашу встречу первую, как боялась её дико. И всё же тоскую по её замку старинному, по голосу хриплому, по длинным ногтям, что нежно расчëсывают мои волосы. Мои щëки горячо вспыхивают в румянце, и единственный, кто это видит — Огнехват. Он пытается прижать меня крылом к своему огненно-красному боку, а я стою, завороженная накатившей волной воспоминаний.

***

Пока летела с драконом, успела выдумать столько самых кошмарных исходов этого хищения, что до замка долетела бледнее своего платья. Дракон поставил меня перед воротами замка. Я дрожала, как осиновый лист, и только ворота отворились, упала на колени, слёзно прося заменить морение голодом на четвертование.

Лицо колдуньи, открывшей ворота, надо было видеть воочию. И слово не сказала, а поставила принцессу на колени. Хотя мне скажи, я сразу встану! Гордостью не славилась, ноги имела крепкие. Колдунья что-то спросила, однако я не расслышала, занятая искренним и испуганным рыданьем. И та, видно, так растерялась, что запуталась в проходах замка. Взяла меня под руку, отвела в отдельную спальню, пока я ей на мантию то ногой наступала, то сопли вытирала об её край, да и оставила одну.

Плакала я основательно целый час, потом взглянула на спальню и ещё пуще разревелась, осев на пол по середине. Такая красивая, прибранная и вся розово-белая спальня, словно в моих мечтах. Выплакала я озерцо слëз, затихла, и тогда колдунья возвратилась. Не хотела с рыдающей барышней разговорить.

***

— Ты будешь ещё так плакать? — повторяю я за милую, прогоняя в памяти тот разговор. — Буду.

И хихикаю впервые за несколько дней.

***

Колдунья грозно нахмурилась, но, заметив вновь подступившую к моим глазам влагу, отвернулась. Раздражëнная она бурчала себе что-то под нос, ходила вокруг меня и вдруг представилась Невеной. Я вежливо представилась в ответ, и она огрызнулась, мол, сама всё знает.

Невена тогда на мне первый и последний раз опробовала заклятие безмолвия. Оказалось, всхлипы и шмыганье оно заглушало туго. Куда действеннее сработал другой метод. Невена предложила мне в обмен на молчание яблочную слойку. Я вцепилась в выпечку зубами и кивнула, и Невена назвала меня бельчонком, ехидно усмехнувшись.

Хотя момент для злодейской речи был напрочь испорчен, Невена, прокашлявшись, всё же начала. Я её совсем не слушала, жадно доедая яблочную слойку, в память врезалась единственная фраза: «Я не собираюсь тебя отпускать». Но я узнала, что вечное заточение подразумевает и хороший рацион питания, поэтому не унывала.

***

Огнехват прижимает меня к себе, и я глажу его по чешуе. Откровенно говоря, подружиться с ним было сложнее, чем с Невеной. Огнехват — пугливый брюзга, и то, что сейчас он так жмётся ко мне, результат кропотливейшей работы по укрощению дракона.

Невена, впрочем, тоже не подарок. Вся из себя вспыльчивая, строптивая. В Мальдовии мы выращиваем «снобки», «снобистские колючки». Пышные кустарнички, цветущие раз в четыре года, с длинными голубыми бутонами, будто нераскрытые лилии. А снобистские потому, что выращивать их — отдельное соревнование. Поливать строго через десять часов после прошлого раза, опылять строго речными пчëлами, протирать листочки влажными тряпочками и это для начала!

И Невена — сплошная «снобка». Сложная к пониманию, долгая для цветения и требовательная в уходе. Мы за то и любим «снобок», что они непростые и коварные. Оттого-то и блаженно видеть, как они распускаются от заботы.

А Огнехват скорее уж как скала. Сколько за ней не ухаживай, сколько не люби, подниматься на неё сурово и больно всякий раз. И любишь её только тогда, когда не ждёшь от неё нежности. И она любит тебя тогда, когда ты показываешь ей силу и стойкость. Не думаю, что Огнехват меня любит. Думаю, он просто рад, что в замок вернëтся девушка, кормящая его мясом со стола.

***

Ела я в спальне или, как говорила Невена, в камере. Каждый раз брала блюда из рук своей пленительницы и просила добавки прежде, чем та успеет захлопнуть дверь перед носом. Не успевала вдогонку спросить, почему Невена приносит сама, не посылая для этого слуг, которых я по итогу ни разу не увидела.

