«Гарри Поттер — самый обыкновенный мальчик», — вот что думали о нём те, кто его знал. И сейчас, как положено всем обыкновенным мальчикам, Гарри расставлял в длинную шеренгу огромную роту оловянных солдатиков. Их ему когда-то подарил дядя Вернон, после чего этот подарок занял почётное место среди самых любимых. Конечно, точно такой же набор, но на пару солдатиков больше, дядя подарил и своему дражайшему сыну Дадли, чтобы тот не чувствовал себя обделённым. И так было почти всегда: какие бы игрушки ни попадали к Гарри, у Дадли всё равно было лучше. Лучший набор солдатиков с личной подписью мастера, более современная игровая приставка, самый большой кусок торта. Это не обижало и не задевало Гарри, ведь и ему досталось, ну и что, что не такое современное, дорогое или большое? Он в принципе не был привередой, так с чего бы начинать? За внимание родителей Гарри также не боролся, потому что понимал: это он здесь — никто, а Дадли — любимый и родной сын.

Но в такие моменты, конечно, думалось о том, что, будь у Гарри живые родители, ему бы не пришлось жить с родственниками. И, возможно, они бы виделись с кузеном на выходных, а дядя и тётя относились бы к нему хоть немного радушнее. Нет, конечно, за все те года, что он был вынужден прожить в доме родственников, Гарри никто не обделял вниманием или заботой, в конце концов, жаловаться было не на что. Но всё же…

Когда Гарри делал какую-нибудь глупость, его наказывали. Запирали в маленьком чулане на весь вечер, лишали ужина и грозились отдать в приют. В какой-то момент Гарри искренне начинал думать, что приют был бы предпочтительнее. Ему казались несправедливыми наказания, ведь Дадли они не ругали! Но спустя пару часов заточения тётя оттаивала первой и выпускала Гарри. Возможно, в ней было куда больше милосердия, чем в дяде. А может, думалось Гарри, она просто его жалела.

На своё десятилетие Гарри планировал съездить всей семьёй в парк аттракционов, которые обещали дядя и тётя за хорошее поведение. Но именно в этот день его удача, которая до этого ему благоволила, решила отвернуться. Погода резко ухудшилась, полил сильный дождь, поднялся ветер, а по новостям и вовсе объявили о надвигающемся шторме. Вторым ударом стало то, что дядю внезапно вызвали на работу, так как из-за шторма что-то в офисе отключилось, и нужно было ехать разбираться с неполадками. И всё бы ничего, можно было обойтись и тортиком, сидя в кругу семьи на кухне, но Дадли с самого утра плохо себя чувствовал. Позже оказалось, что он каким-то чудом умудрился заболеть, поэтому с постели так и не встал.

Гарри расстроился. Конечно же, он расстроился, ведь этот день рождения он распланировал поминутно, но в итоге всё просто перевернулось с ног на голову. И вот, сидя в своей комнате в полном одиночестве, он пытался отвлечь себя от угнетающих мыслей весьма банальным способом: расставлял солдатиков. Хотелось плакать и стенать о несправедливости жизни, о нереализованных мечтах, о том, что завтра обязательно будет солнце, дядя останется дома, а Дадли пойдёт на поправку. И, быть может, они таки съездят в тот парк, в который так хотел попасть Гарри.

Отложив коробку от солдатиков в сторону, Гарри тяжело вздохнул. От подобного закона подлости хотелось элементарно расплакаться и обидеться на весь мир. Его день рождения впервые оказался таким ужасным.

— Что же, с днём рождения, Гарри, — тихо прошептал мальчик, обводя красным маркером дату на календаре.

На стене, помимо висящего маленького календарика, располагались и рисунки. Какие-то были довольно старыми, на них ещё маленький Гарри изображал большой замок на холме.

Присмотревшись, мальчик попытался вспомнить, почему в свои пять лет ему вдруг захотелось нарисовать именно замок. Косые линии, неровные, уходящие в самую высь шпили таких же плоских башен лишь отдалённо напоминали строение замка. Дверцы были непропорционально маленькими, в то время как окна наоборот слишком огромными. Тот Гарри неумело изобразил над башенками замка летящего дракона. Склонив голову в бок, взрослый Гарри усмехнулся — эти две небольшие закорючки напоминали скорее птицу, чем дракона. Но он помнил, смутно и размыто, что это был именно дракон.

