Чжоу Цзышу считала себя самым настоящим мастером маскировки. Лучшая ученица своего мастера, она переняла все его навыки и могла изменить лицо человека до неузнаваемости. Грим творил чудеса и нередко помогал ей в её непростой работе.
В такой ответственный момент её жизни, когда она наконец была в шаге от того, чтобы получить долгожданную свободу, пусть и такой дорогой ценой, девушка понимала, что не может позволить себе ни единого промаха в новом создаваемом ею для себя образе.
Она с педантичной аккуратностью накладывала на лицо маску, что теперь будет служить ей новой кожей. Она подводила глаза и губы, пытаясь сделать их больше и придать им более мужественные черты.
Цзышу долго думала, стоит ли ей перевоплощаться в мужчину после своей так называемой отставки, и всё же остановилась именно на таком варианте. Конечно, в случае чего, она всегда могла дать отпор обидчикам, с её-то умениями! Столько лет она управляла мужчинами и держала их в ежовых рукавицах. Скорее, бывшие подчинённые Цзышу боялись её до дрожи в коленках. Не зря же они называли её Железной Главой. Но девушке просто хотелось прожить оставшиеся ей три года в полном безделье: наслаждаться вином, солнечными лучами, и не тратить время на усмирение чьих-то там домогательств и поползновений. Вариант превратиться в уродку она не рассматривала, поскольку законы улицы жестоки, — это могло принести только больше проблем.
Цзышу затянула потуже грудь, повязала небольшой платочек на шее, положив внутрь немного ваты, и осмотрела финальный результат своих трудов.
— Не слишком ли красив для мужчины? — нахмурившись, подумала она, — выгляжу, как какой-нибудь изнеженный молодой господин из богатой семьи. Такие наверняка пользуются популярностью у обрезанных рукавов.
Подумав об этом, она усмехнулась: какое расстройство ожидало бы влюбившегося в неё мужчину! Но такие театральные представления, полные драмы, не входили в её планы спокойной жизни странницы. Тем более, одна такая парочка служила у неё в Тяньчуане, и она прекрасно знала, какие преданные и самозабвенные эти родственные души, делящиеся друг с другом персиком.
Нет, довести кого-то до самоубийства она точно не хотела. Поэтому, подумав ещё немного, Цзышу добавила в свой образ щетину, размазала грязь по лицу и хорошенько взъерошила сальные волосы.
Образ голодранца-босяка с улицы, у которого на вид ни гроша за пазухой, показался девушке самым подходящим вариантом, если принимать во внимание все её предыдущие размышления.
Но, лишь Небесам известно, почему всё с первого дня её свободного плавания по цзянху пошло не так.
Чья-то рука резко останавливает хлыст прямо перед её носом. Ещё бы чуть-чуть, и ей точно попало бы по лицу. Пусть и искусственному, а всё равно было бы неприятно.
— Простите мою нерадивую служанку, молодой господин, — елейный шёпот звучит у Цзышу прямо под ухом.
Она сразу заметила эту странную девушку в белом ханьфу, что сидела в ресторане, выпивала что-то из серебряной чарки и болтала со своей прислужницей. А как было не заметить, когда она косилась на Цзышу таким взглядом, от которого невольно по спине пробегали мурашки? За годы службы в Тяньчуан Цзышу научилась чувствовать на себе чужой взгляд.
— Чёрт бы побрал её, что ей нужно от меня! — мысли не давали девушке спокойно пить вино. А ей и секунды терять нельзя было, ведь скоро чувство её вкуса притупится.
— Может, я в этом образе похожа на какого-нибудь карманника, что обокрал её? Вот она и прожигает меня взглядом…
Но столь вежливое обращение к её персоне, как «молодой господин», развеяло эту теорию. Решив, что проще всего уйти и забыть о случайной встрече навсегда, Цзышу выдавила из себя улыбку и произнесла:
— Что вы, этот ничтожный недостоин столь вежливого обращения. Спасибо вам, молодая госпожа, что спасли меня. Позвольте откланяться.
Незнакомка лишь усмехнулась в ответ. Спина Цзышу покрылась холодным потом: она что-то заподозрила? У бывшей Главы Тяньчуан от природы был низкий голос, так она ещё и специально пыталась искажать его. Неужели не получилось?
— Путь предо мной просторный и далёкий. Взлечу и вновь спущусь к своей судьбе, — смеясь, сказала «спасительница» Цзышу, — нам с вами, молодой господин, ещё суждено встретиться. По крайней мере, я постараюсь, чтобы это случилось.
