Мёртвые мертвы.
Они не станут вновь живыми,
если говорить о них.
(«Крабат, или Легенды старой мельницы»,
Отфрид Пройслер,
пер. Ксения Спынь)
Сердце падает куда-то в желудок и поднимается вместе с тошнотой, когда в полутёмном ангаре Саша видит лишённый кожи и мышц скелет в синем костюме и ботинках. Михаэль Штокхаузен - нагой, как никогда. Остатки волос прилипли к окровавленному черепу, пустые глазницы уставились вниз. Агрессивный полимер сожрал всё, ни оставив ни кусочка плоти.
Тяжёлый металлический запах крови заполнил ноздри и пропитал всё: её волосы, одежду; он въелся намертво в кожу, и Саше показалось, что теперь от него не отмыться будет вообще никогда. А она-то думала, что уже привыкла... И, вдобавок к этому, даже сквозь всё это жуткое тёмно-красное марево она чувствовала штоковский пряный парфюм. Это сочетание ледяного – кровавого – и пряного оказалось даже страшнее.
- Грузите, - прошептала Саша и пропустила агентов «Аргентума» в спецодежде. Пока они перекладывали труп на прозрачный и плотный полиэтилен, Саша выбежала из комнаты и прижав платочек к губам, судорожно выдохнула. Ей хватило сил, чтобы сползти по стене, а не хлопнуться в обморок плашмя.
- ...вы совсем долбоёбы, Господи прости?! - Саша вздрогнула. Знакомый голос Муравьёвой вывел её из транса, и она оказалась в одном из медкабинетов всё того же комплекса. Не то что бы это её радовало, учитывая, что Саша там видела, но всё ещё лучше того ангара. Зинаида Петровна гремела откуда-то из коридора. Соскользнув с кушетки, Саша на цыпочках прокралась к двери и, прижав ухо к приятно прохладной поверхности, прислушалась:
- Девка только с поля боя вылезла, такое пережила, а вы её - к трупу!
- Зинаида Петровна, вы же понимаете... - голос командира звучал сдержанно, даже, как показалось Саше, испуганно. - У нас мало людей...
- Мужиков в транспортном отделе что ли нет? - прорычала баба Зина. - За инженеров взялись? Девчонка из конструкторского бюро! Или вы первого попавшегося хватаете, кто рядом с машиной стоит?
Зинаида Петровна ещё что-то выкрикнула, но Саше уже стало неловко за себя и одновременно жалко командира отряда, которого отчитывали, как провинившуюся собаку. Поэтому она решила больше не отсиживаться и приоткрыла дверь. Та не преминула скрипнуть, и все обернулись на шум.
- Я пойду, наверное... - пробормотала она виновато. - Мне домой...
- Видал? - Зинаида Петровна вновь припечатала агента взглядом. - Это всё ты виноват, тупая ты башка! Сашка! - крикнула она вслед и тяжело поковыляла следом. - Сашка, стой!
Саша не обернулась. Медленно перебирая ногами, она брела по коридору к выходу. Отключенные и разбитые роботы мрачно глазели на неё потухшими лампочками. Сломали бы ей шею и дело с концом, подумала Саша, хотя совсем недавно, прячась в маленькой каморке, она даже дышала через раз, чтобы какой-нибудь Вовчик не услышал её и не нашёл. Саша страшно боялась крови, а в щель под дверью её натекло так много - целая лужа, превратившаяся со временем в студень.
Сильная рука схватила Сашу и резко повернула.
- Зинаида Петровна, извините, - пролепетала Саша и тут же оказалась прижата к тяжёлой женской груди.
- Ты поплачь, если надо, поплачь, - Зинаида Петровна мазнула её рукой по волосам, но плакать Саше почему-то не хотелось. Это какая-то глупая шутка, какой-то бред. Сейчас Шток вылезет из какой-нибудь дыры, карикатурно всплеснет руками и скажет: «Сашенька, а вот и вы!». Но Шток ниоткуда не вылезал, и теперь то, что от него осталось, положат в ящик и захоронят на территории Предприятия. Или где-то вне, в братской могиле. Саша не была в курсе того, что обычно делают в подобных ситуациях.