Следующий рисунок он уже рисовал в семь лет (так было написано на обратной стороне), и, как ни пытался, Гарри так и не смог вспомнить, когда и почему он его нарисовал. От картины веяло странной жутью. Графитовый силуэт — как понял мальчик из изгибов странной фигуры, это был человек — а в его тонких, длинных руках было зажат какой-то прутик. И зелёный поток света направленный на нарисованного одинокого человечка.

Гарри хотел было отвести взгляд, чтобы переключить своё внимание на следующую картину, но внезапно замер. В памяти, подобно калейдоскопу, начали мелькать обрывки смазаных клякс. Чьей-то крик и тихое, потустороннее шипение. Он резко отшатнулся от стены, впадая в ступор.

Страх запульсировал где-то в области груди, он вырывался наружу, царапал глотку, сжимал когтистой ладонью шею. Мешал вздохнуть. Что же это? Почему так страшно? Одиноко.

Мне больно и тоскливо…

Гарри зажмурился и крупно вздрогнул от стука. Резко повернув голову в сторону двери, он гулко сглотнул слюну. Всего на мгновение, будто в каком-то сне, ему почудилась закутанная в чёрный балахон фигура, тянущая свои бледные худые пальцы к нему. И шёпот — всего лишь его имя — а затем вспышкой озарилось всё вокруг. Заледенелый воздух сгустился вокруг него, обжигая пальцы, пробирался под кожу. Шорох и свист в ушах, а после — лишь темнота и холод, и чьи-то объятия в этой темноте. Он не почувствовал, как упал, не услышал торопливых шагов и звонкого голоса. Всё будто замерло, опустело. От ощущения чьих-то касаний выворачивало наизнанку, болью прошибало голову. Будто кто-то давил на глазные яблоки изнутри, касался холодными руками лба. Мучал…

— Гарри! — от громкого крика мальчик вздрогнул и распахнул горящие огнём глаза. Всё плыло и плавилось, тряслось, будто в лихорадке. Лицо тёти он узнал не сразу, поэтому вскрикнув, начал вырываться. — Тише, маленький. Это я, твоя тётя. Гарри, давай же, приходи в себя…

Её слова были непонятными, сплошь неверными, неправильными. Это не она — тот монстр из его снов. Вернулся, чтобы остаться навсегда. Гарри взвыл, с новой силой пытаясь вырваться из крепкой хватки. Пока что-то холодное не растеклось по его лицу, приводя в чувство.

Ни чёрного человека, ни монстра — перед ним была лишь перепуганная тётя. Гарри потянулся руками, чтобы обнять. И его, и её трясло.

— Гарри, что случилось? Тебе снова приснился тот сон? Расскажи мне, — прошептала женщина, трясущимися руками обнимая мальчика.

Обычно после таких приступов Гарри через пару минут всё забывал. И приступы, и то, что он видел в это время, даже страх — всё рассыпалось и уходило под пол. Но пока свежи в памяти видения кошмара, он попытался передать их словами. Но выходило лишь сбивчивое бормотание и всхлипы. Его всё ещё потряхивало в ознобе.

— И снова тот человек, — вздохнула устало тётя вместо того, чтобы ругать. И лучше бы она его ругала, честное слово. Внутри всё кипело от раздирающей обиды — это жалость, которую он не просил. — Это всего лишь сны, Гарри. Это не настоящее.

— Но оно было. Взаправду. Я… не знаю, почему я это знаю. Просто знаю. И тот чёрный человек, и зелёный свет. Возможно, именно из-за него мои родители и разбились, — прошептал он, отодвигаясь от тёти. Ему не нужна была её жалость.— Вы же сами говорили, что автокатастрофа явно не случайна. Значит, её подстроили!

Он перебрался на кровать и нахохлился в углу, притянув к груди колени и упираясь в них лбом. Послышался шорох и вздох, кровать прогнулась под чужим весом, а после тёплые объятия спрятали его будто от всего мира. Стало легче дышать.

— Сейчас я тебе кое-что расскажу, Гарри. Нечто очень важное и нужное для тебя, — тихо, но довольно быстро заговорила Петуния. — Ты должен сосредоточиться и отпустить хандру. Это касается тебя и твоих родителей. И того жуткого человека из сна.

Гарри моргнул. Выпутавшись из объятий, он вопросительно посмотрел на тётю.

