Еще с детства черная тень за ее спиной стала чем-то неотъемлемым. Арахабаки следовал за ней неотрывно, иногда ворчал что-то своим хриплым голосом, иногда подсказывал, как и куда бить, а иногда ехидничал — все зависело от его настроения. Сколько бы Харука не возилась с зеркалами, а разглядеть проклятого духа за своим плечом у нее не получалось.
Единственное, что она иногда замечала — кровавые красные точки вместо глаз и черный силуэт, что был ростом с нее. Арахабаки рос вместе с Кайо, вместе с ней получал ранения и травмы, эмоции они тоже зачастую делили на двоих, но если что-то испытывал дух, то это чувство захлестывало огромной волной, накрывало с головой, заставляя барахтаться и захлебываться в нем.
Проклятье щедро платило сосуду за предоставление «жилища» — Харука была единственной «одаренной» и самым сильным ребенком на задворках Токио. Арахабаки наградил ее этой силой, надел корону на голову, но за это забирал годы жизни и спокойный сон — не было такой ночи, когда девушка не просыпалась от очередного кошмара. А еще этот монстр любил рассказывать об «особой способности», которая сделала бы девушку еще сильнее. Он называл это Порчей, и даже само название не вселяло в Харуку уверенности в том, что это не прикончит ее. Арахабаки любил в середине боя заставлять Кайо вытягивать руки вперед, а затем как бы накладываться на них черным силуэтом, усиляя способность. Мышцы после такого ужасно ныли, иногда появлялись непонятные синяки и кровоподтеки. Дух смеялся и объяснял, что это как бы мини-версия Порчи.
— Ну же, Хару, — шептал он на ухо девушке, пока та с угрюмым видом перебинтовывала запястье. — Разве ты не почувствовала, как хорошо тебе было в этот момент? Каким легким было все твое тело? В какое смертельное оружие оно превратилось всего за пару секунд?
— Еще как почувствовала, — буркнула девушка, злобно отрывая бинт зубами. Она сверкнула глазами в бок. — А еще знаешь, что я чувствую? Как у меня что-то пожирает кости изнутри. Как растекается моя кровь под кожей. Как ноют мои мышцы. Все эти последствия не стоят тех секунд славы, которые я смогу простоять под твоей обожаемой Порчей.
— Но Хару, — фантомные холодные ладони мягко погладили ее по плечам и тут же исчезли. — Это просто переходный этап. Когда Порча вступит в свой кульминационный момент, все, что она успела повредить, сразу же восстановится! Гляди, — черные пальцы проклятия вытянулись вперед, касаясь ноющего перебинтованного запястья. Боль сразу же исчезла, а вся тяжесть, которая была в руке до этого, словно бы испарилась. Девушка вздохнула. — Теперь ты понимаешь?
— Понимаю, что ты хочешь меня убить? Да, весьма отчетливо. Ложись спать, Арахабаки. Я очень устала.
Дух не оставил своих попыток сломать сосуд, который сдерживал его. Но если раньше он еще пытался уговорить Харуку, то теперь перешел к более серьезным действиям — проклятая энергия могла закончиться в самый важный момент, ранения с каждым боем становились все серьезнее и серьезнее, а Арахабаки все чаще смеялся своим хриплым голосом над каждой неудачей девчонки. Кайо иногда хотелось развернуться и врезать ему кулаком в рожу так, чтобы этот засранец больше не очнулся. Но не получится — этот дух сидит внутри нее, как-никак, только его присутствие ощущается за спиной.
***
Если смотреть с другой точки зрения, то Харуке крупно повезло, что в тот день она случайно налетела именно на Годжо Сатору, а не на какого-нибудь там Итадори Юдзи или кого-то еще. Ублюдок с повязкой на глазах очень бесил своей вечно улыбчивой рожей и вечным нытьем про «мне нечем заняться», но, когда проклятая энергия Сатору впервые сработала на Кайо, Арахабаки за спиной болезненно вскрикнул. И девушка поняла. Поняла, что нашла рычаг для контроля проклятия.
— А теперь послушай меня сюда, — девушка поправила воротник рубашки и взглянула в зеркало. Эта одежда делала ее старше, куда старше, чем выглядело ее лицо, но девушку это как-то не особо волновало. Проклятье за ее спиной встрепенулось. — Я предлагаю тебе сотрудничество. Ты не любишь боль, а этот тип умеет ее причинять. Поэтому, если ты помогаешь мне и, — она выделила это слово. — И не пытаешься меня убить, то я сведу прикосновения к минимуму. Но каждое твое неповиновение будет наказываться.
— Ты думаешь, что сможешь контролировать меня?! — ой-ой, кажется, кто-то разозлился. Черный силуэт за спиной начал увеличиваться и переливаться красным. Все тело резко обдало льдом, особенно спину. Арахабаки низко зарычал, кончиками когтей касаясь кожи на шее Кайо. — Девочка, ты, кажется, забываешься. Я один из тех, кто видел, как создавался этот мир. Я могу уничтожить тебя, если захочу, и твоя любимая Повязка не сможет меня остановить.
— Тогда чего не убил раньше? Мне кажется, когда мне было двенадцать, ты грезил этим, — Харука даже не изменилась в лице, пока выбирала как пиджак на ней смотрится лучше. Арахабаки зашипел, заворчал что-то невнятное, и девушка ощутила всплеск ненависти от бессилия, а затем дух сжался, прячась за ее спину. Харука хмыкнула. — Ну так что, непутевый дух, по рукам?
— Ты пожалеешь. По рукам.