От такой наглости у Цзышу просто волосы встали дыбом. Сколько этой девушке лет? Выглядит взрослой, а ведёт себя совсем неподобающим образом. И волосы не заплетает, — каштановые волны свободно трепещут на ветру. Ладно, Цзышу сейчас вроде как мужчина, ей позволено распустить волосы, а она? Ей уж точно больше шестнадцати лет.
— Взрослый ребёнок, — сплюнула про себя Цзышу и ретировалась подальше от этого злополучного места.
Но, как известно, на снег ещё и иней.
Потом к Чжоу Цзышу привязался какой-то сердобольный подросток. Он говорил, что обязан помочь ей с лечением, ведь все в цзянху — твои братья. Все едины, и мы не должны бросать друг друга в беде. Цзышу невольно умилилась таким ещё детским и наивным представлениям об этом прогнившем мире самосовершенствования, а потому просто не смогла отказаться от предложения посетить одну из школ Пятиозёрья, в которой этот подросток был прямым наследником. Пятиозёрье наделало хорошего шума в цзянху. Чжоу Цзышу заставляла всех своих подопечных в Тяньчуане собирать о нём сведения, а потому хорошо знала о ситуации в этом объединении. Вот и выдался способ проверить, насколько правдивы слухи и насколько хорошо работали агенты под её руководством. Иными словами, увидеть всё воочию.
Казалось бы, достаточно сюрпризов. Но потом был пожар в Пятиозёрье, облава со стороны Долины Призраков, крики, смерти и кровь. А Цзышу кровь ненавидела всем сердцем. Ей тоже хорошенько досталось в этой схватке, и теперь всё её и без того затрапезное синее ханьфу было измазано бурыми пятнами. Хотелось плакать от несправедливости, но, когда ей было! Прямо сейчас, рыдая в три ручья, к ней прижимался всем телом этот бедный подросток, молодой господин Усадьбы, вчера ещё имевший всё, а сегодня — лишившийся родителей, дома и светлого будущего.
— Дядя! Дядя! — плакал он, глотая слёзы и сопли, — не бросайте меня! У меня теперь никого не осталось. Я никого не знаю! Мне не к кому обратиться!
Цзышу не умела успокаивать людей, а уж тем более детей, а потому просто утешающе гладила ребёнка по спине.
— Всё-всё, успокойся... Всё будет хорошо, у тебя есть родственники из Пятиозёрья… Туда мы с тобой и пойдём. Я доведу тебя до них, не брошу.
От такой несправедливости Чжоу Цзышу хотелось плакать ещё больше, чем от испорченной одежды, — она не планировала брать на себя какие-либо обязательства. В конце концов, она недостойна хотя бы три года прожить в тишине и спокойствии, без убийств перед глазами? Не хочешь убийства, — так получай детей!
— Я не хочу идти к ним! Не хочу! Это они погубили мою семью! Они! А эта пластина... — все его слова смешивались и терялись в беззвучных всхлипах.
Цзышу правда не знала, что ей делать. Конечно, как бывшая Глава Тяньчуан, она была хорошо наслышана о пластине, что может открыть секретный арсенал с ценнейшими техниками. Но девушка всегда знала, что с Неба не будут падать пирожки. И пластина была именно таким случаем. Втягиваться в грызню за эти куски стекляшки Цзышу точно не собиралась.
— Просто отвести бедное дитя к его дяде, и на этом мои полномочия закончатся, — в мыслях успокаивала себя Цзышу.
Но перед тем, как отвести ребёнка куда-то, его нужно было привести в чувства. Его рыдания потихоньку переходили в истерику, и простые касания и ласка уже не помогали.
— Мамочка… Папочка… Не уходите! Брат… Я вас так люблю, так люблю, — подросток дрожал в руках у Цзышу.
Железная Глава — это прозвище очень подходило Чжоу Цзышу, но только снаружи. Внутри, спрятанное за семью замками, у неё скрывалось мягкое и нежное сердце, готовое к сочувствию. И сейчас оно сжималось от боли за чужое горе, но как поступить, что сказать? Она не знала. За все года, проведённые в Тяньчуане, Цзышу разучилась облекать эти трепетные чувства в слова и действия, предпочитая оставаться холодной и неприступной.
— Ай-ай-ай, молодой господин, — такой знакомый тягуче сладкий голос разнёсся по заброшенному храму, — вы даже не умеете обращаться с ребёнком. Как же вы будете создавать семью? Какая жалость, молодой господин, а вы пришлись мне по вкусу.
Цзышу оставалось только просить у Небес сил, чтобы пережить этот бесконечный день. Для полного счастья ей не хватало только этой сумасшедшей в белом ханьфу. Но, быть может, хоть что-то полезное она и вправду умеет делать, а не только лепетать языком? Проигнорировав усмешку незнакомки, Цзышу как можно вежливее ответила:
— Я буду рад помощи молодой госпожи. У этого ребёнка случилась трагедия. Может, вы сможете его успокоить?