— Как думаешь, почему я никогда не считала тебя сумасшедшим из-за твоих снов или видений? Ни разу не заговорила с тобой об этом, не пыталась лечить? Знаешь, у нас это называют шизофренией. — Гарри знал, что значит это слово, но тётя всё равно его объяснила. — Это когда ты видишь или чувствуешь то, чего нет и быть не может, всё это лишь выверты подсознания. Но в твоём случае не всё так однозначно или просто. Ты видишь не галлюцинации, ты переживаешь воспоминания, которые оставили тебе психологическую травму. К сожалению я не могу отвести тебя к психологу, потому что он не поможет. Мне обещали, что та стена… — она запнулась, отвела взгляд и сжала в своих пальцах полотенце. — Стена в твоей голове, что должна ограждать тебя от того ужаса, произошедшего в ту ночь, не позволит воспоминаниям выйти наружу.

Она замолчала, продолжая смотреть куда-то в сторону. Гарри задержал дыхание, удерживаясь от порыва заткнуть уши. Ему казалось, что сейчас сходит с ума не он, а тётя. Он ничего не понял из её странного, пугающего монолога. Какая стена? Кто обещал? Какие ещё воспоминания?

Чёрный человек? Кто это?

— Твои родители погибли не в автокатастрофе, — заговорила наконец тётя, скомкав нервно трясущимися пальцами полотенце. Гарри замер, впившись взглядом в свою тётю. — Их убили. Убил тот самый чёрный человек, что тебе снится иногда. Гарри, я… виновата перед тобой. Перед Ней. Поэтому пришло время рассказать всё, что я знаю. Возможно, это поможет тебе. Я… не знаю. Правда не знаю.

Гарри сглотнул, придвигаясь к женщине ближе и обнимая трясущимися ладошками её руки. От тёти Петунии исходило тепло и пахло выпечкой. Это успокаивало и вселяло уверенность.

— Но ты обязан знать. До того, как… — она запнулась на полуслове, мотнула головой. Словно давая понять, что ещё не время. — Я хочу, чтобы ты видел правду, как она есть. Этот разговор, малыш, должен был состояться позже, когда ты станешь взрослым. Но обстоятельства…

Она тяжело вздохнула, обвив руками хрупкое тельце племянника, и прижала к себе, укачивая в объятиях. Гарри уткнулся лбом ей в плечо, ощущая чужую нервную дрожь.

— Ты уже, наверное, замечал некоторые странности, что происходят с тобой, верно? Внезапные перемещения, потеря времени, быстрое заживление ран. Это… магия, Гарри. Её так называют. Она есть в тебе, она была в твоих родителях.

Женщина ненадолго замолчала, бездумно поглаживая ребёнка по спутанным волосам. Гарри услышал её учащённое сердцебиение, ощутил, как дыхание тёти сбилось всего на секунду. О своих личных эмоциях он предпочёл не думать, жадно ловя каждое слово.

— Я волшебник? — с запинкой спросил глухо Гарри, всё ещё уткнувшись носом в острое плечо. Отчего-то её слова не хотелось подвергать сомнению. — Но дядя Вернон говорил, что волшебников не существует. Что это выдумка сказочников, фантазия. Тётя? — выпутавшись из объятий, мальчик пытливо всмотрелся ей в глаза.

— Потому что для него, как для человека, никогда не видевшего настоящую магию, это кажется фокусами. Обыкновенной иллюзией. Позволь мне продолжить, Гарри? У нас не так много времени, — с какой-то глухой горечью прошелестел голос тёти Петунии. — И из-за этой магии… всё и случилось.

Гарри зажмурился, переживая внутри дрожь. На короткое мгновение ему захотелось заткнуть уши. Чтобы ничего не слышать. Что-то внутри него противилось и отчаянно боролось. Словно, если он услышит правду, его жизнь навсегда изменится. Куда легче было думать, что всё проще — что родители разбились в автокатастрофе, что это была глупая случайность. Его потряхивало от накатившей слабости и тошноты. Что же это? Почему же так удушающе плохо?

Тем временем, будто не замечая состояния племянника, Петуния безэмоционально продолжила:

— Это случилось давно, ещё задолго до твоего рождения…

Гарри слушал не перебивая. Каждое сказанное Петунией слово выбивало из него дух, сжимало горло в тиски, разжигало внутри доселе незнакомое ему чувство. Ненависть. К горлу подкатывала начинающаяся истерика и страх. Злость. Обида. Ему не просто врали, его заставили думать, будто бы вся трагедия, которая произошла с его семьёй — лишь случайность. Но, по факту, их убили. Жестоко и без жалости. Кто бы ни был тот монстр, сотворивший подобное, Гарри пообещал сам себе, что отомстит. Не сейчас, конечно, и возможно не в ближайшем будущем.