Видела её лишь жалкие секунды перед тем, как она скроется за преградой, и запомнила всю. Такую долговязую и чуть горбящуюся, с длинным носом и узкими глазами, с вихрастыми чëрными волосами, неумело состриженными по уши. И серьëзно-злым выражением лица, как у сварливой гувернантки. Или как у моего несостоявшегося первого свëкра. И третьего тоже. Но у Невены зато все зубы на месте и ни одного золотого.

Чем дольше я была в плену, тем больше это походило на замужнюю жизнь с рассказов матушки. Первое время непривычно, скучно и страшно, а новоиспечённый сосед уродливее с каждым часом. А потом приедается тосковать. Матушка тогда полюбила отца; мне захотелось развлекаться. Не как принцессе, как мальдованке. Чтоб пир на весь мир.

Однажды я так изголодалась по сластям за совершенно бессладостную неделю, что вместо тарелки с едой схватила запястья Невены. Тоненькая, словно спичка, она была втянута мною вглубь комнаты. Она дëргала руками, пятилась, а я злобно тараторила, что жить без шоколадной глазури и сахарной пудры всё равно, что рыбе воздухом дышать. Невена быстро очнулась, вспомнила, кто хозяйка в замке, и, мотнув головой, сковала мои руки в тëмные кандалы. Моя хватка едва ли ослабла, и я пуще завозмущалась. В тот раз Невена откупилась двумя яблочными слойками.

Колдуньи побеждали рыцарей, защищались от Преподобных, изобретали новые чары и с самой Смертью танцевали на балах. Никто не учил их справляться со звериной тягой мальдованцев к вкусным обедам. Но Невена выучилась понимать мои прихоти — съестные в том числе. Когда поняла, что медовые рулетики делают меня сговорчивее и милее, начала со мной говорить. О том, как мне должно быть страшно, о своих любимых цветах, о лучшем вкусе рулетов (разумеется, бисквитном). Когда поняла, что я люблю животных, познакомила с Огнехватом (который фыркал на меня дымом, пока не начала с тарелки часть отдавать). Когда поняла, что я читаю на старых языках, дала переводить старые колдовские письмена (любовные романы читать не запрещала в перерывах).

Я так и не поняла, почему Невена пошла на контакт. Неужто мой шарм подсобил? В любом случае, королевская честь обязывала меня ответить ей тем же. Да и я солгу, сказав, что она не казалась мне любопытной.

***

Дождь постепенно утихает, и Огнехват выпускает меня из-под крыла. Запах стоит едкий и кислый, он жжёт мне ноздри и щипет глаза. Никогда не привыкну к кислотным дождям. Придётся с ними мириться. Как и с болотами вокруг замка Невены. Как и с Невеной. А ведь между жизнью в Мальдовии на правах наследницы и смирением посреди глубоких топей стоит один медовый рулетик. Дюже вкусные, стоит признать.

— И как там Невеночка, думаешь? — спрашиваю у Огнехвата, решительно шагая дальше. — Сильно злиться? Или, наверное, грустит...

У самой глаза на мокром месте, как представлю, что она чувствует. Грустит посреди нелицеприятной природы болота. Врагу не пожелаешь, только посоветуешь. Хотя Невене нравится, говорит, еле отбила такой лакомый кусочек, я думаю, она просто не видела чего-то другого. При её статусе не принято кочевать. Я предложу ей слетать на место моего рождения, в моё детское поместье. Если она примет обратно.

Я люблю море, песчаные пляжики близ моего детского поместья, свежий морской бриз. Люблю мочить ноги в садовом прудике, встречать герцогов и графов перед приёмами, участвовать в соревновании по «снобкам». Кажется, что променять нечто столь родное и долговечное на что-то возможно мимолётное и быстрое — глупость. Что же, мальдованцам не впервой. Мы тратим треть казны на праздники, какое здесь место уму и осторожности?

***

Я навязалась в её покои под видом сверки переводов со знающей колдуньей. На переводы я не заглядывалась с первого дня, как меня в библиотеку пустили. Зато заглядывалась на Невену. Она смешно морщила нос, когда злилась, и сильно жмурилась, когда вспоминала что-то. Её волосы всегда торчали в беспорядке, на мантии виднелись пятна и следы, не считая безупречно чистых рукавов. И пару раз от неё пахло корицей.

