Юра учился жить без Йонаса. И всё неприятней было возвращаться в квартиру, где помимо пианино и бутылки никого. Но даже они уже не тянули.
Былого волнения на сцене не было, как и спокойствия. Он кланялся в зал по привычке. Раньше искал там Йонаса, на крайний случай, знакомых, кого-нибудь из русской коммуны или комьюнити, но теперь и на это не было желания.
Юра брёл по улице. Домой не хотел, оттягивал как мог: пропустил автобус, не пошёл в метро. Думал скоротать время за сигаретой, да и осталось всего три. Он знал, не хватит и на полпути.
— Давно не виделись! — послышалось совсем близко.
Юра поднял глаза:
— Мик! — он сам не понял, удивился или порадовался.
Общение с Миком прекратилось само собой, после его переезда. Иногда созванивались, всё договорились встретиться. Но оба находили поводы не встречаться; Юра надеялся, что находит не только он.
— Куда ты? — совершенно не по-немецки Мик дружественно похлопал по плечу.
— Тороплюсь домой, — хмыкнул Юра.
— Ну раз такое дело не хочешь зайти со мной в бар. Слышал, ты мало с кем из наших сейчас общаешься, — с годами, казалось, друг стал только энергичней и общительней.
— Да многовато работы, — он повёл плечом, и идти никуда не хотелось, и отказывать тоже, — а ты тут по делам?
— Приехал в прайде поучаствовать.
— Точно, — Юра цокнул языком. Он и забыл, когда последний раз слышал о парадах.
И всё же решил:
— Пошли.
— Как у Йонаса дела?
— Не знаю, — Юра пожал плечами, — мы расстались несколько месяцев назад. А у тебя кто-нибудь есть?
— Вроде того, встретил одного парня в прошлой командировке, — Мик мечтательно улыбнулся, — очень похож на моего первого, даже имя созвучное.
Юра рассмеялся, вот кто-кто, а друг Мик был человеком одного типажа. Поставить любого из его бывших, да даже самого Юру, в ряд, и больше будет похоже на опознание преступника, чем любовные похождения одного мужчины.
— А у тебя же скоро первый тур по Европе?
— Ага, через пару месяцев, — Юра хмыкнул. Черт бы побрал этот тур. Да хоть есть веская причина меньше быть дома.
Мик спрашивал о делах, Юра отвечал и спрашивал в ответ. Лениво, нехотя. К своему удивлению, даже не побоялся задеть этим.
— Целых полтора года не могли собраться, вот смеху-то, — протянул он после не большой паузы.
Мик усмехнулся невесело.
В баре почти сразу оставил одного; увидел знакомые лица. И Юра увидел, но здороваться желанием не горел. Про себя лишь отметил, что много кого не знал.
Сел за барный стул и заказал пива. Юра искал Мика глазами. И так пошёл от нечего делать, теперь ещё и пить в одиночестве. Прямо, как дома.
Взгляд прошёлся по компании за столиком, несколько девушек. Одну Юра заочно знал, немка примерно его возраста. Остальных — нет. Но одна из девушек посмотрела на него в ответ.
Юра напрягся, отвел взгляд. Но чувствовал чужой на себе. Глянул искоса. Девушка, похоже, тоже ровестница с короткими темными волосами, чуть приподнялась с места и окликнула:
— Юрка? — на чистом русском.
И сердце упало в пятки. Звякнуло фальшивой нотой и замолкло. В памяти беспорядочно крутились имена и события последних лет. И только когда девушка приблизилась, он понял:
— Машка?
Ещё до переезда, да и в первые годы после, Юрка думал, что при встрече отгрызет ей голову. Но былой злобы, к удивлению, совсем не осталось.
— Ты тут не один? — спросила она, но в голове её тогда по-девичьи тонким голоском, отзвуком доносились: «Больные! Ненормальные!».
— Как и ты, — Юра кашлянул, отвернувшись к барной стойке.
Бармен подал пиво.
— Часто тут бываешь?
— Живу, — сухо ответил он и за несколько глотков опустошил кружку.
— А я вот недавно приехала, — Маша неловко повернулась к столу со своей компанией.
— Выйдем, — он поднялся, привычным движением доставая пачку.
Расселся прямо на ступеньках. Маша стояла, оглядываясь.
— Не думаю, что тут так положено, — сказала она, обняв себя за локти.
— Будто мне есть до этого дело, — ответил Юра с сигаретой в зубах: двух не хватит для душевного разговора. Говорить по душам и не хотелось.
— Ну конечно, — Маша присела рядом и взяла одну прямо из пачки, — я куплю тебе целую.
Юра со вздохом цыкнул.
— Куда тебе, — он глубоко затянулся, — небось карманы пустые.
— У тебя появился акцент.
— Поживи столько же среди немцев, я на тебя посмотрю, — и прерывисто выдохнул.
Маша подтянула ноги к себе и приобняла колени.
— Ты всё-таки не бросил музыку, — она улыбнулась, будто и не видела, как Юра раздражен, — видела объявления с тобой во фраке.
— С каких пор в ненормальные записалась? — он усмехнулся, боковым зрением глянув на собеседницу.
— Помнишь Аню? — Маша сделала жест, каким заправляют за ухо длинные волосы. Юра прикинул; значит, подстриглась недавно.
— А должен? — он сгорбился, оперевшись локтями на ноги.
В голове всплыло много разных Анн, но ни одна из них не была связана с Машей. Кроме одной:
— Анюта, — с такой нежностью произнесла она, что у Юры в груди защемило.
— Анюта, — он смутно вспомнил её. Самая высокая среди девчонок, за любую идею и никогда не боялась запачкаться, — разве она в была в последнюю смену?
— Не была, — Маша облокотилась на ступеньку.
— Вы ж из Ленинграда обе, — воспоминания накатили, — могли и встретиться.
— Так я в конце смены ляпнула ей, что влюбилась, она не то, что лично, даже на письма не отвечала, — она выдохнула дым.
Юра отвернулся:
— А мне это на кой ляд знать?
— Я просто, — Маша тоже сгорбилась, отвернувшись. Как прятала лицо за длинными волосами, будучи ещё пионеркой, — тебя увидела и узнать захотела, как ты.
— И зачем? — Юра глубоко вдохнул, но последняя затяжка оказалась короткой.
— Прости за то лето, — сдавленно произнесла она, — сколько лет уже вспоминаю и от себя тошно.
— Вот знаешь, — Юра не сдерживал себя, — мне вот тоже от тебя тошно было, и что? Будто от твоего «прости» мне лучше станет!
Он резким движением поднялся и зажёг последнюю сигарету.
— Не станет, — Маша бросила окурок в урну, — хотя бы перестанешь злится на меня.
Юра хотел накричать, обозвать последними словами, но слов уже не было. Только обрывистые воспоминания накатили неприятно, будто заболоченный водоём.
И злости на неё, Машу, давно уже не было. И угроза шестнадцатилетнего Юрки откусить ей голову при встрече давно потеряла всякий смысл.
— Иди уже, — Юра цыкнул, протянув руку. Маша пожала, — комсомолка.