Даже удивительно, и чего она о нём беспокоиться вдруг начала? Он же должен был остаться в прошлом вместе с теми мимолётными прикосновениями, встречами, поцелуями. Вместе с теми птичками с цепочки, которую Саша выбросила. А теперь всё. От него совсем ничего не осталось. Для неё - совсем ничего, кроме пустоты, которая теперь постепенно заполнялась всепоглощающей и вязкой тоской.
- Я могу забрать его вещи? - попросила Саша, глядя в пол, сквозь упавшую кушетку и сбившийся, грязный ковёр. - Значок хотя бы или запонку. Что-то на память?
- Хоть целую квартиру, - ответила Зинаида Петровна, продолжая гладить Сашу по голове. Интересно, любила ли она Штокхаузена, вдруг подумала Саша. Были ли у неё хоть какие-то чувства? - А правда, - Муравьёва вдруг прекратила и встряхнула Сашу. - Получишь его квартиру, - быстро проговорила она, довольная внезапной мыслью. - Хоть что-то с этого фрица проклятого поимеешь, кроме потраченных нервов.
- Разве так можно?.. - отозвалась глухо Саша. Зинаида Петровна, видимо, не поняла, что вопрос был риторическим.
- Да кто сейчас разбираться-то будет? - спросила она в ответ.
И оказалась права. На Предприятии царил лютый кавардак. Половина сотрудников погибла, ещё часть сошла с ума. Вызванная Петровым трагедия прокатилась по всем здоровенным катком. Теперь выжившим оставалось собирать кости, хоронить павших и привыкать жить заново рядом с роботами, которые недавно ломали шеи, резали и испепеляли. Со всего Советского Союза обещали приехать ученики и ученицы пропавшего без вести Сеченова, чтобы восстанавливать разрушенное в память о своём наставнике. Но людей вернуть с того света никто не мог. Балерины-охранницы, тот здоровенный и нещадно пугавший Сашу своей мрачностью П-3 также испарились без следа. Но на их счёт Саша не забивала себе голову: их могли отправить на секретное задание.
Саша неловко потопталась у двери своей новой квартиры и, наконец, собравшись с силами, открыла дверь. Она была здесь пару раз, и тогда её поразили просторные комнаты и дорогая мебель. Шток предложил ей чувствовать себя как дома, предложил чай, но, «как дома» чувствовать себя не получалось. Тогда у Саши была маленькая комнатка в общежитии, в которую едва влезли кровать, шкаф и письменный стол с табуреткой. Шток тоже к ней заходил. Совершенно случайно, Саша не планировала его звать в гости. Но он навернулся на улице на ровном месте и порезал руку об острый камень, и Саша привела его к себе. Он сидел на краю её кровати и держал свою красивую ладонь на отлёте, пока Саша, чертыхаясь шёпотом, наматывала на его руку бинт. Он её ласково направлял, а потом она его поцеловала...
А теперь направлять её стало некому, и целовать некого. Ей оставалось залечивать свои раны самой. Саша опустилась в мягкое кресло, обняла себя за плечи и разревелась впервые за месяц. Никому о своих горестях она не говорила, да и стоило ли? У всех была трагедия, каждый кого-то потерял. Сейчас не время ещё для одного горя.
Впрочем, некоторые находили время не только для горя.
- Фриц помер, - вздохнула с досадой одна из барышень во время обеденного перерыва. - Так косметику мне не отдал полимерную, паскуда.
На неё зашикали. О мёртвых либо хорошо, либо ничего. Особенно, когда рядом бродила Саша. В последнее время отношения с коллегами у неё ухудшились, и виной тому стал квартирный вопрос. Всем не давало покоя, что простая девочка на побегушках получила несколько комнат в хорошем районе. Поэтому в глаза ей улыбались, а за глаза перемывали кости.
- Александра Павловна, вы в своей новой квартирке не находили, случаем, полимерную косметику? - полюбопытствовали у Саши. Та подняла голову. Девушки за столом выжидающе смотрели на неё.
- И сумочку заграничную, - подхватила другая. - Мне Шток обещал.
Саша вспыхнула и отбросила вилку. Сердито сверкнув серыми глазами, она неожиданно для себя рявкнула:
- Постыдились бы, мещанки проклятые! - заговорила ли в ней досада, ревность, Саша не понимала. Но такого обращения Михаэль к себе не заслуживал. Саша почувствовала, что защитить покойного будет её своеобразным долгом. - Человек умер, а вы о сумочках и косметике!