Не сказать, что я выглядела лучше. Сложно ухаживать за собой, имея одно платье, к тому же подранное Огнехватом, и сорочку. Старалась только держать белокурые волосы в аккуратных причëсках и изредка поглядывала на гардеробную Невены. Мантии, мантии, мантии, словно под мантией она даже белья не носила! Я не присматривалась, но была бы не сильно против случайно убедиться в этом.

Невена оказалась странной собеседницей. Она меняла темы и интонации чаще, чем я успевала под них подстроиться, и расстраивалась, когда я теряла нить диалога. Поэтому вскоре она стала рассказчицей, я — слушательницей. Поддакивала и улыбалась на её шутки, хотя порой они и не смешили. И я выяснила, что Невена не столь зла, сколь своеобразна.

Она гневалась ни на что, готовая вспыхнуть от одного намёка на искру. Злилась на лозы, что не так росли по замку, на Огнехвата, что не так испускал пламя, на письмена, что не так преподносили смысл. Ни разу не видела её умиротворëнной за всё время. И вдруг подумала: если она всегда только и делает, что недовольствует, может, она и не злиться вовсе? Никто не ходит вечно злой и хмурый. Может, она не умела говорить так, как умела я? Может, она умела лишь раздражëнно бурчать на всех, выражая тем самым всё, что было на душе, не только злобу?

Огнехват не так испускал пламя — беспокойство, что подрастающий дракон не вёл себя согласно многочисленным трактатам. Лозы не так росли — разочарование, ведь она старательно ухаживала за ними. Письмена... Ей их переводила я, так что я понимала, на что там можно бурчать. Когда я перестала воспринимать её недовольство в штыки, она перестала быть злой.

***

Огнехват уводит меня в более сухую и проходимую часть болот, к удивительно чистой речке, текущей из-под скалы. Я мочу в ней ноги и руки, смывая с них грязь, и наконец отрываю подол платья. Ленты, державшие мою причёску, падают вслед за ним, кроме одной.

Поднимаю голову и глубоко вдыхаю. Мои ноги ноют от ходьбы по топи, ладони в царапинах, на душе одна огромная рана. Я собираю и завязываю волосы оставшейся лентой.

Огнехват хлопает крыльями и негромко рычит — хочет взлететь. Летать на драконах — сплошная морока. Колдуны их никогда не седлают, и я даже не представляю, чем и как они усаживаются на их спинные шипы. Чешуя у Огнехвата гладкая и скользкая, чуть поëрзаешь и упадëшь, а полёт превратится в игру «поймай упавшую принцесску». Я подхожу к Огнехвата и прыгаю ему на спину. Остаётся крепко держаться бёдрами за корпус и руками ему за шею.

Закрываю глаза и чувствую, как мы поднимается в воздух.

— Быстрее, а какой ценой...

***

Невена водила меня во внутренний дворик, где растила цветы, ягоды и ядовитый плющ. Я была практически уверена, что ядовитый плющ появился без ведома хозяйки, и у Невены просто не получилось его вывести. Каждый раз я умудрялась им обжечься. Наверняка, мне не стоило лазить в самую гущу малиновых зарослей за вкусной ягодкой. Соблазн поглотил меня. Невена каждый раз фыркала, причитала, звала меня дурным бельчонком, пока мазала ожоги бальзаминовой мазью.

Я уличила момент, когда Невена занималась на кухне. Не зельеварением, к счастью. Невена готовила. Собственными руками резала и месила тесто, давила сахар, пекла. Меня никогда не пускали на кухню, говорили, мне не место с прислугой. И потому я очаровалась самим видом кухарской работы, наблюдала и наблюдала бы дальше, если бы Невена не прикрикнула. Путём недолгих уговоров — я чуть не бросилась в слëзы от её крика, и Невена ради примирения согласилась на все мои условия — мне разрешили наблюдать за готовкой и дальше, не отвлекая от процесса.

Я читала любовные романы на старых языках, и Невена захотела узнать, чем я так увлечена. Хватило пары строк вслух, чтобы она с охом выскочила из моей спальни. Правда она вернулась через пару минут, обругав, мол, мне, наивному бельчонку, не следовало читать вульгарщину её прабабок. И в этот раз дослушала моё чтение до конца. Я так и не уточняла, чем её возмутила сцена поцелуя в пещере. В романах из моей дворцовой библиотеки поцелуй — самое невинное, что могло произойти с девушкой и юношей, оказавшимися наедине.

