Fallen down, under the hell

Прошло больше года. Больше года назад они последний раз видели Нарнию. Каспиана. Аслана. И они больше никогда их не увидят. Эта мысль разъедала их изнутри. Она выжигала все живое, что когда-то было в четверых Певенси. А они словно превратились в живых мертвецов. Певенси, несмотря на то, что старшим впору уже съехать и завести себе мало-мальски семью, жили вчетвером. Просто потому что иначе и быть не могло. Нарния была забыта, а разговоры о ней висели под негласным запретом. Но что-то держало их вместе, не давало разрушить родовое гнездо. Тем более, уезжать им все равно было не к кому.

***

Люси ненавидит все вокруг себя. Потому что это не Нарния. Потому что Нарнии не существует. «Какое странное на вкус предложение» — думает Люси, разглядывая себя в зеркале — «Нарнии нет. Ее не-су-щес-тву-ет. Это нужно принять как истину. Это аксиома.» — Певенси еще раз оглядывает свой наряд в зеркало. Ничто не выдает ее, разве что чересчур яркий макияж. Она отворачивается от зеркала, хватает сумку и спускается вниз по лестнице.

— Люси, куда ты? — Спрашивает Сьюзен, перебирающая какие-то отчеты на кухне за столом. Она вообще единственная из их семьи пыталась что-то делать. Даже она, Люси, больше ничего не делает, просто существует, плывет по течению жизни.

— Гулять с друзьями. — Отвечает она. Какая же это ложь. Но тем не менее Сьюзен кивает, и девушка выходит из дома. Взяв такси, она доезжает до места работы. Никто не знает об этом. Только Люси. Только она могла пасть так низко. «Гори в аду, Нарния! Это все из-за тебя! Если бы не ты, я была бы счастлива», — думает Певенси скидывая с себя длинную строгую юбку, под которой оказывается другая, но слишком короткая.

Люси продолжает проклинать Нарнию и Аслана, снимая строгую рубашку, под которой была надета достаточно неприличного вида кофта. Вновь взглянув в зеркало, Певенси покидает комнату. И так каждый вечер. Она врет братьям и сестре, приезжает сюда, переодевается, проклиная сказочную страну и ее создателя и идет танцевать. Танцевать, чтобы ублажить мужчин, которые платят за это деньги, а потом вступает в беспорядочные связи с этими же мужчинами, которые готовы заплатить за это сколько угодно. Потом она одевается в ту одежду в которой приехала, выскальзывает из клуба, и пересчитывая заработанные деньги, садится в такси и едет домой. Дома, принимает душ и надеется, что никто не узнает, во сколько она вернулась. Иногда ее все-таки ловит Эдмунд, и Люси кажется, что он знает, чем она занимается, но она снова врет ему, про то, что сеанс в кино был поздний и они задержались, зайдя в кафе. Потом она идет в свою комнату, ложится в кровать и надеется, что Эдмунд все же ей поверил. Так продолжается день за днем, месяц за месяцем.

Ничего в ее жизни не меняется.

***

Эдмунду все кажется невероятно фальшивым и лживым. Этот мир постепенно выкачивает из него жизнь. За прошедший год он выкачал почти все, что было в нем. Эдмунд, как и Люси ненавидит этот мир, ровно по той же причине, что и сестра. И аргументы приводит точно такие же. Он знает. Знает, чем занимается Люси уходя вечерами из дома. Он наблюдает. Теперь, это единственное, что ему остается, единственное, что дозволено ему в этом никчемном мире. Недавно Эдмунд устроился на работу в конторе рядом с домом, чтобы начать приносить деньги в их дом и хоть как-то оправдать образование экономиста. Не стоит говорить о том, как убивала его эта тягомотина. Но он принял правила этой игры, подчинился, потому что так было необходимо. Он мало разговаривал с людьми вообще, а с братом и сестрами и подавно. Иногда бывало так, что он не говорил им ни слова за несколько дней подряд. Вообще, Эдмунду осознавать свое дерьмовое положение было проще других, он всегда старался не обманываться и говорить себе правду. Он научился этому после происшествия с Белой колдуньей.