- Так время идёт, жизнь продолжается... - растерялась одна из девушек. Саша впилась в неё сердитым взглядом и вышла. Есть ей перехотелось.
- Товарищ Сурикова сильно гордая стала, - донеслось ей в спину. - Легко быть не мещанкой в четырехкомнатной квартире. Интересно, какие у неё со Штоком отношения были?
- Да понятное дело - какие, - подхватила другая. - Ему всегда такие нравились - серые мышки.
Никаких «сумочек» и «косметики» Саша всё равно не находила. Вещи Штокхаузена почти все забрали на всякий случай, да и зачем Саше нужны были мужские костюмы сорок шестого размера? Остались только немногочисленные фотографии на стенах, пара комплектов постельного белья в невскрытой упаковке и пожухлые цветы на подоконнике. После проверки Саше вернули полностью его библиотеку, непрозрачно намекнув, что она может передать книги в дар советскому обществу. Ещё чуть позже отдали тетради с записями, блокноты, записные книжки, которые он использовал до появления щебетаря. Саша рассеянно водила пальцами по страницам, исписанным бисерным почерком на нескольких языках, и сожалела о том, что не осталось каких-то личных записей голоса. Щебетари в количестве пяти штук все забрали на изучение.
Но, как оказалось, один щебетарь остался.
Саша долго спала под пледом на тахте в гостиной. Трогать спальню или кабинет она не решалась, как будто ждала, что вернётся хозяин и рассердится вмешательству гостьи. Однако через пару недель Саша осмелела. Сначала оказалось, что работать в удобном кресле в кабинете оказалось куда удобнее, чем горбиться за кухонным столом, а потом Саша растянулась на ортопедическом матрасе и решила, что Михаэль был бы не против. Тем более, здесь она уже спала раньше; вроде бы не такое уж и вмешательство в его личное пространство.
Она горько усмехнулась, вспомнив, как прижалась к его спине одной из ночей. Шток был горячим, как печка, а у Саши вечно от малокровия леденели руки и ноги. Тогда он повернулся к ней, обнял, уткнулся носом в её волосы. Стиснув зубы, Саша сбросила с себя это наваждение и встала рывком. Если она так продолжит, то снова будет плакать. Она открыла шкаф и оглядела лежащие на полочке комплекты постельного белья.
Выбор пал на лимонный цвет. Саша вытащила простыню и с удивлением обнаружила, что она какая-то слишком тяжелая для простого куска перкали. Нахмурившись, Саша потрясла её над кроватью и едва смогла сдержать крик, когда на ворс белого покрывала выпал золотистый щебетарь.
Её прошибло жаром и сразу же холодом. Ошибки быть не могло. Позолоченный корпус, как у карманных часов, герб СССР на крышечке - точно щебетарь. Не веря своему счастью, Саша протянула к нему дрожащие пальцы и, бережно подобрав, стиснула в руке. Тут же испугалась – не сломает ли? Но вовремя успокоилась: Шток ронял свои щебетари несколько раз при ней, и они прекрасно работали. Саша открыла крышечку и включила запись.
- В последнее время отношения между Молотовым и Сеченовым выглядят очень напряжёнными, - её сердце сжалось от радости. Запись была создана незадолго до смерти. На глаза навернулись слезы, и Саша стёрла их рукавом рубашки - Похоже, эти двое скоро схлестнутся не на шутку. Я обязан использовать это как шанс. Если победит Сеченов, то всё останется по-прежнему. Но если же победа будет за Молотовым, то мне придётся несладко, - тут Штокхаузен ненадолго притих - было слышно только его тяжёлое дыхание, но щебетарь показывал, что запись не закончена. Саша представила, что Шток оглядывается, прислушивается.
- У меня есть компромат на Сеченова, спрятанный в секретном месте, - продолжил Шток беспокойным шёпотом. – Номер добавлен в мою «Мысль», нужно лишь только позвонить. Черт возьми, - Саша услышала вздох. - Моя память уже не такая, как раньше, и я не могу доверять даже себе. Я его сдам и выкуплю себе свободу. Хотя бы срок могут скостить – уже неплохо. Я должен остаться на плаву, я обязан...
Запись закончилась. Саша отложила щебетарь и села на кровать, рассеянно проведя ладонью по ворсу белого покрывала, будто гладила кошку. Услышанное стоило хорошенько обдумать и не делать поспешных выводов. Слишком много вопросов… и, главное, он собирался предать Дмитрия Сергеевича?..