Мы начали трапезничать вместе, в зале замка. По началу сидели на разных концах длинного стола, но так оказалось сложно делиться сахаром, и мы пересели ближе друг к другу. Огромные гобелены, прибитые к стенам, украшали залу, но недостаточно. Я пересадила в вазы несколько садовых цветов и долго красила все деревянные стулья, чтобы придать помещению оттенков и живости. Надевать раз в неделю на обед что-то цветастое Невена отказалась. У неë цветной одежды не водилось.

На Огнехвате я летала единожды. Невена пригласила меня на окраину её земель, на единственный луг, окружённый болотом. По пути успела бы сто раз свалиться, коли бы не уцепилась за талию Невены. Она вдобавок подтрунивала, насмешливо зовя бельчонком. Мы прелетели, и вскоре стемнело. Пока Огнехват резвился в высокой траве, я наблюдала за огненным дождём, настороженно спрашивая, защитит ли меня Невена, если он попадёт в нас. Она смеялась и шептала, что защитит от всего, и я ей почему-то верила беспрекословно.

Огнехват однажды чихнул и поджёг шторы в моих покоях, которые мы чудом потушили брусничным морсом. Невена дочитала со мной любовный роман, не забывая при его упоминании ругать мою тягу к непотребству. Я помогла лозе, окутавшей стены замка, наконец расцвести, и Невена впервые запищала от счастья, увидев результат моей работы. Пыталась научиться колдовству, даже Невена забавы ради наставляла меня в нелёгком деле; мы немного заигрались, пытаясь превратить вино в воду, и Невена с пьяным огоньком в чëрных глазах притянула и поцеловала меня.

Я забыла, что в плену нужно страдать и бояться. Невена и вовсе забывала, что я в плену. Особенно в моменты наших поцелуев. Невена Злобнейшая сдавалась под моим напором, ведь целовалась, как неопытная юница. А за моими плечами три несостоявшихся брака. И много молоденьких оруженосцев, которые не могли отказать принцессе. Мы лежали на её ложе, когда она спросила, почему я давно не выходила из замка. Поняв свою оплошность по моим глазам, она чмокнула меня и шепнула:

— Верно, бельчонок... Я не собираюсь тебя отпускать.

И не отпустила. Я ушла сама.

***

Я чувствую слабость в руках и почти соскальзываю с Огнехвата. Смаргиваю слезы, впиваясь в чешую ногтями. Огнехват рокочет, я ощущаю его дрожащее горло и слышу рык. Он бдит и не даст мне упасть, если я сама, конечно, не решу убиться.

— Горе у меня, не видишь? — кричу ему. — Был бы у тебя возлюбленный, всё бы сам понял!

Хотя дракон не ушëл бы от своей любви с рыцарем, которого знать не знал. Дракон бы рыцаря пришиб и притащил своей паре на закуску.

Я лечу к Невене в подвенечном платье, оставив во дворце кольцо и свадебную диадему. Я не знаю, что должна сказать ей, как должна извиниться. И не жду, что меня простят, но чувство вины гложет сильнее, чем страх остаться ни с чем.

Не знаю, чем я думала, уйдя вместе с появившимся с спасителем. Нет, знаю, но сейчас считаю это дуростью.

 ***

Я думала, Невене не нужно моё общество. Не столь сильно, сколь мне нужно её. В глубине души я всегда держала мысль, что я для неё всего лишь похищенная принцесса, что однажды меня заберут из её замка. Сначала с надеждой, потом — с тоской. Я любила Мальдовию, любила родителей, я любила пиры и пляжи. Но в жизни каждой принцессы возникает секунда, за которую она влюбляется в нечто другое, нежели страну или природу. Я влюбилась в Невену. И считала это своей фатальной ошибкой.

***

Злым колдуньям не положено иметь конец с любовью, свадьбой и счастьем. И Невене важно, что её считают злой колдуньем. Называют Злобнейшей, страшаться, равняются на неё. Ей важно, что её маленький племянник смотрит на неё и говорит, что хочет вырасти похожим. Она без труда может победить каждого рыцаря, кто придёт к ней в замок, но тогда молву о ней некому будет нести. Никто не расскажет, какой сильной и величественной была Невена Злобнейшая, если спаситель не справится с миссией. 

Помню тот злосчастный закат. Рыцарь, посланный родителями, приходит и говорит, что заберёт меня. Помню, как легко Невена справляется с ним, и помню, как быстро я выскакиваю из замка, чтобы защитить неудачливого паренька. Помню, как говорю:

— Я же... Я же всего лишь пленница. И для тебя, и для моих родителей.

