Destructive

Она прекрасно знала, что всегда была неудачей. Обузой. Довеском. Паудер, не она.

В любом деле, в которое ввязывались ребята, всё шло под откос, потому Ви брала ее с собой. Майло ворчал об этом вполголоса, потому что кулаки у Ви тяжёлые, и ребра потом болят долго и сильно.

Она всегда молчала, хотя после неудач всегда оставалось только глотать слёзы, уткнувшись носом в подушку и надеяться, что в следующий раз ее бомба обязательно заработает, или укрытие окажется достаточно надёжным, или она не облажается, или не произойдёт ещё что-нибудь эдакое. 

Возможно, она не чувствовала бы такую горькую разъедающую изнутри обиду, если бы они всегда относились к ней справедливо. Если бы она всегда являлась частью их компании наравне со старшими мальчишками. Но каждый из них опекал её, думал, что знает, что для неё лучше, и от этого становилось только хуже. Паудер, не ей.

Казалось, даже в обычное время, когда они просто проводили свои дни «на базе» или коротали время за обычными детскими глупостями, даже в такие моменты, она ухитрялась проебываться. Паудер, не она. То какую-нибудь мелочь забудет и подставит товарища по команде, с которым играет, то из-за странного совпадения диск закоротит в проигрывателе, а когда она попытается посмотреть в чем дело, все к чертям полетит. Такое происходило не каждый день, но постоянно, стабильно, словно чтобы напоминать ей, что она не может быть нормальной. 

Когда она потеряла тот идиотский рюкзак с грузом, то уже всерьёз подумывала, чтобы сдаться. Просто кинуть затею ходить с остальными, не мешаться под ногами, помогать Вандеру по мелочам. Для Паудер – лучшая судьба, она об этом мечтала? Может ей следовало так поступить? В пабе всегда находилась работа, и если попросить, то он не будет возражать. Тем более после подслушанного разговора Ви и Майло… Но старшая сестра пришла ее подбодрить, и, наверное, поэтому она и передумала. В конце концов, слова Ви всегда много для неё значили. Зря.

Она мало что понимала в то время во всей этой истории между Верхним и Нижним Городом и приходом Миротворцев, да и впоследствии не слишком хотела разбираться в малейших деталях, даже выслушав объяснения. Дурой она не была, она просто не желала испытывать сомнения. Слишком много чужих голосов, слишком много своих и чужих сомнений, чтобы тонуть в них, захлебываться и идти на дно. Паудер объяснили, но она не хотела слушать. Она никогда не хочет слушать. Ах, бедняжка. Как хорошо, что ее больше нет, Верно?

Она хотела быть полезной. На самом деле, больше всего на свете ей хотелось, чтобы ее слушали. Вандер всегда слушал Ви, ведь она старшая. Майло и Клагор – тоже. Она и ее мнение никогда не принимались в расчет, никогда никого не интересовали. Она очень-очень сильно хотела помочь. Паудер всегда лезла не в свое дело. Что ж, она за это поплатилась. Но чем больше она пыталась помочь, чем тише звучал её голос, и тем ужаснее она себя чувствовала. 

В ту ночь она побежала на базу, где держали Вандера, ослушавшись сестру, потому что не могла поступить иначе. Это была Паудер, черт возьми! Хотелось доказать не только им всем, но и самой себе, что она может помочь, что ее бомбы на что-то годятся, что она не зря сохранила эти камни, что она может спасти их. Она представляла себе, как они впервые в жизни посмотрят на нее с благодарностью. 

Ей так хотелось хоть один раз услышать, как сильно её любят и ценят. Страх потерять самых близких людей перемешивался с чем-то ещё неясным, но давно существующим на границе сознания – подступающим все ближе и ближе, становящимся все яснее и яснее день ото дня. 

Тогда она ещё не знала названия этому. 

Нельзя ведь быть настолько жалкой, да? Люди не имеют права быть настолько отвратительно жалкими, правда, Паудер? Их презирают все: их семья, их друзья, они сами. Они плывут в безбрежном океане ненависти в себе.

А потом бабах! И их больше нет. И Паудер нет. Фитилек сгорел, она взорвалась. 

Когда?

Когда её скинуло с подоконника взрывной волной, падение растянулось на вечность. Удар, правда, оказался несильным и почти нечувствительным, и она смогла быстро отыскать сестру. Рыдающую над искалеченным трупом Вандера. 

