Мы шли странной процессией. Пастор, тяжело опираясь на мою руку, шаркал по кладбищенским дорожкам. Из-под его куртки выглядывала Золотце, прижимаясь к пасторской груди и то и дело скалясь на меня.

Я же разглядывал заплатки на пасторской куртке и размышлял, откуда у него деньги на Золотце.


— Смерть такая штука, она объединяет. Вот Мэлли, например. Уж какой была при жизни вертихвосткой, а нате, что Оскар, что Хоуп одинаково на могилку ходят.


— Кто? — быстро переспросил.


— Муженек и полюбовница её. А вы, кстати, кем ей приходитесь?


Жара начинала давить на виски. Воздух, густой от влажности, не давал вдохнуть лишний раз, а ветра как назло не было.


— Да так, дружили по детству, пока она в «Отчаянье» училась. Я вообще о ее смерти случайно узнал, а оказалось, уже пять лет прошло.


Пастор окинул меня изучающим взглядом.


— Хорошо выглядите. Я не дал бы вам больше тридцати.


«Вообще-то, двадцати восьми», — мысленно поправил я его и ухмыльнулся.


— Мне повезло, старость обходит меня десятой дорогой. Мэлли тоже была такой.


— О да, это так. До последнего дня выглядела как егоза семнадцатилетняя.


— А вы видели ее перед смертью?


— За пару недель до. Она вернулась в город, сбежала от мужа, даже квартиру ещё не нашла, а уже требовала от меня, чтоб я вернул ей дочь.


— У Мелли были дети?


— Дочка. Холли. И с той все неладно. Папаня-то ее в дурке закончил. А как Мелли замуж выскочила второй раз, так девчонку и сдала.


Я хмыкнул. Чистотой нравов Мелания Мэй не отличалась. И церковная школа ее не исправила. Скорее, подлила масла в огонь.


— А что с Холли сейчас?


— Жива-здорова. С отличием окончила семинарию где-то в столице, сейчас вернулась. Тоже, вот, навещала Мелли, целую корзинку роз принесла. Да таких шикарных, я таких лет двадцать ни на чьей могиле не видел.


О, а вот это занятно. Дочерняя любовь проснулась или желание показать, какая она хорошая?


Впрочем, иронию я оценил. Прости, мама, но моя сыновья любовь таких глубин пока не достигла.


— То есть, — медленно начал я, — девочку, как надоевшую игрушку, сдали в приют, а она теперь розы на могилу таскает?


— Что было, то прошло. Холли давно её простила, — Старик хитро улыбнулся. — Вам бы тоже не помешало кого-то простить, я прав?


Я сделал вид, что задумался. Но устраивать сеанс самокопания не собирался. А пастор, оказывается, не глуп. Или это одна из тех фраз, на которые ведутся все?


— Нет, определенно нет таких.


— Ну как знаете.


Мы подошли к нужной могиле. Надгробие чуть покосилось, но кто-то любовно избавил его от плюща и обвел черной краской имя и дату на нем.


Корзина роз также стояла здесь, источая удушающий аромат. Совсем свежая.


Я отпустил старика и уселся на корточки, чтобы коснуться земли. Здесь, внизу, запах роз был куда сильнее и сбивал меня с толку. Я не мог понять, пахнет ли умертвием. Но рука не чувствовала могильного холода. Я ощущал только влажную траву и жирную землю под ней.


— Скажите, почему Мелл похоронена здесь? Я слышал, это старое кладбище и его больше не используют.


Пастор усмехнулся, словно на миг к нему вернулась молодость.


— Может быть, это и старое кладбище, но это мое старое кладбище. И уж что-что, а место для дочери Себастиана Мэя я всегда найду.


От удивления я вскочил.


— Вы были другом ее отца.


Старик медленно опустил Золотце на землю, и та с лаем унеслась за воробьем.


— Друг — сильное слово. Себастиан в дружбу не верил. Он говорил, что только родная кровь имеет значение. Тем не менее, я был ему другом.


Я хмыкнул.

— Скрытность как семейная черта. Мелл редко говорила о родителях. Хотя… помнится, она все рассказывала, будто ее родителей убила сирена.


— Я сам хотел бы так думать. Куда как легче обвинить другого. Ткнуть пальцем и сказать — он виноват. Однако жизнь не спрашивает нас, как нам будет легче.