Рано утром он уходит на работу, а приходя — запирается в комнате и выпивает. Иногда он просыпается ночью и идет на кухню, а затем сидит там часами пялясь в одну точку, в такие дни он ловит Люси практически с поличным. Она врет ему, что сеанс был поздний, а потом они ходили в кафе. Он делает вид, что верит ей, потому что у него нет ни сил, ни желания устраивать воспитательную беседу сестре. Ему проще кивнуть головой и сделать такое выражение лица, словно бы он поверил ей. Затем он идет в свою комнату и подолгу лежит без сна, слыша, как за стеной прислушивается к их дыханию Сьюзен, слыша, как она рано утром встает и готовит Питеру завтрак, пока тот еще спит, слышит он и как старший брат собирается на работу чуть позже, чем Сьюзен оставляет на столе тарелку с его едой и уходит обратно в комнату. Так продолжается день за днем, месяц за месяцем.

Ничего жизни Эдмунда не меняется и вряд ли когда-нибудь изменится.

***

Сьюзен — идеалистка, моралистка даже. О Нарнии она почти не вспоминала вовсе не потому, что забыла, скорее, потому что заставила себя забыть, потому что на такой зыбкой почве не построишь дом и не спасешь реальность, какой бы она не была ужасной. Пока Люси тонула в бездне отчаянья, а Эдмунд все больше уходил в себя, часами просиживая в своей комнате непонятно чем там занимаясь, Сьюзен пыталась по крупицам собрать их семью, потому что ни один из них не был в силах что-либо сделать. Теперь Нарнии было не место в их жизни. Сказка это была, или явь, тем не менее, самая преданная волшебной стране и ее создателю отрекается, пускаясь в сомнительные связи без разбору, самый смелый движется в свой собственный Ад, а она плачет по ночам, наблюдая за тем, как ее хрупкий мирок разваливается, не способный сдержать натиск неверующих королей и королев волшебной сказки.

Ее мир окончательно рушится, когда она понимает, что влюбилась… Влюбилась в старшего брата. И когда она смотрит на Питера, в голове раздаются звуки нарнийских флейт, и ей становится безумно грустно, когда ее прошибает понимание того, что там, между ними ничего не стояло.

Сьюзен пытается жить так, чтобы каждому было впору почувствовать себя нужным и значимым, да вот только не выходит. Они распадаются на мелкие кусочки, по капельке каждый день, каждую секунду. Как давно все полетело к чертям? Этот вопрос она часто себе задавала, прислушиваясь к дыханию братьев и сестры через стены свой комнаты. Этот же вопрос она задавала себе, готовя завтрак для Питера в пять утра, и думала об этом же, слыша, как поздно ночью, вернее даже сказать рано утром, домой возвращается Люси. Но у нее не было сил что-то с этим делать. Она знала, что делает Люси, но каждый раз, когда спрашивала ее куда та идет, слышала в ответ ложь и кивала, принимая ее, нет, не за чистую монету, а как данное. Как то, что Люси снова ушла туда, откуда обратной дороги уже не найти. Но она перестала задавать себе этот вопрос, когда пьяный в стельку и накачанный черт-знает-чем Питер ворвался к ней в комнату поздно ночью и поцеловал. Тогда, когда он срывал с нее одежду, она послала все к чертям, просто потому что у нее не было сил с этим бороться. Да и зачем? Она любит его? Любит. Он пьян и под наркотой? Да. Утром он мало что будет помнить? Возможно. Будет ли она жалеть? Вряд ли. Будет ли жалеть об этом Питер? Она не знает. Но судя по тому, что все повторяется из раза в раз, каждую ночь, он не жалеет.