Саша знала официальную биографию Штокхаузена, даже слушала его интервью, где он рассказывал о том, как его семье пришлось бежать сломя голову из Германии, но о нём рассказывали разное. Что он работал на Третий Рейх, а потом сдал своих же и перебрался на сторону победителей. И теперь Саше показалось, что эти слухи не были такой уж неправдой. По крайней мере, мышление Штока нынешнего совпадало с тем.
С другой стороны, что же такого мог сделать Сеченов, что Штокхаузен собрал на него компромат? Конечно, за всеми академиками или представителями власти наверняка водились какие-то свои грешки. Однако Сеченов казался непоколебимым утёсом, островком безопасности, далёким от этой грязи. Саша неприкрыто симпатизировала ему, думая, что под его чутким и мудрым руководством человечество придёт к светлому будущему. А теперь оказывается, что на него есть «компромат».
- Я скоро с ума сойду, - прошептала Саша и прижала к груди щебетарь, обнимая. Михаэль сказал, что нужно позвонить по номеру, и она что-то узнает о компромате, а этот номер добавлен в его «Мысль».
Саша подтащила к себе белую, без наволочки, подушку и положила на неё голову. К горлу подкатила тошнота, когда она попыталась вспомнить, был ли коннектор на трупе Михаэля. Не был. Или всё-таки был? «Венец» часто оплетал его лоб: Штокхаузен часто связывался с различными людьми. Пару раз Саша снимала «Мысль» с его виска, прежде чем зарыться пальцами во вьющиеся волосы.
Незаметно для себя Саша уснула, но сон был тяжёлый. Ей снился тот самый ангар, где она нашла труп Штокхаузена, но в этот раз его тела в ванной не было. Саша попятилась назад и наткнулась на что-то. Кого-то. Она торопливо обернулась и увидела позади Сеченова.
- Компромат, значит? – спросил Сеченов, странно улыбаясь. В его левой руке был зажат злополучный щебетарь.
- Я ничего не знаю, Дмитрий Сергеевич… - хотела прошептать Саша, но голос её подвёл. Она не могла выдавить из себя ни звука. Сеченов угрожающе теснил её в сторону ванны, и Саша пятилась, пятилась, пятилась, пока Дмитрий Сергеевич не толкнул её.
Она больно ударилась о дно. Воздух выбило из лёгких. Костяные руки схватили её и вдавили ещё сильнее. Склонившийся над ней Сеченов вдруг страшно расхохотался, и его хохот, отражаясь от стен ангара, становился ещё более зловещим.
- Компромат? – выкрикнул он. Его лицо в один момент преобразилось, став черепом. И, широко открывая нижнюю челюсть, череп продолжил хохотать.
Саша проснулась в холодном поту. Дыхание сбилось, руки и ноги окоченели и не хотели двигаться. С трудом она подтащила к себе покрывало и завернулась в него, как в кокон. Ей казалось, что пляшущие на стене тени от деревьев – это руки Сеченова, тянущиеся к ней. Зажмурившись, Саша постаралась заснуть снова.
Сон повторился.
Проснувшись во второй раз, Саша включила свет. На часах было без четверти два, хотелось спать, но закрывать глаза было страшно. И всё же сон сморил её снова, но в этот раз она будто нырнула в слепящий свет и оказалась на краю обрыва.
Будто все краски мира выкрутили на максимум. Ярко-голубое небо, ярко-зелёные листья и трава. Даже ветер казался ярким, белым, и будто нёс в себе след пряностей. Саша прикрыла глаза и сделала глубокий вдох.
- Сашенька, - знакомый голос выбил почву из-под ног. Саша торопливо обернулась, но никого не увидела. Она обернулась снова и снова, пытаясь отыскать хотя бы тень, хотя бы край тёмно-синего костюма, хотя бы красный галстук. Хоть что-нибудь, пожалуйста, дотронуться, хотя бы кончиками пальцев, и всё…
Штокхаузен тепло засмеялся и вынырнул у неё откуда-то из-за спины. Он поймал в свои ладони её тонкие пальцы, будто в каком-то понятном только ему танце, и мягко сжал. Сердце Саши пропустило удар, она повернулась.
- Ты меня потеряла? - спросил он.