— А как они умерли на самом деле?


Он махнул рукой и тяжело вздохнул.


— Сорвались с горной дороги прямо на прибрежные скалы.


Из кустов выскочила Золотце и вцепилась мне в штанину, словно я был поверженной дичью. Но я едва заметил это, так слова пастора меня обнадежили.


— Правда? И вы считаете, это не сирена? А по мне, похоже на их стиль. Да и Мелли утонула. Вам не кажется это слишком странным совпадением?


Старик и бровью не повел.


— Вот и вы попались в ту же ловушку. Человек вечно ищет виноватых. Но иногда их просто нет. Та бухта за сотни миль по ту сторону арок. Сирен в ней не было ни до, ни после смерти Мейев. Уж поверьте. Лучшие охотники обшарили бухту и ничего не нашли.


— Может, они не там искали?


— Молодой человек, — пастор посуровел, — вы считаете себя умнее остальных?


Вообще-то, да. По крайней мере, умнее горе-охотников, обшаривавших бухту. Впрочем, не велика заслуга. Даже шестнадцатилетняя Мелания оказалась умнее них.


— Нет, вовсе нет, — я отодрал Золотце от штанины и передал старику. Мерзкое создание попыталось цапнуть меня за палец, но я увернулся. — Прошу прощения. Не стоило лезть не в свое дело.


Старик моментально смягчился. Все-таки одиночество делает людей сговорчивей.


— Не страшно. Что было, то прошло.


— Скажите, а у вас нет связи ни с кем из родни Мелли? Мне хотелось бы встретиться и поговорить. Вспомнить ее.


Старик взглянул на меня с недоверием. Я сунул руку в карман и скрестил пальцы на удачу.


— А то как же, — наконец, выдал он. — Хоуп номер телефона оставила, просила звонить, если что случится. А что здесь случиться-то может? Вся дерганая, как пружина заведенная.


На этом и расстались: я получил от него больше, чем рассчитывал, и ушел с телефоном Хоуп в кармане. На улице установилась невыносимая жара, пот лил с меня градом. И потому я решил вернуться домой и не дёргаться до вечера. А там, когда жара спадет, выйти на охоту.


***


В жёлтом свете фонарей парк, окутанный туманом, казался иномирным, чужим. Сколько бы лет не проходило, сколько бы ночей я в нём не провел, его чуждость никогда не исчезала.

Над ухом кто-то гаденько захихикал. Я развернулся и схватил тварь, зажав ее в кулак.


— Охотник играет нечестно! — зажужжало из кулака.


— Мне не до игр сегодня. Я ищу тех, кто вьет новое гнездо. Ты знаешь, где они?


Из кулака вновь захихикали.


— Отвечай. Или я раздавлю тебя.


— Не посмеешь! Кто будет отвечать на глупые вопросы глупого охотника, если ты раздавишь старину Вилли?


— Ну, пока ты не слишком полезен. А вас таких здесь пруд пруди.


Я тряхнул кулаком.


— Ой-ой-ой, — притворно заверещало изнутри, — великий охотник изволит гневаться. А ведь у Вилли жена одна-одинешенька останется. И будет плакать о своей вдовьей доле. И детишки Вилли тоже будут плакать. Как сейчас плачет человеческая девочка.


Я насторожился.


— Где плачет человеческая девочка?


— У западных ворот, рядом с домом Вилли. Уж так плачет, так плачет. Всех деток перебудила. А они проснулись голодными. Где теперь Вилли взять еды на столько голодных ртов?


— Молоко? — уточнил я.


— Говядина, — я мог поклясться, как в кулаке сладостно причмокнули.


— Да ты обалдел! — выругался я, но потом сдался. — Только если мне подойдёт эта девочка.


— Не волнуйся, охотник. Она очень хорошо плачет. Уж всем плачам плач.


Я вздохнул и разжал кулак. Синяя искра ещё мгновение оставалась у меня на ладони, потом поднялась и улетела в небо.


Западные ворота были далеко. Пожалуй, чересчур. Я сомневался, что только что обращенные могли уковылять туда. Но попробовать стоило.


Детский плач я услышал задолго до западных ворот. В ночном тумане он разносился пугающим эхом. Девочка плакала громко, навзрыд и абсолютно не скрываясь.