Девушка расплылась в улыбке и тут же потянулась руками к плачущему чаду, перетягивая его от Цзышу к себе.
— Эй, золото, как тебя зовут?
Такой простой вопрос, а Цзышу он буквально поставил в ступор, — она даже не удосужилась узнать имя ребёнка, а ещё пыталась как-то облегчить его моральную боль. Нет, точно, утешать людей — это не для неё.
— Меня зовут Чжан Чэнлин, молодая госпожа, — всхлипнул он, — а Вы…
Не дав ему закончить мысль, девушка прервала подростка:
— Можешь называть меня сестрицей. Я не такая старая, — подмигнула она, — сестрица Вэнь. Вэнь Кэсин.
И почему-то Цзышу показалось, что последняя фраза этой бесстыжей была обращена к ней.
— Я тебе помогу, Чэнлин. Сейчас я попрошу А-Сян, мою служанку, приготовить нам что-нибудь поесть, чтобы восстановить силы. Ты покушаешь, отдохнёшь, — она задумалась, — я обязательно расскажу тебе перед сном интересную сказку! Такую, какую ты ещё точно не слышал.
Чэнлин еле заметно улыбнулся сквозь слёзы и даже слабо кивнул. Но слова Вэнь Кэсин и вправду казались лёгкими и мягкими, укутывающими, словно облако. Даже Чжоу Цзышу невольно заслушалась этими интонациями, но тут же отогнала от себя эти мысли.
— А потом, на следующий день, мы вместе с вот этим молодым господином, — Кэсин указала тонким пальцем на Цзышу, — пойдём провожать тебя до Поместья Чжао Цзина.
Чэнлин вновь сник:
— Но… Пятиозёрье… Я не хочу к ним. Я хочу восстанавливать свою Усадьбу. Не хочу иметь с ними ничего общего.
Кэсин улыбнулась в ответ:
— Не делай поспешных выводов. Тебе ещё нужно на кого-то опереться в начале своего пути, как нового наследника своей школы. А вообще, — в её глазах промелькнул хитрый блеск, — кто знает, что ожидает нас в дороге! Да, молодой господин?
Она отпустила Чэнлина и молниеносно оказалась рядом с Цзышу, приобняв её за плечи и опасно задев платок на шее. Очень быстро. Цзышу даже не успела среагировать.
— С этой ненормальной нужно быть осторожнее, — промелькнула мысль в её голове.
— Без близкого друга не мог я отправиться в путь, — проговорила она всё тем же сладким голосом, — но теперь мы подружились с вами, молодой господин! Вы мне скажете своё имя? Моё-то имя вы знаете, и получается как-то нечестно!
Цзышу аккуратно отстранилась от её рук и, вздохнув, произнесла:
— Госпожа Вэнь, спасибо вам за помощь, но я не просил сопровождать меня и этого ребёнка до Поместья. Тут я управлюсь сам, и наши пути разойдутся. Поэтому, и имя моё вам знать необязательно.
— Это вы зря, молодой господин! А вдруг Чэнлин вновь расстроится? Вдруг его будут мучить плохие сны? И что же вы будете делать без моей помощи?
То ли эта Вэнь Кэсин была лисицей-обольстительницей в человечьем обличье и обладала неплохими такими чарами, чтобы располагать к себе людей, то ли у Чэнлина от горя в голове совсем помутилось, но он с радостью произнёс:
— Да, сестрица Вэнь, пойдёмте с нами! Вместе веселее!
Вэнь Кэсин вся засветилась от счастья и погладила Чэнлина по голове:
— Какой хороший мальчик! Но ты прав! В пути чем больше людей, тем лучше!
Цзышу ничего не оставалось, кроме как в сотый раз за день закатить глаза и принять неизбежное.
Перекусив какими-то лепёшками, что девчушка по имени А-Сян с таким упорством жарила на огне еле полыхающего костра, компания решила отходить ко сну.
Цзышу улеглась поближе к выходу из храма, чтобы незаметно ускользнуть посреди ночи и успокоить медитацией разбушевавшиеся в груди гвозди. Но пока у неё было время до полуночи, она хотела урвать хоть сколько-нибудь времени сна.
— Хунхай-эр хотел расколоть гору, чтобы спасти свою могущественную мать, Белую Змею…
Чжоу Цзышу хихикнула про себя, невольно слушая сказку, предназначавшуюся для Чэнлина:
— И как эта Вэнь Кэсин додумалась до таких бредней? Хотя да, она же точно сумасшедшая, нечему тут удивляться.