- Потеряла… - отозвалась Саша эхом. Буква «р» привычно грассировала у него в районе горла, как будто ничего не было. Саша дотронулась до небритой щеки, боясь даже моргнуть, вдруг Михаэль пропадёт?.. Но он не пропадал, наоборот, он был реальнее некуда. Его янтарные глаза блестели в солнечном свете. Он осторожно дотронулся до её ключицы.
- Ты совсем не носишь мой подарок, - заметил он. - Тебе не нравится?
- Мне... - Саша всхлипнула и вдруг прижалась к нему, крепко-крепко обхватив руками, и позволила себе утонуть в нежности и волне пряного парфюма. Штокхаузен от неожиданности не удержался на ногах, и они упали на мягкую траву. Саша, казалось, не заметила этого. - Мне так тебя не хватает!
- Herzchen, посмотри на меня, посмотри, - растерянно выдохнул Штокхаузен, гладя её по узким плечикам, по спине. Саша нехотя подняла голову от его груди. - Это ненадолго, я клянусь.
- Как это? – Саша вдруг отстранилась от него и вскочила на ноги. - Что ты имеешь в виду? Ты же... Ты же... - она сделала глубокий вдох, чтобы придать себе сил. Она говорила это себе кучу раз, но сказать вслух так и не смогла. Но не сейчас. - Ты же умер! – и будто тяжесть этого ещё сильнее обрушилась на её сердце. - Я же видела тебя, - выкрикнула она со слезами, - твой скелет, я...
- Мы будем вместе, - поднявшись, Штокхаузен кротко улыбнулся и сделал шаг назад, к краю обрыва. - Найди мою «Мысль», надень на себя, и я вернусь, - ещё один шаг. Ветер, шелестевший травой и листьями, вдруг усилился. Михаэль сделал ещё один шаг назад, покачнулся и завалился назад.
- Стой! Нет! - крикнула Саша и бросилась к нему. - Михаэль! - она успела схватить его за левую руку, но кожа вдруг соскользнула с его ладони, словно перчатка. Отделились мышцы, от мышц - нервные волокна, и всё постепенно, ровно полетело всё вниз. И остался скелет, вдруг сжавший её ладонь.
Они падали вниз, в спокойную реку. Саша смотрела в пустые глазницы и не могла отпустить. Раньше она бы отвернулась, но не теперь. Не сейчас.
- Михаэль, - повторила она полушепотом. Михаэль молчал. Он рухнул в густые алые воды, оставив Сашу за их пределами, и та проснулась. Во сне она сжимала покрывало так сильно, что впилась пальцами в белый ворс, и теперь несколько ниток осталось на её руках. Саша стряхнула их и посмотрела в окно, на расцветающую за окном зарю.
Михаэль не снился ей до этого дня. Она звала его, просила, умоляла, но он не приходил. А сейчас вдруг пришёл, и, может быть, его правда будет можно вернуть? Может быть, он каким-то образом окажется жив? Саша не знала. Но почему-то ей казалось, что она должна попробовать, хотя бы попытаться его вернуть. Однако для этого ей понадобится помощь. Нужно было вспомнить, кто, кроме «Аргентума» ещё мог находиться рядом с телом?
- Зинаида Петровна... – поняла Саша и, встав с кровати, подхватила щебетарь. Его нужно было пока спрятать и не говорить о нём ни одной живой душе. В ожидании более позднего утра, Саша пыталась занять себя домашними делами. Она прибралась немного в квартире, поменяла постельное бельё и позавтракала. Время, будто назло, старалось течь как можно более медленно, но Саша терпела. И, едва часы показали девять, как Саша подхватила сумку и побежала к автобусной остановке. Зинаида Петровна обычно ставила свою избушку в десяти минутах езды от квартиры Штокхаузена.
У Саши возникло странное чувство. Несколько месяцев назад она беспокоилась и переживала, пока ехала к Муравьёвой по тому же маршруту, чтобы рассказать об измене Михаэля. Тогда ей хотелось оттянуть момент встречи как можно на дольше, но теперь у Саши внутри властвовало нетерпение. Она за пару минут преодолела расстояние от остановки до избы, вбежала по ступенькам и забарабанила в дверь.
- Зинаида Петровна! – крикнула Саша. – Откройте, это я!
- Кто «я»? – раздалось недовольное за дверью. Саша услышала шаркающие шаги, щёлкнул замок. Дверь приоткрылась, и из-за неё выглянуло сонное и угрюмое лицо Зинаиды Петровны. – Тебе чего, Сашка?