Если честно, она смутно помнила произошедшее. Кривыми изломанными фрагментами. Именно так оно и запомнилось, застыло с ней навечно. Однако именно в отражении ее яростного взгляда она увидела себя. Паудер увидела. Меня. Она увидела себя настоящую – отвратительную, искажённую, настоящее чудовище. Как они с Ви в детстве играли. Только тогда монстром была Ви. А это оказалась она. Вот так ирония! 

Тогда она и уловила смутную тень по ту сторону. Джинкс. 

Когда, рыдая, цеплялась за одежду единственного человека, который оказался с ней рядом, она ещё тогда поняла, что Ви никогда больше не сможет её полюбить. 

И никто не сможет. Чудовища не созданы для любви. 

Однако она ошиблась. Её полюбили. Джинкс полюбили. 

Джинкс нашла свое место в трущобах Зиона, в доме Силко, на перекладинах над его рабочим столом на втором этаже паба, в его кресле в гостиной в его же доме, в специально выделенной им для неё комнате, а после в оборудованной им же для неё мастерской. 

Джинкс не знала, что так бывает. Её слушали. Её хотели слышать. И даже когда голоса говорили, говорили и говорили, она могла прийти к нему и начать говорить сама. О чём угодно – о своих разработках, о надоедливых верхних, о приходящих во снах и наяву мертвой сестре или о чем бы то ни было ещё.

Силко совершенно не походил на Вандера, он был груб и жесток, и подчас его попытки выразить заботу словами или действиями казались лицемерными и не слишком естественными. Но Джинкс было настолько феерически похуй. 

Ведь он любил её. И принимал такой, какая она есть. 

А ещё он её учил, тратил на неё свое время, помогал ей совершенствоваться, указывал на недостатки. Количество проёбов резко уменьшилось. Она стала сильнее, умнее, быстрее. Она стала собой, собой настоящей, словно нечто давно дремавшее вышло на поверхность. То, что она почувствовала в ту ночь. Однако та самая ночь стала постоянным спутником.

Джинкс не могла забыть Паудер, не могла забыть друзей, которых убила, и вся любовь Силко её не могла ей помочь. Он делился с ней своей историей, и сколько бы раз она язвительно не отшучивалась, все равно невольно завидовала его неестественному спокойствию. Как Силко мог спокойно жить с этим дальше? Неужели он совершенно ничего не чувствовал? Чужие видения его не преследовали? Он просто...взял и откинул прошлое? Вот так просто, как и говорил ей? 

Джинкс кричала по ночам и злилась на Силко, которого обнаруживала возле своей кровати, когда не была достаточно внимательна, чтобы это скрыть; образы мертвых друзей и бывшего приемного отца преследовали ее днём. Она соорудила макеты на базе и нередко вела с ними пространные диалоги обо всем на свете. Однако невольно мечтала об одиночестве. Девушка уже давно позабыла, что это такое. Она старалась выполнять все приказы человека, который так много для неё сделал, и не проебываться. Как в прошлом. Он дал ей цель в жизни, силу, возможность проявить себя, всё, о чем она когда-либо мечтала. 

Он показал ей путь, указал как убить Паудер. Вот только жаль, здесь она оказалась недостаточно прилежной ученицей. Теперь уже она предпочла слушать, но не слышать. Убить себя тяжело, ведь это бы значило забыть Ви. Паудер не хотела забывать Ви. Она хотела помнить-помнить всегда.  

Джинкс была счастлива, верно? Паудер хотела домой. Джинкс выполняла приказы, обходила запреты и просто радовалась жизни. Все было прекрасно, просто замечательно, и порой, когда голоса приглушались, даже несмотря на открытие гребаных ворот, из-за которых торговля пошла на спад, а у Силко возникло дохрена проблем, она чувствовала себя принцессой. 

Прекрасной принцессой, которая счастливо живёт в своем королевстве. Или как там читали им родители в далёком-далеком детстве в одной из идиотских книжек. Она точно не помнила. Кажется, Майло подсказал название. Или Клагор? Ай, да неважно. 

Однако, каждую принцессу приходит спасать принц. Это закон любой грёбаной сказки. Её принцем оказалась Ви. Ви вернулась, вбив себе в голову, что Силко – дракон, который её запер или ещё какую-то долбаную хрень. 

Как она ещё могла подумать? прошептал ей на ухо Майло. Джинкс предпочла зарядить ему из пушки в лоб. Второй раз не сдохнет. 

