Подростковый период

Это лишь подростковый период, успокаивал себя Акааши. Заодно оправдывая и Бокуто. То, что он засматривается на мальчиков или девочек это абсолютная норма в их то возрасте. Акааши умный мальчик и точно понимает, что границы соблюдать просто необходимо, поэтому лишний раз никогда не лезет, лишь со стороны смотрит как Бокуто кудахчет и крутится вокруг Акинори. Порой снисходительно, но тяжело положит руку тому на плечо, чтоб не доставал парня, а в глазах раскалённый гнев. Себе такой роскоши как бесполезные и простые, но долгие диалоги он позволить не мог (или не хотел), но незаурядные обсуждения Бокуто и Конохи о музыке, о еде, о волейболе слушал с особенной жадностью.

У Конохи узкие плечи, светлая кожа и родинка прямо на седьмом позвонке. И лопатки выпирают красиво. Он это давно для себя отметил, переодеваясь наедине в душной, тесной раздевалке перед душем. Бокуто однажды приложился большой ладонью между этих лопаток, в дружеском жесте, а Акааши потом в, чуть менее дружеском, тоне отчитывал Бокуто за не расчитанную силу. Бокуто шире и выше почти любого в Фукуродани, но этот факт, он как маленький ребёнок забывал. Так и переломать всю команду недалеко.

Бокуто тем же вечером угостил Коноху булочкой с карри и подозрительно заботливо поправлял волосы Акинори. А тот был будто бы совершенно не против. Довольно жевал булку и смотрел снизу вверх так, что даже у Акааши сердце щемило.

Ещё Коноха, помимо волейбольного клуба, устроился волонтёром и каждый вторник и пятницу, в пол седьмого вечера, ходил в сторону приюта для животных, срезая путь через узкие переулки, торговых улиц Роппонги. Бокуто и Акааши как то ходили с ним. Помогали донести коробки, доверху набитые чем то и даже на вид казавшиеся тяжёлыми. Как оказалось, в них лежали флаконы с лекарствами, приблуды типо ошейников и игрушек на палочках и большие пакеты сухого корма. Бокуто всю дорогу охал, как это так Акинори один таскал такую тяжесть и даже помощи не попросил. Акааши был с ним полностью согласен, а Коноха на это лишь посмеивался. Не часто увидишь Бокуто Котаро, который открыто заявляет, что ему что то тяжело. Но тот всё равно даже передышку не просил, только иногда коробку поудобнее брал, чтоб пальцы сильно не натирало.

Акааши нравилось молчать вместе с Конохой. Нравилось шептаться на уроках. Нравилось втроём ходить в буфет – Бокуто за булочкой, потому что спортсменам, Акааши, нужно много питаться! Нравилось смотреть как они смеются с очередной наиглупейшей шутки Куроо. Как Бокуто хватается за бока и запрокидывает голову. В общем, всё ему нравилось и менять что то не хотелось. Эта компания была абсолютно точно ему по душе и вообще, тихие вечера, когда капитан и мистер мастер-на-все-руки вымотались и уснули прямо друг на друге, среди кучи книг, казались ему самым невероятным и до коликов нежным в жизни. Они оба были лучшим в жизни Кейджи.

После полуфинала на национальных, вся команда бесилась в душе, выплескивая остатки энергии, и когда Акааши прижал Коноху к шкафчику, тот даже не пискнул. Будто знал, гад, что сил уже нет. Весь матч мельтешил перед глазами, то пять дать, то пас похвалить. А Бокуто как на зло в тот день был совершенно собранным и до чёртиков неотразимым. Акааши закипал на глазах. Провалиться сквозь землю казалось ему тогда ужасно привлекательной идеей, только вот как же он оставит Бокуто одного, в середине матча? Он не бесчувственная сволочь. От напряжения тогда слезились глаза и разглядеть чье то лицо было сравнимо с подвигом. А затем, жарко и непривычно ни для самого себя, ни для прижатого Акинори, пылко целуя, лицо разглядывать уже и не хотелось. Хотя лицо у Конохи красивое. Вытянутое, глаза светлые и всегда ехидно прищуренные, нос прямой и узкий. А ресницы очень светлые и длинные.

Лишённый возможности двигать руками, он сгибает ноги в колене, упирает ей Кейджи в живот и оторвавшись наконец, дышит загнанно и тяжело. Смотрит как их драгоценный связующий облизывает губы, вторит этому действию и на выдохе, всё так же горячо:

– Я уж думал не дождусь… – и целует снова, с большим напором. Высвобождает руки и лезет сразу под футболку. Акааши сам снимает её, закидывает на ящик, одной рукой вытирая пот со лба, а затем другой подхватывая Коноху под коленом и прижимая его бедро к себе сбоку. Чувствует жар тела и заводится ещё сильнее.