Тогда я искренне считаю, что Невена вспомнит это и отпустит нас с миром, думаю, что статус ей важнее меня, и принимаю её «выбор». Я не молода, но я не уныла. Я переживу, вырасту и продолжу радоваться морскому бризу и вкусной еде. И потом вижу, как Невена опускает меч, округлив глаза. Тогда я думаю, что она удивлена моей смелостью, а сейчас понимаю — она в ужасе от моих слов. 

Рыцарь быстро забирает меня, и я, сидя на лошади, оглядываюсь на Невену. Она не злиться, она не выглядит злой. Она выглядит растерянной и брошенной, без единой хмурой морщинки. Что-то во мне йокает, но рыцарь увозит меня всё дальше. Силуэт милой вскоре скрывается за стволами деревьев. И не понимаю, что должна ответить рыцарю на вопрос о моём самочувствии. Говорю, как есть. Странно. 

И потом родители. Они говорят, что счастливы меня видеть, и закатывают пир. Я веселюсь со всеми, и родители объявляют на весь зал нашу помолвку с рыцарем. Во мне вновь что-то йокает. Йокает желание назвать не рыцаря женихом, а Невену невесткой. Наедине с родителями смеюсь, что четвёртая помолвка вновь разорвётся, а они говорят, что это окончательно. Что я, вечно одинокая Маргарет, теперь буду не одинока. И за двадцать пять лет наконец остепенюсь и найду любовь. 

Родители думают, что рыцарь и принцесса — идеальная пара. Видят меня, светлую, сияющую принцессу в белоснежном подвенечном платье. Хотят, чтобы я не была одинока. И я не хочу быть одинока. К сожалению, в остальном наши планы расходятся. Я не говорю им, что убегаю. Я надеваю подвенечное платье, улыбаюсь, беру самую лучшую лошадь из конюшни и скачу на другой конец страны, где по словам Невены часто охотится Огнехват. 

Я знаю, Невена, что виновата. Я знаю, что ни ты, ни я этого не хотели, но я решила за нас обеих и приняла худшее решение из возможных. Я знаю, что ты любишь готовить. Знаю, что любишь ухаживать за садом. Знаю, как ты смущаешься, если я говорю о поцелуях и близости. Знаю, что ты не берёшь себе слуг, потому что думаешь, что они не найдут к тебе подход. Знаю, что ты тоже считаешь бисквитные рулетики лучшими. Знаю, что тебе нравится звать меня белочкой. И сейчас я знаю, что тебе сказать.

Огнехват опускается перед замком и мордой открывает ворота. Я проскакиваю внутрь, бегу по коридорам, ища Невену. Еë нет в кабинете, в зале, нет в саду. Там я и не смотрю, точно зная, где она сидит. Врываюсь в свои покои, словно слуга, голосящий о нападении, и первые минуты глубоко дышу. Не очень уж хорошо я умею бегать.

Невена сидит на моей кровати и дëргается, завидев меня в проходе. Она привыкает оставаться в одиночестве, и я сбиваю этот процесс своим появлением. 

— Милая... — хрипло шепчу и рвано вздыхаю. — Я не... Я не...

Я много чего не, но сейчас я просто не могу дышать. Не могу вздохнуть и извиниться за проступок, не могу просить прощения и даже не могу попросить яблочную слойку. Невена, как знала, тянет вверх блюдце с выпечкой и наклоняет голову. Я киваю.

— Прости, — молвлю я.

Невена дает мне шанс приблизится, и я падаю перед ней на колени, пуская первые слезинки. Говорю, мне не нужен ни рыцарь, ни спаситель, мне даже метровый торт в шоколаде не нужен. Уверяю, что мне жаль, что я не хотела, что я виновата в том, как всё обернулось. Вспоминаю про слойки на блюдце и от досады хватаю обе, пихая их за щеки. Почти уверена, что из-за моих рыданий Невена вновь услышала только «мрости мнежалуста».

Поднимаю на неё взгляд, застланный слезами, и Невена вдруг выдыхает. Она коротко жучит меня за то, что я выбила дверь, и щиплет за нос. На её бледных губах возникает полуулыбка, с которой она всегда говорит «бельчонок», и я заранее знаю, что она скажет. Она продолжает щипать меня за нос, когда я говорю с набитым ртом, и аккуратно вытирает слезы с моих щёк. Думаю, не так уж сильно я и проклята. А если и сильно, колдуний это должно только привлекать, разве нет?