Джинкс раздирали противоречия. Она ощущала себя разбитой, разломанной и преданной. Особенно, когда увидела сестру с девушкой-миротворцем. 

Она предпочла её вместо тебя. Прошло много времени, фыркнул Клагор. 

Джинкс велела ему заткнуться, игнорируя испуганно-недоуменный взгляд смотрящей на неё Ви. Теперь идея зажечь сигнальный огонь казалась ей ещё более идиотской, чем на первый взгляд. О чем она вообще думала, когда сюда припёрлась? 

Ты зажжешь его, сестра тебя заберёт, и вы счастливо уйдёте и будете жить вместе, сказал Майло. 

Джинкс сдавила виски пальцами, не желая его слушать. Она никого не хотела слушать. Ей требовалось немного подумать. Голоса говорили наперебой, все громче и громче, и это сводило её с ума. Она даже начала сомневаться, что действительно видит Ви наяву. Слишком часто та разговаривала с ней в видениях. Даже сейчас ей казалось, что она видит двоих. 

Ви перед ней и за спиной. Чужой шёпот разрывает черепную коробку. Так громко. Так быстро. Так, что и слов не разобрать. 

Ещё немного, и...

Джинкс знала, что сестра её не услышит, не поймет. С той самой ночи. Она видела насмешливую улыбку девки-миротворца, и ее это бесило, бесило так, что сводило скулы. Мысли бешено перескакивали одна с другой. Силко солгал, но и Ви не лучше. Все они лгут ей. Все и каждый. 

А потом появились Поджигатели. Чёртовы, гребаные Поджигатели. Они вечно все веселье портят. Ей. Силко. Срывают планы. Бесят. Бесят. Как же она их ненавидела. Потому и не сдерживалась. Да, они помешали принцессе быть спасённой. Так их, Паудер! 

Она убивала с улыбкой на лице и радостным смехом. Но самая отдаленная часть ее сознания заметила животный ужас на лице Ви. Самая отделенная ещё не убитая часть сознания заметила и тоже ужаснулась. 

Губы беззвучно зашевелились, когда вспышка эмоций прошла, и она обняла себя руками, оседая на платформу и растирая попавшие на голые плечи капли крови. Эмоции хлестали сплошным непрерывным потоком, и Джинкс не могла с ними справиться. Возможно, ей стало больно. Возможно, это был страх? 

Она понимала, что она часто проёбывается, но почему, для разнообразия, она не может сделать так как надо. Для себя. Для Майло. Для Клагора. Для Ви. Для… него.

Она хихикнула. Пальцы тряслись, пока она их рассматривала, а перед глазами плыло. Да и подняться вообще удалось с третьей попытки. Она вернулась к человеку, который единственный её понимал. Даже если он ей солгал, у неё оставались к нему некоторые вопросы. 

Дозатор трясся в руке, но широкая улыбка и сияющие глаза отвлекали внимание. Силко смотрел на неё бесстрашно, и голос у него совсем не дрожал. 

Как же Джинкс это бесило. Верхние бесили. Пилтовер бесил. Поджигатели бесили. Ви бесила. Миротворцы бесили. Бубнящие над ухом Маркус и Клагор бесили. Узкие пальцы Ви, холодящие шею в мнимой попытке объятий, тоже бесили! 

Силко почему-то не бесил. Только его реакция. Но это тоже почему-то тоже бесило! 

– Маркус солгал мне. Я не знал, что она жива. 

– Но ты не сказал об этом мне, – прорычала она. 

– Она с миротворцем пришла за камнем. Так всегда бывает. Они приходят и уходят, а мы остаёмся. Одни, – тихо отозвался мужчина. В его голосе звучала такая неподдельная горечь, что Джинкс буквально услышала скрип собственных зубов. Вогнала иглу в зрачок, нажала поршень до упора, в после бесцеремонно шлёпнулась обратно на стол. 

Силко сидел некоторое время неподвижно, а после выпрямился в кресле и положил свою руку поверх её. Она не сразу обратила внимание – занималась спором с Клагором по поводу того, как лучше перебираться через мост. Здесь он лучше знал, эксперт по побегам. 

– Прости, – мужчина смотрел куда-то мимо. Всегда так, когда чувствовал себя действительно виноватым. Джинкс ненавидела это все. Она знала, что заслуживает недовольства, когда косячит сама, но ещё сильнее она ненавидела его проёбы, его извинения. Яд изливался из ее рта, и она ничего не могла с собой поделать. 