Акааши почти готовый стянуть с Акинори всю одежду, прижать к себе, будто пытаясь прирости к нему, чувствует как в спину упирается взгляд. Раздасованно отрывается от зацелованных губ, оборачивается и видит Бокуто, больше похожего на щенка. Из-за влаги волосы опустились, брови кончиками тыкаются в скулы и нижняя губа поджата. Любой другой бы сказал, что сейчас он похож на провинившегося ребёнка. Но Акааши… Ох он знает этот взгляд. Когда Бокуто заинтересован, возбужден новой идеей, но не знает как подступиться. В глазах полыхает, а широкая грудь подымается чаще чем должна. Со стороны Конохи вдруг раздаётся свистящий вздох и выпутываясь из загребущих рук, он шагает широко и уверенно в сторону Котаро, смотрящего на него в упор и кажется не моргаюшего. У Акааши пыльными мешками выбивают воздух из лёгких, когда Бокуто первым наклоняется и ухватывая за талию, целует Коноху так же жадно. Тонкие, жилистые руки вьюнами обвивают шею капитана, ложатся на сильные плечи и Акааши клянётся себе, что если он оторвёт взгляд от них, то проиграет внутреннюю войну, непонятно с кем и не понятно зачем начатую. А Бокуто смотрит на Кейджи.

*

Парни случившееся никак не обсуждают. Продолжают часами торчать в библиотеке или у Конохи дома. Посещают тот приют и бегают в магазин за газировкой, по очереди. Коноха на прощание всегда целует Акааши за ухом, а Бокуто в уголок губ и молча машет рукой. Когда остаются с ночёвкой, Акааши непонятно как оказывается укутанный в два лишних одеяла, с прижатыми тяжёлой тушкой Бокуто ногами и лицезреющий одну и ту же, покалывающую сердце и немного желудок картину. Бокуто и Коноха раскутанные, поперёк кровати, сопят почти одновременно, чуть ли не с синхронностью маятника. Жмутся друг к другу и к ногам Акааши, потому что раскутались во сне и пускают слюни на футболки. Кейджи дарит каждому по поцелую в лоб и вытаскивая нагретые ступни из под спины Бокуто, грациозно вылезает из кокона одеял и пледов.

Кейджи никогда серьёзно не задумывался о том, к чему вообще всё приведёт. Но пока его всё устраивало, такие мысли только душили лишний раз. Ему совершенно не хотелось травить себя раздумьями о том, что их связь вполне может оборваться после выпуска третьегодок. Да и на подростковый период что то уже совсем не тянуло. Но пока Бокуто и Коноха позволяют ему греться в их объятиях, пока он может целовать светлую макушку в знак похвалы, благодарности или просто так, пока может уложить голову на сильные бёдра и читать книгу, совсем не обращая внимание на сюжет, чувствуя в своих волосах пальцы, массирующие кожу, он абсолютно точно уверен, что ощущает себя в своей тарелке.

*

Связь эта после выпуска не обрывается. После него Коноха и Бокуто зовут Акааши в кафе и раскрасневшиеся и радостные, почти сбивают того с ног объятиями. Целуют каждый в одну щеку и хохочут как малые дети. Кейджи к тому времени, прикупивший очки, поправляет их одним пальцем и довольно выдыхает. Эти два идиота точно никогда его не отпустят. Как он вообще мог в них сомневаться. Они утаскивают его в торговые ряды, скупают всякие абсолютно бесполезные побрякушки и цепляют каждую встречную лавку со сладостями и выпечкой. Сытые и довольные, взявшие Акааши под руку, ведут того к нему же домой. Помнят, что его родители уехали в командировку и будут как минимум через четыре дня. А воспитанный двумя военными, до зубного скрипа правильный, добрый и умелый мальчик, точно не откажет угостить их ещё ужином и предоставить самого себя для долгих, медвежьих объятий.

Только вот войдя в квартиру, Акааши не видит направляющегося на кухню Котаро. Он видит кошачий прищур Конохи. Чувствует их горячие руки на животе и шее, волосы Бокуто, которые щекочут щеку, его губы где то под ухом и губы Конохи на своих же. Еле переставляя ноги, они доходят до спальни, роняют одежду на кресло и рядом с кроватью. Сбивают одеяло. Много целуются, обжигаются кожей и взглядами.

А утром Акааши просыпается от того, что хочет в туалет. Но привычной картинки обнимающихся парней нет. Теперь есть Бокуто, ревностно закинувший на Кейджи ногу, и руку на Акинори. В душе разливается тепло и он думает, что туалет может и подождать. Он ещё не налюбовался.

Позже, после завтрака, когда Бокуто и Акааши будут уютно молчать, а Коноха увлечённо мыть посуду, Кейджи подумает, что хочет видеть это каждый день. Котаро, клюющего носом в кружку с кофе, сильно разбавленного молоком, Коноху, в большой школьной (уже нет) рубашке Бокуто, возящегося с посудой. Он мысленно сфотографирует это и сохранит в самую дальнюю и самую охраняемую папку у себя в голове, которую аккуратно, каллиграфическим почерком и ярким выделителем, подпишет «семья».

И тогда мысль лишь о подростковом периоде, затеряется где то среди формул и правил волейбола.