— И вот, тридцать первого октября Волдеморт пришёл в ваш дом, - всхлипнула тётя. - Он убил твоих родителей. Пытался убить тебя, но что-то пошло не так, что именно мне не известно, увы...

— А вы откуда это знаете? - дрожащим голосом спросил Гарри.

— Когда тебя принесли, мне, конечно, рассказали о случившемся в Годриковой Лощине. О чём-то я сама догадалась. Лили, твоя мама, мне писала об этом их движении, Пожиратели, кажется. Волдеморт стремился к захвату власти, поэтому собирал вокруг себя выдающихся волшебников. Лили пыталась предупредить меня, чтобы мы уезжали. Господи, какая же я была глупая, решила, что она просто пытается таким способом привлечь внимание. Как делала это обычно, говоря о каких-то не относящихся к моему миру событиях. Я не воспринимала её слова всерьёз, так как меня это не касалось. Теперь я понимаю, что она пыталась защитить... Но не спаслась сама.

Петуния старалась не показывать своего отчаяния и слёз. Но былого всё равно не вернуть. Они помолчали, придаваясь каждый своим горестным мыслям. После того эмоционального всплеска с картиной, Гарри ощущал себя бесконечно уставшим и безэмоциональным. Словно из него выкачали всё без остатка. Даже накатывающая волнами истерика медленно начала угасать.

Непонятным оставалось всё же довольно многое, например, почему именно мама оказалась волшебницей, а тётя, её родная сестра — нет?

— Так бывает, — удручённо вздохнула Петуния, утирая полотенцем слёзы. — В одной семье могут родиться одновременно и волшебник, и маггл. Возможно, что я и вовсе сквибб, — задумчиво пробормотала она. — Но мы никогда это не проверяли. Да и Дадли не обладает магией, так что…

— А кто такие магглы? И сквиббы? — спросил Гарри, поднимая на неё взгляд.

— Магглы — не обладающие магией люди. Сквиббы магией не обладают так же, но они её видят и ощущают. Могут приготовить лёгкое зелье… Я не очень хорошо знаю обозначение этих терминов, это тебе потом объяснят в школе.

— Школе? — Гарри удивлённо открыл рот. — но я ничего такого не помню, чтобы…

— В обычных школах нет, а в волшебной обучают магии. Твоя мама там тоже училась, где и познакомилась с твоим отцом. Прости, детка, но я крайне мало знаю о волшебном мире. Лишь из редких рассказов Лили. Она немного рассказывала о войне, о противостоянии. Волдеморт жуткое чудовище, не щадящее никого — это всё, что я знаю.

— Почему? Почему же они не уехали? — Гарри всё ещё не понимал, как можно было оставаться, зная прекрасно об опасности. — Они могли сбежать. Спастись.

— Ох, маленький, если бы я знала, — вздохнула сочувственно Петуния, обнимая племянника и целуя его в макушку. В её глазах тоже стояли слёзы. — Твой отец был кем-то вроде полицейского, и он не мог уйти. А Лили, наверное, не хотела оставлять его. Я не знаю, — прошептала она потерянно. — Но они очень сильно любили тебя. Вот это я знаю наверняка.

— Ага. Любили, — шмыгнул носом мальчик, обиженно надувая щёки. — Тогда они бы ни за что не остались. Ради меня. Спаслись бы! — горячо убеждённый, воскликнул он.

— Ну-ну, успокойся, — тёплые ладони обхватили лицо ребёнка. — Значит, у них не было такой возможности. Гарри, иногда ситуация может сложиться так, что… не получается предугадать последствия. Твоя мама писала мне за несколько месяцев до трагедии. Просила, чтобы в случае беды я позаботилась о тебе. Предупреждала, что может случиться нечто подобное. Она просила, чтобы однажды я рассказала тебе правду, чтобы ты знал, за что они боролись. Ну, и ещё очень много говорила о тебе, — с теплотой улыбнулась тётя.

— Он умер, да? — серьёзно спросил мальчик, хмурясь.

— Да. В ту самую ночь он умер, — кивнула твёрдо Петуния, погладив большими пальцами мокрые щёки ребёнка. - Так мне сказали.

— Жаль, — прошептал Гарри, отворачиваясь. — Я бы хотел, чтобы однажды он ответил за это. Чтобы посмотрел в мои глаза и объяснил, за что их убил.