– Знаешь, что со своим прости сделать можешь? В туалет захвати, – прошипела она. Но руку не убрала, лишь перевернула её, чтобы сжать его ладонь. 

– Нужно вернуть камень. Они его стащили. Поджигатели, – она сдула лезущую на глаза прядку, но это не помогло. Силко протянул руку и убрал её за ухо, провёл тонкими пальцами по волосам в жесте лёгкой заботы.

Паудер это нравилось. Джинкс могла признать, что ей тоже. Если если бы сейчас она не была настолько взвинчена, накручена и не хотела послать его нахер со своими тайнами, секретами и «как лучше». Если бы он сказал хоть ещё одно гребаное слово, она бы много что ему сказала. Но он молчал. И только сейчас посмотрел на неё снова, тем самым его непонятным взглядом, который она не всегда понимала. И не хотела. 

– Будь осторожна. Постарайся без глупостей. 

Джинкс демонстративно закатила глаза. Она знала, почему он это говорит, а ещё потому что он действительно имеет в виду то, что произносит. Плевать он хотел на других людей и на возможные жертвы. Он думал лишь о ней и ее безопасности

В такие моменты, когда могла размышлять на такие темы, когда голоса не отвлекали её, когда она оставалась почти одна, она думала, что возможно, только возможно, чудовищам нужны другие чудовища, способные их понять. 

– Я пошла, – Джинкс спрыгнула на пол и покинула его кабинет. Осталось выследить добычу, а остальное приложится. 

Она не хотела верить. Она искренне хотела дать сестре шанс. Если бы Ви просто ушла, тогда возможно, только возможно...она смогла бы сдержаться?

Пальцы перебирали ремень на поясе нервно, дёргали ткань тонкой майки. Лишь бы вернуть уже трещащее по швам самообладание. Паудер всегда была слабачкой и не умела ждать, но она не такая. Она выждет момент, и тогда...

Джинкс знала, что проёбываться – ее призвание. Если ты живёшь с этим с самого раннего возраста, то попросту привыкаешь к тому, что в любой момент, в любую грёбаную, мать её, секунду, все может пойти нахрен. 

Просто потому что это она. 

Маркуса она грохнула с удовольствием. За то, что осмелился наебать Силко. И ее вместе с ним. Если бы могла, она сделала бы это иначе, красивее, изящнее но что есть то есть. 

В вот с Экко вышла промашка. Они в детстве дрались столько раз, и Паудер даже время от времени ухитрялась выигрывать. Ей хватало ловкости и сноровки, а ему недоставало внимания. 

Однако сейчас быстрее оказался он. Воздуха не хватало. Холодно. Очень холодно. Она перестала бороться. 

И именно тогда он дал слабину. Попался. Потому что подумал, что она – Паудер, и увидел в её глазах что-то такое. Возможно, именно это и придало ей сил. Сил закончить начатое. Поверить, что Силко придет вовремя и хотя бы заберёт камень. 

Тогда хотя бы ее смерть не будет напрасной, и она хоть раз в своей гребаной жизни сделает все правильно. 

Больше Джинкс не выдалось момента нормально поговорить с Силко. Она уже хотела выйти, но застыла за памятником, иронично, Вандеру, подслушивая его монолог. Навевало воспоминания о далёком детстве и разговоре Ви и Майло. Снова она обуза. Снова. Ничего не может в своей жизни сделать нормально. Теперь вот стоит между Силко и Зионом. 

И зачем ее спасли? Лучше бы он позволил ей сдохнуть. Тогда польза бы была бы. Хоть какая-то. А теперь он все равно отдаст ее в обмен на свою мечту. И это будет честно, справедливо. 

Вот только нахуй. Все они. Пошли. Нахуй. 

Джинкс смешно-смешно. До колик в животе. Она обустроила декорации для гостей, так, чтобы им понравилось. Всего гостей шестеро – Ви, Майло, её подруга-миротворец, Клагор, Силко, Вандер. 

Стол сервирован со всем старанием. Они должны оценить. Силко вот точно оценит, она в нем не сомневалась. По поводу остальных – спорно. 

Слишком ты нас недооцениваешь, малютка Паудер.

Нам понравится.

Паудер, ты ерунду говоришь.

– Заткнитесь все! Вы мешаете! 

Джинкс обидно. Она так старалась, а они её здесь ещё и отвлекают. 

