Хенджин плачет. Снова. Минхо сидит на диване и обнимает подрагивающего рядом с собой младшего, который вот уже на протяжении 10 минут задыхается в своих слезах. Ему так невыносимо видеть, как чуть ли не каждый день Хенджин приходит к нему с глазами на мокром месте и крепко обнимает, спрашивая, за что ему все это.
Видя Хвана таким сломленным, старшему самому хочется плакать, но ему нельзя. Он должен быть сильным ради него, иначе, зная как Хенджин реагирует на чужие слезы, тот только еще сильнее ими зальется. Он просто хочет, чтобы улыбка никогда не сходила с лица младшего, чтобы никто больше не заставлял его усомниться в себе и думать, что это с ним что-то не так.
Хенджину больно, очень. Он не понимает, почему каждый раз, когда он хочет обрадовать своего парня, это заканчивается ссорой, а иногда и побоями. Получая извинения в очередной раз, он правда надеется, что тот исправится и не причинит больше боли, а это было лишь незнание, как выразить свои чувства правильно, что он любит его и это было в последний раз. Но всё повторяется и Хван не понимает, что опять сделал не так и чем разозлил возлюбленного. Возможно его просто не любят? Но как же тогда все те признания в любви, подарки? Всё то проведенное время вместе?
Придя опять к старшему, Хенджин надеется, что этот раз правда был последний и в следующий, когда он сюда вернется, будет счастлив, а не разбит. Показываться в таком виде перед Минхо стыдно, но у него больше никого нет, кто бы принял его и успокоил, кто так же обнимал и успокаивающе гладил, говоря так нужные ему слова, которые никто больше сказать не мог.
Хван пытался уйти из этих отношений, сбросить весь груз, что копится всё то длительное время, но брошенные в него слова о том, что больше его такого уродливого никто не полюбит и в итоге его все покинут, оставив в одиночестве, заставили вновь вернуться в этот бесконечный ад. Хенджин просто хотел любить и быть любимым, но любовь, которую принимали как должное, отдавал только он, получая взамен раздражение и недовольство о том, что он делает недостаточно.
— Может, я просто не заслуживаю любви? — еле слышно произнес Хенджин, держа в руках кружку теплого какао с маршмеллоу, которое старший готовит каждый раз, после ещё одной порции слез.
Глаза у него красные и Ли так больно наблюдать, как с каждым днём вид младшего становится всё хуже. Щеки стали впалыми, а одежда всё более мешковатая. Он знает, что Хван пытается скрыть синяки на своем теле, но всё равно их замечает и сердце его ноет, видя друга таким.
Минхо пододвигается к Хенджину, чтобы, как и раньше, взять его руки в свои и подарить все комплименты мира, которые только могут описать насколько он прекрасен, и кто бы что ни говорил, его никогда не бросят и всегда будут рядом. Но не успевает он ничего сказать, как слышит звонок на телефон.
Старший тут же одергивает свои руки, а Хенджин вздрагивает, чуть не пролив какао, к которому так и не притронулся, откладывая его, глазами начиная искать телефон. Если он как можно скорее не ответит, то снова разозлит своего молодого человека, а еще одной ссоры за этот день он просто не выдержит.
Дрожащими руками Хван отвечает на звонок и уже готовится выслушивать недовольства, поднося трубку к уху, но телефон неожиданно вырывают из рук и младший округляет свои глаза, после чего его тут же накрывает паника от непонимания и неизвестности того, что будет дальше. Он смотрит на Минхо и видит, как тот нахмурил свои брови и смотрит на высветившееся имя на дисплее сердитым взглядом.
— Да? — отвечает Минхо заместо Хенджина.
Хван подскакивает и пытается забрать свой телефон, чтобы не навлечь еще больше проблем, ни на себя, ни на старшего, уже представляя, что за это он отделается минимум парой синяков. Но за Минхо страшно куда больше. Он не хочет, чтобы тот пострадал, не хочет вмешивать в свои проблемы еще больше. Если и ему причинят боль, тогда он точно не выдержит всего этого.
Слыша громкий голос из динамика, Хенджин покрывается мурашками и хочет уже выхватить телефон обратно, но Ли одной рукой опускает его обратно на диван, а сам отходит к другой комнате.
— Сиди тут, — и скрывается в другом помещении, закрывая за собой дверь.
Хенджин ждет минуту, две, а Минхо всё не выходит. Накатывающая волна тревоги всё сильнее заполняет его разум. Поджав ноги к себе как можно ближе и утыкаясь лицом в колени, он хватается обеими руками за волосы, не зная, как приглушить слезы, которые вот-вот вновь готовы хлынуть с новой силой.
Пытаясь прислушаться к разговору с той стороны двери, уши улавливают только пугающую тишину, которая заставляет как можно сильнее прижаться к коленям.
За всеми давящими мыслями, звенящими в его голове, он не заметил, как Минхо уже вышел из комнаты и подошел к нему. Но почувствовав прикосновение к своим рукам, Хенджин ослабил хватку на голове.
— Прости, — через некоторое время пробубнил Хван, всё так же утыкаясь в свои колени.
Он думает, что всё испортил. Винит себя за то, что вообще пришел сюда сегодня. Лучше бы он никогда и не был знаком с Минхо, ведь тогда тому не пришлось беспокоиться из-за него. Хенджин чувствует себя лишним мешком груза, который лучше бы выбросили, чтобы не мешался идти дальше.
— За что, солнце? — Минхо поправляет все выбившиеся пряди волос у Хенджина и притягивает к себе, а тот, устроившись поудобней, обвивает свои руки вокруг талии старшего и утыкается лицом в грудь.
— За всё. Прости..прости, прости меня, — дыхание перехватывает уже который раз, слезы подступают к глазам и Хван еще сильнее прижимается к старшему, боясь отпустить хоть на секунду. Страх, что его могут сейчас бросить, засел во всем теле, не желая покидать.
— Эй, тише. Всё хорошо. Теперь всё будет в порядке, — как можно нежнее и ласковее говорит Минхо, поглаживая по голове.
И Хенджин верит ему, как никому другому в этом мире. Как никогда не верил даже себе. Потому что Минхо можно доверять и он никогда его не обманет. А Минхо готов сделать всё, лишь бы Хван не проронил больше ни единой слезинки и не грустил.
И даже если сейчас Хенджин готов утонуть в своем отчаянии, он уверен, что Минхо обязательно ему поможет и вытащит из этой бесконечной кромешной тьмы.