Сьюзен уже не знает, сколько времени назад она незаметно переселилась в комнату брата. Но теперь это факт. Они живут в одной комнате. И ни один из них не хочет ничего менять. Да и зачем? Ничего в жизни Сьюзен уже не изменится. Никогда. Она была в этом уверена.

Ни-ког-да.

***

Питер… Ему хуже всех, он должен быть Великолепным для всех и вся, но это чертовски трудно, когда ломка внутри 24 часа в сутки не прекращается. Он не может точно сказать, когда подсел на наркотики. Он просто не помнит. Странно, что его еще не уволили с работы. Хотя иногда ему этого ужасно хочется. Не нужно было бы вставать в пять утра. Но тогда им будет негде жить. Он старший. Он обязан заботиться о сестрах и брате. Но иногда ему хочется послать все к черту.

Он знает, с чего, вернее из-за чего, все это началось. Он, как и Люси проклинает Нарнию и Аслана, но еще и саму Люси, которая открыла для них эту самую Нарнию. Он даже не знает, кого ненавидит больше: Нарнию, Аслана, за то, что не позволяет им вернуться, Люси, которая открыла эту треклятую страну или самого себя за то, что он позволяет себе так думать, за то, в кого он превратился? На этот вопрос он ищет ответ, но никак не может найти.

Кажется, что он ненавидит все это в равной степени, но это просто невозможно. А потом, когда он осознает, что его влечет к собственной сестре, он становится себе омерзителен и ответ, на вопрос, который он так долго искал становится очевиден: это все взаимосвязанные вещи; он ненавидит Люси за то, что она открыла Нарнию, Нарнию он ненавидит за то, что ее создал Аслан, Аслана за то, что не позволяет им вернуться туда, а себя за то, во что эти мысли превратили его. А когда он напивается в стельку и еще добавляет к этому героина, все это приводит к тому, что утром он просыпается в одной постели со Сьюзен, мало что помня о прошлой ночи. Но все это повторяется из раза в раз. И он не жалеет. Он любит ее. Она любит его. Она даже в этом призналась как-то. Именно она сдерживает его от того, чтобы бросить работу и принять столько дури, чтобы случилась передозировка.

Он уже никакой не Великолепный. Как может быть великолепным тот, кто принимает наркоту, тот, кто спит с собственной сестрой? Ответ прост: никак. Он это понимает, но ничего не собирается с этим делать, потому что ему не за чем. От того, кем он был когда-то не осталось и следа. Он просыпается вместе со Сьюзен, которая встает в четыре тридцать утра, для того, чтобы приготовить ему завтрак. Она надевает его футболку, которую сама же вчера с него скинула, отбросив куда-то в сторону и идет на кухню. А он, прикидываясь спящим, ждет пока она выйдет из комнаты, а затем тупо пялится в потолок и понимает, что все полетело в тартарары.

Он знает, что Люси стала шлюхой и по ночам танцует в клубе и продает себя за деньги, знает, что Эдмунд и Сьюзен об этом знают, но ничего не делают. Он ничуть ни лучше них. Он тоже знает, но ничего не делает, оставляя все как есть и пуская на самотек. Он знает, что Эдмунд много пьет, знает, что брат неделями ни с кем не разговаривает и ничего с этим не делает. Он знает, что Сьюзен сдалась. Она больше не ищет выхода со дна этой ямы. И он виноват в этом. Это он пришел к ней, а не она к нему. Он прекрасно это знает, потому что место рядом с ним еще теплое, ведь Сьюзен вышла из комнаты несколько минут назад. Он понимает это. Но ничего, совсем ничего с этим не делает. В одно такое утро к нему приходит осознание того, что они провалились ниже ада. Он думал, что это невозможно. Оказывается — это возможно. Но он не хочет ничего менять. Он принимает это как данное. Питер Певенси знает, что в его жизни уже ничто не изменится.

Ни-че-го.