— Гарри, — охнула женщина, отстраняясь, и растерянно моргнула. Она не ожидала такой реакции от обычно доброго ребёнка. — Я тебе рассказала правду не для того, чтобы ты думал о таких вещах. Тем более, его больше нет. Он уже расплатился за эту жестокость своей жизнью.

— Но ведь он не один действовал. Обычно у злодеев есть армия, там, штаб какой-то! И у каждого злодея есть какие-то слабости! — со знанием дела прокомментировал Гарри, не вслушиваясь в сказанное тётей. Заметив испуг в её глазах, он поспешно исправился: — Я вовсе не имел в виду, что пойду кому-то мстить, просто рассуждаю. В кино обычно всегда так.

— Гарри, это не кино. Это жизнь, — строго одёрнула его тётя. — А теперь всё, давай-ка поднимайся. Пойдём печь пирог.

Гарри посмотрел ей вслед, покачав головой. Если она собиралась всё оставить в прошлом, простить — это её выбор. Но Гарри точно знал, что прощать, даже покойникам, ничего не собирался.

***

Как тётя и говорила, первого августа к ним в дом заявился какой-то человек в черной одежде. Представился он Северусом Снейпом, преподавателем в школе чародейства и волшебства «Хогвартс». Что Гарри немного удивило, так это знакомство тёти и этого профессора. Она его явно узнала; это выражалось в её холодном голосе и таком же взгляде, Петуния упорно отказывалась отпускать Гарри с ним. Даже несмотря на его заверения, что с её дражайшим племянником всё будет хорошо. Откровенно говоря, Гарри и сам недоверчиво отнёсся к этому мужчине. От него будто исходила аура — неприятная, колючая. Голос мужчины был сухим и монотонным, но взгляд… Гарри не мог объяснить это ощущение, но ему казалось, что профессор его за что-то невзлюбил. Смотрел с презрением.

— Мальчику необходимо купить всё к школе. Если вы знаете, как попасть в Косой переулок, то можете сопроводить самостоятельно, — с неприкрытым сарказмом заключил человек в чёрной одежде, одёрнув полы своей длинной мантии. Мантия выглядела старомодно, была покрыта каким-то пятнами, а на вороте у капюшона и вовсе виднелись потёртости. — Но вы вряд ли сможете пройти через проход.

— Мистер Снейп, моя сестра была ученицей этой вашей школы, — холодно припечатала женщина, вцепившись пальцами в тонкие плечи племянника. Было больно, но мальчик даже не пискнул, опустив взгляд. — И я прекрасно помню, куда идти и как оттуда выйти. Так что в вашей помощи мы не нуждаемся!

Снейп сказал что-то ещё, что поняла лишь Петуния, отчего её губы дрогнули, а выражение лица окаменело. Выхватив из по-паучьи тонких пальцев желтоватый конверт, она распрощалась с гостем и, как только за ним закрылась дверь, шумно выдохнула. Гарри заинтересованно смотрел на тётю, пока не спеша задавать какие-либо вопросы.

— Когда-то мы жили на одной улице. Они с Лили дружили до школы. Как их отношения сложились потом, я не знаю. Но он мне всегда не нравился, — скривилась женщина. — Жил в семье алкоголиков и всегда выглядел… мутным. Неопрятным и неприятным. Крайне жаль, что в Хогвартс принимают таких… людей. Будь с ним осторожен, — Петуния кисло улыбнулась и протянула мальчику конверт. — Открой пока. Здесь должен быть список.

А вечером тётя решилась обо всём рассказать остальным домочадцам. Дядя Вернон отнёсся к этому со скепсисом и до последнего отказывался верить. Пока Гарри, переволновавшись, не поджёг свой рукав и шторы. Дадли возбуждённо тараторил, что тоже хочет в такую школу и быть магом. Его в принципе не волновало, что это опасно, или что нужно обладать хотя бы капелькой силы. Он твёрдо намеревался отправиться следом, пока мать не настояла на том, чтобы Дадли даже не думал в эту сторону.

— В конце концов, это не надолго, — неуверенно проговорила Петуния. — Летом Гарри приедет обратно.

— Но у нас нет даже денег таких. И где мы купим всё… это? — воскликнул Вернон, взмахнув письмом перед лицом невозмутимой жены. — Что это вообще за школа? Как мы объясним отсутствие Поттера в школе? Петти, мне это всё не нравится! Твоя сестра, сама ведь говоришь, связалась с этими, — мужчина махнул рукой в сторону окна, — и к чему это привело?