- Я по важному делу, - коротко отозвалась Саша. – Впустите?
- И какие у тебя могут быть важные дела в десятом-то часу? – проворчала Муравьёва, однако открыла дверь шире, пропуская Сашу внутрь. – Но, смотри, я никаких дел не делаю, пока чай не попью, - добавила она. Саша была согласна на всё, что угодно. Она вымыла руки, села за стол и положила локти на белую скатерть. Ворча о «ебанутой молодёжи», Зинаида Петровна поставила чайник.
- Чай будешь?
- Нет, спасибо, - вежливо отказалась Саша, но ответ прозвучал чуть резче, чем стоило. Муравьёва недовольно цокнула языком, накладывая себе в красную кружку в белый горошек заварку.
- Ну, выкладывай, - сказала она, опустившись напротив, когда вода покинула пределы чайника и заполнила кружку до краёв. Помешивая чай, Зинаида Петровна выжидающе уставилась на Сашу.
- Я не буду юлить, - произнесла Саша. - Мне нужна «Мысль» Штокхаузена.
Баба Зина прекратила помешивать чай.
- Зачем тебе? – спросила она, и её глаза подозревающе сузились. – Зачем тебе именно его «Мысль»?
Саша не умела врать. Никогда. До сих пор она краснела, как школьница, и врала так неубедительно, что даже слепоглухонемой бы понял. Но сейчас она избрала другую тактику: просто не рассказывать всю правду, хотя бы про компромат на Сеченова.
- Мне кажется, Штокхаузен может быть жив, - сказала она. – Тем или иным образом. Я не могу сказать точно, ведь я мало знаю о «Коллективе 2.0», но, может быть, его сознание могло каким-то образом остаться там? Конечно, - добавила поспешно Саша. - Вы можете решить, что это бред обезумевшей от горя девчонки, но... - Саша сложила руки в мольбе. – Прошу, помогите мне, и я вас больше никак не побеспокою.
Помрачнев и глубоко задумавшись, Зинаида Петровна отложила чайную ложку. Саша уставилась в скатерть и ковыряла пальцем пятно от малинового варенья, ярко выделявшееся на белой ткани. Кажется, Саша каким-то невероятным образом что-то затронула в ней, вот только не знала, что. Муравьёва ничего о себе никогда не рассказывала.
- Раньше я бы вызвала тебе дурку - и дело с концом, - сказала она, наконец. Саша вздрогнула от неожиданности. - Но сейчас произошло столько всего... - она помолчала, решая, стоит ли говорить Саше это или нет, но, в итоге, сдалась. - Моя дочь может быть жива.
- Ваша дочь? – переспросила Саша и осеклась, заметив в глазах женщины слёзы. – Простите…
- Нет, ничего, - Зинаида Петровна вытерла глаза уголком платка. – Это просто старая рана. Просто, понимаешь, - она поджала губы. – У меня появилась надежда. Слабая, но надежда. И она меня греет. И я просто не могу позволить себе отобрать у тебя твою, - Муравьёва вздохнула. – Я помогу.
- Господи, - Саша была готова расплакаться уже сама и подскочила, чтобы кинуться к Зинаиде Петровне в объятия. – Спасибо вам, правда, спасибо!
- Благодарить будешь потом, - сдержанно отозвалась Муравьёва. – Я ничего не обещаю, но попробую.
Уже даже этого Саше было достаточно. С этой мыслью она отправилась домой, с этой мыслью она жила эти долгие полторы недели. По вечерам она слушала запись на щебетаре, выучив её практически наизусть, а, ложась спать, вспоминала тот сон.
- Найди мою «Мысль», надень на себя, и я вернусь, - шептала Саша и улыбалась сквозь слёзы. Он вернётся к ней. Они будут вместе.
Грыз её и червь сомнения: а получится ли? А что если не выйдет? А что если это всё был просто сон, не имеющий под собой ничего связанного с реальностью? Саша металась, рвалась на части, уговаривала себя потерпеть. А когда в прихожей раздался телефонный звонок, всё изменилось в один момент.
- Алло? – Саша сняла трубку и узнала голос Зинаиды Петровны.
- Радуйся, всё получилось. Забрала я твою «Мысль». Вот только не знаю, что ты там собиралась найти? Там несколько номеров телефонов, часть из которых не работает, и всё.