Я вывернул из-за угла и наконец увидел ее. Она сидела на скамье, прижимая к груди розовый рюкзак, а крупные крокодильи слезы скатывались по ее щекам. На вид ей было лет шесть. Мягкие каштановые волосы крупными завитками ложились на хрупкие плечи.


Я подошёл к девочке и присел на корточки сбоку от скамейки.


— Эй. Эй. Привет. Тебе помочь?


Девочка на секунду замерла и недоверчиво меня оглядела.


— Всё… всё хорошо, — после она утерла нос рукавом и попыталась остановить слезы. Но вместо этого всхлипнула с двойной силой.


— Не бойся, солдат ребенка не обидит, — я мягко улыбнулся. — Расскажешь, что случилось?


— Н-нет… — всхлипнул ребенок.


— А знаешь, со мной ведь тоже всякое случалось. Хочешь, расскажу, что случилось, когда я был примерно такой, как ты? — ребенок неуверенно кивнул, и я продолжил: — С утра все было вроде бы хорошо, мама отвела меня в школу. А тебя, кстати, кто сегодня провожал?


— Брат…


— Брат. Отлично. А у меня вот старших братьев и сестер нет. Только младшие. Но тогда не было и их. В школе все было как всегда. Но потом случилось нечто странное. После школы меня никто не встретил, — девочка всхлипнула и прислушалась. Поток слез уменьшился. — Обычно, когда я выходил, у школы уже был припаркован мамин минивэн. Или меня мог ждать папа, и мы шли гулять пешком. Но в этот раз не было совсем никого. А тебя сегодня кто-нибудь встретил из школы?


Девочка покачала головой.


— Вот, значит ты понимаешь, как я испугался. Я ждал так долго, как только мог. Думал, что про меня забыли или что-то случилось. Наконец, я решил идти сам. Ведь дорогу-то я знал. Она лежала через этот самый парк. Ты ведь тоже через него прошла?


Девочка судорожно кивнула. Слезы совсем иссякли, и на лице ее проступил ужас.


— А когда я вернулся домой, там было все неправильно. В доме были гости. Очень странные гости, если честно. Хотя я не смог бы сказать, в чем именно их странность, — я наигранно рассмеялся. — О чем это я? С тобой-то точно такого не случалось. Ты просто заблудилась. Свернула не туда и всё.


— Нет, — девочка вскочила на ноги и не заметила, как розовый портфель упал в траву. — Нет, все не так. Мы должны были пойти мне за подарком. Бабушка на прошлой неделе деньги прислала. И… и… они не могли забыть. У меня дома тоже гости. Мама с папой спят и не просыпаются, а они… они… — тут девочка снова всхлипнула и прошептала: — Они убьют маму и папу.


Она обхватила себя руками и уселась на траву. А я-то надеялся, что поток слез закончен.


— Эй.


— Уходите.


— Знаешь, чем закончилась моя история?


Она промолчала, уткнувшись носом в колени.


— Гости выгнали меня из дома. Они сказали, чтобы я привел кого-нибудь. Взрослого, который согласится проводить меня. И если я никого не приведу, они убьют моих родителей. И если расскажу, что случилось на самом деле, тоже убьют. И я сделал все, как они велели, и привел кое-кого.


— И что они с ним сделали? — глухо спросила девочка, не поднимая головы.


— Вопрос не в этом. Вопрос в том, что он сделал с гостями.


Наконец она посмотрела на меня, и я широко улыбнулся.


— Ты очень смелая, верно? Ты же познакомишь меня со своими гостями?


Девочка почти кивнула, но вдруг замотала головой.


— Почему? — я изобразил удивление. — Разве это не то, что они просили тебя сделать? К тому же, ты ничего мне не рассказала, я обо всем догадался сам.


Пока девочка думала, я поднял розовый портфель и отряхнул его от земли. На боку висела бирка с адресом. Запомнил его на случай, если девочка не захочет меня провожать.


Но она уверенно поднялась и отряхнул юбку.


— Это правда с вами было?


— Да, — я кивнул.


Правда, я всегда был тем, кто приходит за гостями, а не жертвой. Но сейчас это неважно. Я протянул руку, и девочка, ухватившись за нее, повела меня.