— Верно, — кивнула Петуния, устало вздыхая. — Но подумай. Ведь силы у Гарри будут расти. Ему нужно научиться ими управлять. Иначе в следующий раз он не шторы подожжёт, а целую улицу. Мне ещё Лили объясняла, чем опасны самоучки.

— Значит, мы выбьем из него это. Или найдём доктора, шамана, какую-то старушку с настройками — не знаю, — пухлое лицо дяди побагровело. — Но рисковать им — нами — я не позволю.

— Если попытаться сдерживать внутри силу, он умрёт, — холодно припечатала Петуния. — Это тебе не болезнь. Это природа. И против неё нет лекарств. Думаешь, я не пыталась найти для сестры способ избавиться от сил? Хватит, Вернон. Гарри пойдет в школу и будет там прилежно учиться. Это мы обсуждать не будем!

Гарри всё это время стоял в стороне и молчал. Он боялся, когда дядя так выходил из себя, потому что, если всё заходило слишком далеко, попадало именно ему, даже за то, в чём он виноват не был. Дадли тоже вжался в стену, стараясь даже дышать через раз. Не дай бог родители вспомнят об их присутствии и выгонят. Интерес, всё же, был не только у Гарри.

— Я не буду спонсировать эту мерзость, — так же холодно прошипел Вернон.

— Гарри — мой племянник, не смей так говорить о нём! — звонкий голос женщины, словно сталь, оглушил не только вздрогнувших детей, но и вышедшего из себя мужа. — К тому же, я уверена, что для Гарри родители оставили деньги. У них свой банк, мы пойдём и узнаем.

— Я не о Поттере. Я про школу, — буркнул выдохшийся Вернон, садясь на диван, и устало посмотрел на бледных детей. — Дадли, иди в свою комнату. Гарри, останься.

— Но, папа-а… — Дадли состроил плаксивое выражение лица, жалобно посмотрев на мать. Обычно это работало, и родители почти тут же оттаивали.

— Иди, Дадли, — кивнула и мягко улыбнулась мать. — Позже поговорим.

Когда Дадли ушёл, напоследок шумно хлопнув дверью, Гарри нервно поёжился от нахлынувшего страха и витающего в воздухе напряжения. Теперь всё внимание дяди и тёти было приковано к нему.

— Что сам думаешь по этому поводу? — сорванным голосом, но совершенно спокойно спросил дядя. — Хочешь отправиться в эту школу?

— Я… — Гарри потупил взгляд. — Тётя же сказала, что выбора нет. Так ведь? Даже если я откажусь, за мной придут. Я не хочу, чтобы вы оказались под ударом. Обещаю, что буду звонить вам по выходным. А на каникулах, надеюсь, можно будет вернуться сюда.

— Гарри прав. Он не принадлежит нам полностью, — тётя Петуния потёрла ладонями глаза. — Гарри — сын магов и мы, даже если захотим, бороться не сможем. Они будут приходить. И отпор им дать мы не в силах. Лучше будет, если Гарри отправится туда. Я обо всём узнаю, — твёрдо заявила она. — По поводу звонков, Гарри — не получится. Маги пользуются письмами и совами, по крайней мере, так было раньше.

— Что за старомодные обычаи: письма, совы… Они что, небось, ещё и перьями пишут? — хмыкнул насмешливо дядя, крутя в пальцах письмо, которое Гарри успел прочитать ещё до его прихода.

— Да, в самом деле, перья и чернила. Пергаменты, — кивнула на полном серьёзе тётя. — Лили мне объясняла, почему так, но я смутно помню.

— Подойди ближе, — скомандовал Вернон, зыркнув на племянника, и что-то доставал из нагрудного кармана. Этим чем-то оказались деньги, несколько фунтов. Глаза мальчика удивлённо распахнулись. — Вот, возьми. Это на случай, если тебя не захотят отпускать. Каким-либо способом свяжись с нами и возвращайся на любом доступном транспорте. Я встречу тебя. Мы, может, и не всегда находим общий язык, но ты — часть этой семьи. А мы своих не бросаем. Верно, Петти?

Глаза тёти Петунии увлажнились, она прижалась к широкой спине мужа, целуя его куда-то в изгиб шеи. Гарри смущённо покраснел, став свидетелем столь интимной сцены, и отвёл взгляд.

— Ох, Вернон…