- Да, я знаю, всё хорошо, - отозвалась нетерпеливо Саша. Ей нужно будет позвонить по одному из этих номеров, но по какому? Это всё ещё оставалось для неё загадкой, но ей казалось, что она как-то всё поймёт. – Мне приехать?
- Да ладно, сиди, дома, - Зинаида Петровна усмехнулась. – Я вышлю к тебе «Сипуху», жди. Потом расскажи, какие у тебя успехи.
- Обязательно, - пообещала Саша и широко улыбнулась. – Ещё раз огромное спасибо!
Через пять минут, слабо гудя двигателями, «Сипуха» повисла рядом с одним из окон. Саша, до этого бродившая по комнате, как загнанная волчица, бросилась к ней и, повернув ручку, рванула раму на себя. Окно распахнулась. «Сипуха» переложила ей в ладонь прозрачную коробочку, в которой лежала «Мысль», и улетела восвояси. Судорожно выдохнув, Саша закрыла окно и опустилась на край кровати.
«Мысль» Штокхаузена не отличалась ни от какой другой, даже расцветкой – белой, стандартной. Однако для Саши она всё ещё была самой особенной на свете. Протянув руку, Саша откинула крышку коробочки и подцепила коннектор кончиками пальцев. Убрав с виска волосы, она осторожно прижала «Мысль» к коже, после чего нажала клавишу активации. «Венец» оплёл её лоб, и Саше вдруг стало тепло от мысли, что когда-то он также оплетал лоб Михаэля.
- Нужно позвонить Михаэлю, - подумала Саша, и нужный номер вдруг набрался сам. Она почувствовала себя сразу защищённее: как и раньше Штокхаузен направлял её. Всё шло верно, как и должно было идти.
На другом конце раздалось шипение, будто кто-то повернул ручку радиоприёмника и сбил волну. Саша нервно поправила свободной рукой сбившийся воротник белой рубашки и робко пискнула:
- Михаэль?
Шипение прекратилось, и она услышала совершенно чистое:
- Сашенька, у тебя получилось! – это был Штокхаузен, точно он. Его голос, грассирующая «р» и немецкий акцент. Сердце Саши забилось, как птица в клетке, и она прикусила губу, чтобы не расплакаться.
- Да, получилось! – слёзы текли по щекам, но Саша не вытирала их. На душе ей стало вдруг тепло и хорошо. Штокхаузен выжил: совершенно чудесным образом он избежал цепких лап смерти, и теперь он снова будет с ней. Они будут гулять по ночным улицам Челомея, Саша завернётся в тёплый, пахнущий им пиджак, и Михаэль будет держать её за руку. – Я так рада! Я так скучала!
- И я рад! – отозвался тут же Штокхаузен. – Теперь я рядом, и всё будет хорошо, я тебе обещаю! Только мы решим один момент.
- Конечно, - согласилась Саша. – Что угодно!
- Слушай очень внимательно, - Михаэль вдруг перешёл на шёпот. – Я передам тебе координаты места, где находится компромат на Сеченова. Мне нужно, чтобы ты его обнародовала, а я тебе помогу. Только предупреждаю, это будет очень опасно, но я сделаю всё, чтобы тебя уберечь, я клянусь, herzchen! Только ты можешь нам помочь, я больше не знаю, кому я бы мог довериться, - Штокхаузен говорил быстро, будто боясь, что их могут подслушать, и Саша еле поспевала за его словами. - Сеченов виновен в том, что произошло, Саш. Мы должны отомстить за нас всех. Я понимаю, звучит бредово, но...
Саша вздохнула и вытерла слёзы. Этот внезапный инцидент с роботами, смерть Молотова и части «Аргентума», исчезновение Сеченова, балерин, П-3... Всё начинало вставать на свои места, словно паззл. Наверняка он сейчас прячется где-то, боится ответственности за свои грязные дела, и теперь в интересах не только Штокхаузена, но и самой Саши было сделать так, чтобы он не смог спрятаться ни в одном уголке мира.
- Я сделаю всё, что будет нужно, - ответила она. – Только больше не бросай меня.
- Как я могу, когда твой голос звучит громче смерти? - спросил её Штокхаузен. Саша посмотрела в зеркало, одёрнула белую рубашку и закрыла глаза. Ей казалось, что она чувствует запах пряного парфюма, а руки Михаэля обнимают её со спины.