***
— Не. Прикасайтесь. Ко. Мне, — Годжо одернул руку, когда получил по ней звонкий удар, и с некой обидой посмотрел на первогодку. Харука выглядела недовольно и взъерошено. Что пошло не так? Недавно девушка за ним прямо хвостом ходила и не могла отцепиться, а теперь… Мужчина вопросительно посмотрел на нее.
— У тебя что, биполярное расстройство, Харука-чан? Ты определись уже, хочешь чтобы я тебя по головке гладил или нет.
— Годжо-сенсей, я решу это тогда, когда захочу, чтобы вы ко мне прикасались. И вообще, разве у нас сейчас не задание? — «Хуяние» недовольно буркнул Арахабаки, который все еще отходил от боли, пульсирующей в его темном теле после проклятой энергии мужчины. Кайо тихо шикнула. — Так что все.
Пока девушка быстрым шагом удалялся на точку, на которой должна была ждать проклятого духа, чтобы изгнать, мужчине показалось, что он увидел странную тень, неотступно следующую за девушкой. Ему правда показалось или…?
***
Смена ролей и Порча утягивали в бесконечный круговорот камней, светящихся красным светом, трупов исчезающих проклятий, изломанных и разорванных, и крови, которая была повсюду. Арахабаки принял контроль тела на себя, полностью растворился своим черным силуэтом в Харуке. Кровавые подтеки украшали ее бледную кожу, капилляры в глазах полопались, пальцы дрожали, ноги подкашивались. Проклятый дико смеялся, швыряясь черными дырами и наслаждаясь каждой секундой в живом мире. Сатору наблюдал за девушкой с неким ужасом и каким-то благоговением.
Кровь неожиданно подступила ко рту, и хватило лишь одной судороги, чтобы вытолкнуть Арахабаки из тела. Дух вздрогнул, чувствуя, как электрический ток прошелся по всему его черному телу. Харука теряла сознание, а ее наставник все еще находился в стороне, широко распахнув под повязкой глаза. У духа был выбор: если девчонка умрет сейчас, то он вернется туда, откуда пришел- в темноту, а если нет…у него будет еще один шанс почувствовать себя живым. Ладно, к черту!
Последним своим рывком Арахабаки, с трудом удерживаясь в теле девушки, заставил ее выдавить из себя болезненное и хриплое «Годжо-сенсей!». Мужчина пришел в себя, а затем мир потемнел, теряя краски.
Оба очнулись только на больничной койке. Харука была слишком слаба, чтобы задавать вопросы, но дух нутром чувствовал, о чем она хочет спросить.
— Ты должна быть благодарна мне. Я спас тебя и, похоже, наладил твою личную жизнь, — на одну секунду лицо девушки выразило негодование и плохо скрытое смущение, так что Арахабаки хрипло засмеялся. — Не ври хотя бы мне! Тебе он нравится, да и похоже, что ты ему… Жестоко было бы разлучать вас, голубков.
«Если ты скажешь, что оставил меня в живых только ради «великой любви», я сама себя прикончу».
— Шучу, конечно. Чувства меня не волнуют. Ты мне нужна для кое-какой высшей цели. О, — дверь скрипнула. Арахабаки успел потрепать девушку за щеку, прежде чем скрыться за ней. — Твой любимый сенсей с остальными приперся.
— Хару! Ты живая вообще?!
— Еще бы, Кугисаки…
***
После этой Порчи Арахабаки научился исчезать сам. Он уходил в пустоту, которая появилась где-то в душе девушки, и сидел там, не слыша ничего и не чувствуя никаких прикосновений. Только слова о смене ролей, которые он когда-то рассказал девчонке, могли разбудить его и показать мир. Единственное, что Арахабаки замечал — это то, как до него долетают обрывки сильных эмоций Кайо. Радость, печаль, злость, боль, любовь — дух был уверен, что если бы он в эти моменты находился там, на поверхности, то эти чувства захлестнули бы его с головой. А еще он был уверен в том, что если бы эта пустота не появилась, то последствия для него были бы плачевными — засосы и укусы на теле Харуки по утрам говорили о многом. Арахабаки иногда кривился, когда выходил из своего убежища и смотрел на свой сосуд. Какой кошмар. Эти люди такие неконтролируемые.
Харука никогда не нуждалась в духе так, как нуждался в ней он сам. Девушка была его единственным путем в этот мир, единственным шансом ощутить дуновение ветра и прикосновение кожи к коже, но Арахабаки ничего не мог сделать против своей сущности. Он был духом, богом разрушений и катастроф. Полное уничтожение — вот его основная миссия, суть жизни, смысл его существования. Злость в те моменты, когда он спускался на землю, клокотала в его горле, выливаясь в черные дыры и множественные убийства. И Арахабаки нравился запах крови, нравилось слышать предсмертные хрипы людей, когда он давил их головы ногами. Проклятье понимало, что в Харуке есть частичка от него — девушка быстро заводилась, становилась уж слишком агрессивной от обидной шутки и очень легко отдавала контроль над своим телом.
Но, несмотря на все это, Арахабаки любил ее. Где-то в глубине своего существа, он испытывал к ней те чувства, какие испытывает отец к не самой послушной, но родной дочери. В редкие моменты грусти выходил из своего убежища, гладил по голове, молча выслушивал все, а затем бросал какую-то легкую шутку, чтобы услышать «пфффт» Харуки. Редкая улыбка девушки, адресованная духу, грела его существо.
И как бы Харука ни ворчала, ни отнекивалась, ни переругивалась с Арахабаки, но иметь проклятого духа за плечом было не так уж и плохо.