Она прикатила стул с Силко во главу. Для неё это знак уважения и искренней любви, признания всего, что он для неё сделал. Ви не поймёт. Точно так же как ей не понять как же грустно и печально Ви, наверное, было сидеть в клетке. Или сейчас приятно бегать с девкой-миротворцем или обжиматься с ней по подворотням. Почему-то при одной мысли об этом в глазах потемнело. 

Джинкс уже схватилась за рукоять пушки, но сжала своё запястье другой рукой до боли и сделала глубокий вдох. Нужно успокоиться. Ещё не время. Есть куда лучшее решение. Ведь в глубине души все ещё теплилась надежда. Крошечная, почти несуществующая. Но крошечная пыль, то, что осталось от Паудер, все ещё отправляло ей жизнь. Нет, мне просто хотелось надеяться, что она меня любит.

– Застрели её, – Джинкс спокойно протянула Ви пистолет, указывая на девушку-миротворца. – Отправь в дальнюю дорогу. Тогда сможешь вернуть Паудер. 

– Что…? Нет, – в глазах Ви такое жгучее яркое непонимание, а Джинкс не может понять её. Чего ж тут сложного? Вот он шаг. Ты его делаешь, и мы уходим вдвоем. Вместе. Как ты и хотела. О чем ты и мечтала. Ты, принц, освобождаешь меня, и мы оба счастливо уезжаем в закат. Паудер бы разревелась. Джинкс спокойно направила пистолет на девку-миротворца. 

– Нет! Паудер, послушай. Мы можем просто уйти. Исчезнем и больше не вернёмся. 

Джинкс чуть повернула голову, немного по-птичьи диковато. Предложение казалось почти наивным, в него так отчаянно хотелось верить. Она ощущала что-то знакомое, но никак не могла понять, откуда знает это ситуацию. Почему же так знакомо. 

Вы сбежите, поджав хвост, и вас будут ненавидеть все. Из-то того что ты делала, прокомментировал Майло

– Нет-нет-нет. Она не это сказала, – Джинкс затрясла головой. 

– Мы сможем оставить его позади, и ты больше его не увидишь, Паудер, – с отчаянием произнесла Ви. 

Смешно. Она все ещё считала, что он делал ей больно. Она все ещё считала, что её от него нужно спасать. Даже несмотря на всю свою злость, несмотря на то, как эмоции бились внутри, раздирая грудную клетку, как они разбивали черепную коробку, она ни за что не хотела причинить ему вред. 

Глупая-глупая Ви. Она не понимала её тогда, и сейчас ничего не изменилось. Паудер грустно, плакать хочется. Жалкая-жалкая-жалкая.

– Что ты на это скажешь? 

Джинкс вытащила кляп изо рта Силко. 

– Её имя Джинкс. И она лжет. Пройдет день, и она поймёт, что ты уже не та, что раньше, и отвернется от тебя, – его голос дрожал от непривычных эмоций. Это её вина...?

Джинкс затрясло. Она почувствовала, словно её разбивает на части. Она хотела поверить им обоим. Её мир, такой прекрасный и складный, словно рассыпался. Она хотела хоть какой-то определённости, но не видела ничего. Силко, единственная константа ее шаткого разума, также разваливалась, потому что сейчас она видела перед собой сестру. 

Человека, который для нее был безмерно, безусловно дорог. 

Потому что я так и не смогла убить Паудер…

– Ты не лжешь, верно? После всего ты бы не стала, да? 

– Я на твоей стороне. И я не лгу, – повторила Ви. В её глазах читалась откровенная мука. – Я обещаю. Я останусь рядом.  

Может ты все же подумаешь над ее предложением? Все же это...ну...старина Ви?

Джинкс нетерпеливо сделала шаг в одну сторону, в другую, а после кинула нож в сидящего Майло. Тот рухнул головой в стол, и вся прекрасная сервировка посыпалась. Впрочем, сейчас Джинкс это не волновало. 

 – Верхние предложили мне все. Место за столом, независимость. Все в обмен на тебя. Пусть они сгорят. Все нас предают, Джинкс, – говорил Силко, внимательно глядя на нее, и его изуродованное лицо, его глаза словно заглядывало ей в душу. – Вандер, она. Они никогда не поймут. Есть только мы. Я никогда тебя не брошу.

Она колебалась буквально долю секунды, но не успела и слова сказать, как освободилась девка-миротворец.

И это все порушило. 

Нет, это она все рушит. Всегда она. Всегдавсегдавсегдавсегда.

Едва противница оказалась на земле после короткоЙ битвы, голоса вернулись. 

– Прикончи её!

– Паудер, вспомни, кто ты! 

Её сознание снова заполонил ворох видений. 

– Представь Майло! Клагора! Вандера! Папу! Маму!

Чудовища вынуждали ее метаться из стороны в стороны, зажимая уши руками. Голоса постоянно становились то тише, то громче. Пулемет бил её по бокам, но она практически этого не ощущала. Сердце колотилось настолько сильно, что она готова была задохнуться. И только поэтому не кричала. 

– Хватит, – прошептала она, но едва слышно.

– Прекрати! – голос Силко был полон потаённой боли и злости. Джинкс знала толк и в том, и в другом. В этом они оба были экспертами. 

Сознание выхватывало только отдельные фрагменты. Вот, Силко высвобождается из пут, вот тянется к пистолету лежащему на столе. Вот, целится в Ви.

– Меня! 

– Нет!!!

Пулемёт затрещал быстрее, чем сама Джинкс успела среагировать на собственную вспышку. И только тогда воцарилась полная тишина. Почти пугающая. 

Пулемёт упал на пол, а она бросилась к Силко. 

– Нет-нет-нет! Я не хотела! 

Она цеплялась пальцами за его рубашку, почти как тогда, во время их первой встречи. Мысль показалась почти смешной. 

И она снова плакала. 

Он не злился. Он даже на неё не злился. 

От этого ей было до смерти обидно. Если бы он хоть немного, хоть на самую малость на нее разозлился, Джинкс почувствовала бы себя легче. По крайней мере, ей хотелось бы так думать. 

Тогда бы она...тогда бы...

Мысль обрывалась. Пока она смотрела на него отчаянным умоляющим взглядом.

Не уходи. Хотя бы ты...не уходи.

– Я бы ни за что тебя им не отдал, – прошептал он. – Ни за что...

Внутри что-то окончательно разбилось.  

Она почувствовала, как по щекам слезы текут ещё сильнее прежнего. Джинкс ненавидела себя в этот момент. Момент, растянувшийся на вечность. Момент полного принятия.  

Она снова это сделала. Она уничтожила все, что ей было дорого. Убила единственного человека, который действительно её любил. Который действительно заботился и ценил её. Почему ему потребовалось умереть, чтобы она, наконец, приняла себя? 

Почему она снова собственными руками разрушает и разрушает и разрушает. 

– Не плачь, – прошептал он, и едва слышным голосом добавил. – Ты совершенна. 

Его голова свесилась на грудь, и он затих. 

Джинкс молча поднялась с колен и обошла стул, на ходу утирая слёзы. Он ведь попросил в конце концов. 

Бабах, Паудер! Наконец-то! Бабах! Меня больше нет! Ты счастлива? 

– Паудер, все в порядке. Мы справимся, – сказала Ви. 

Джинкс молча устроилась на стуле со своим именем. Она хотела сказать так много слов, огромное количество, но в этом не было смысла. Никакого. Она её больше не услышит. Никогда. 

Так должно было случиться с самого начала. И если бы она это признала сразу, тогда она, возможно, не потеряла бы самое дорогое. Эти люди не отняли бы у неё…

– Знаешь, я надеялась, что ты сможешь принять меня такую, какая я есть. Но ты тоже изменилась, – тихо сказала она, встала, взяла шарик из пирожного и установила его в оружие на ходу. – Это за новых нас. 

Возможно, это совершенно не те слова из того несоизмеримого множества, но наверное, самые главные, самые близкие. Многие из тех, что остались внутри, предназначались человеку, который не может их услышать. 

После этого она ушла. Она тщательно прицелилась, прикинула наугад нужную траекторию и выстрелила. Если разрушение, которое она приносит, столь всеобъемлюще, она доведёт дело до конца. Ведь во многом из-за этих людей она потеряла близкого человека. Они предложили ему тот выбор, который он не мог вынести. Между равноценными для него вещами...

Поэтому их она ненавидела. И именно поэтому она...

Уже удаляясь прочь от здания, Джинкс перешла на бег и дала волю слезам. Она так много хотела сказать, так много хотела сделать, но теперь уже ничего нельзя исправить. Фразы рвались наружу, совершенно напрасно, бесцельно, ни для кого не предназначенные.  

Даже чудовища отчаянно желают, чтобы их любили. Пусть они того и не заслуживают.