Но голос Вэнь Кэсин очень успокаивал. Цзышу не хотела себе в этом признаваться, но он ей нравился. Такой плавный и сочный. Она бы слушала и слушала, как та говорит…
Смутившись от таких странных мыслей, Чжоу Цзышу поспешила крепко замкнуть глаза и поскорее заснуть.
Пробуждение было тяжёлым, но уже привычным. Ровно в полночь девушка почувствовала, как внутри всё как будто скрутилось в один комок и начало пульсировать. Надрывно и остро. Боль отдавалась по семи акупунктурным точкам и расходилась по всему телу. Закусив губу до крови, чтобы не позволить и слезинке упасть с её глаз, Цзышу вышла наружу.
Устроившись в позу для медитации, она постаралась абстрагироваться от боли.
— Странно, в этот раз процесс идёт как будто бы легче… С чего бы это вдруг?
Чжоу Цзышу хватило секунды, чтобы понять, — помимо внутреннего потока ци, она получает ци откуда-то извне. Девушка тут же вскочила на ноги, даже позабыв о злополучных гвоздях, и начала водить глазами вокруг в поиске непрошеных гостей.
— Молодой господин, ну что же вы так, у вас такие серьёзные внутренние раны, а вы так резко поднимаетесь. Вам нужно быть осторожнее.
Кэсин улыбалась ей во все тридцать два зуба, а Цзышу, увидев это лицо перед собой, невольно вздрогнула. Она опять не заметила её приближения, и это пугало.
— Я решила помочь вам и поделиться своей энергией ци, — продолжила Кэсин, — даже не представляю, как вы получили такие ранения. Это страшно. Но, прошу, примите мою помощь. Это — от чистого сердца.
Цзышу усмехнулась:
— А вы всем помогаете, да, госпожа Вэнь?
— Конечно, — кивнула она, — я путешествую по миру и собираю заслуги.
— Просто Бодхисаттва во плоти, — продолжала иронизировать Цзышу.
— Помогаю всем, а вам хочу помочь особенно. Бывает, тот, с кем ты прожил до седых волос, — незнакомец. А тот, с кем случайно столкнулся на пути в повозке, — человек, которого, кажется, знаешь всю жизнь. Так и мы с вами, молодой господин. Я просто не могу обойти стороной вашу беду.
Чжоу Цзышу видела, что Кэсин говорила искренно, и от этого почему-то стало тепло на сердце. Давно она не получала ни от кого простой человеческой заботы. Цзышу вздохнула и вернулась к медитации:
— Тогда буду рад получить вашу помощь, госпожа Вэнь.
С двойным потоком ци гвозди успокоились быстрее, чем обычно. Цзышу наконец встала с земли, потягиваясь, и выдохнула с облегчением. Ей показалось, или в тот момент Кэсин отвернулась и как-то сдавленно сглотнула?
Будучи в медитации, Цзышу думала о том, отчего эта Вэнь Кэсин приклеилась к ней, похуже банного листа. Эти её странные взгляды и откровенные слова выдавали в ней плохо скрываемый романтический интерес. Цзышу, конечно, отвергала эти мысли всеми возможными способами, но другого объяснения просто не могла найти. И вот сейчас тоже. Что это было?
Кэсин выглядит как благородная госпожа. Может, ей захотелось острых ощущений? И она решила завести роман с каким-нибудь беспризорником? Или, может, у неё вообще такие вот странные предпочтения в плане мужского пола?
Тем временем Кэсин уже усиленно трясла Цзышу за руку и приговаривала:
— Я помогла молодому господину, и уж теперь точно достойна знать ваше имя. Уверена, что оно очень благозвучно!
Цзышу уже поняла, что Кэсин не отстанет, и решила ответить. Бегло обведя глазами окружающую обстановку и заметив одиноко растущую вдали иву, она ляпнула:
— Чжоу Сюй. Меня зовут Чжоу Сюй.
Кэсин рассмеялась и наигранно стряхнула воображаемый пух со своего ханьфу:
— Ивовый пух, как снег, на плащ дорожный слетает. Какое прекрасное имя! Мне кажется, мы уже достаточно близки. Могу я называть тебя А-Сюй?
Такого поворота Цзышу точно не ожидала. Видеть это лицо, искрящееся радостью, слышать этот голос, сыпавший столь интимными обращениями. Нет, наверное, она должна вернуть Кэсин с небес на землю.
— Госпожа Вэнь, — тихо начала Цзышу, — вам лучше держаться от меня подальше. На самом деле, я — не тот, за кого вы меня принимаете. Я в бегах и скрываюсь от очень серьёзных людей.
— Мне ничего не страшно, и я последую за тобой куда угодно, А-Сюй!
Цзышу казалось, что у неё даже начал дёргаться глаз от этой девушки рядом. Нет, ну как объяснить ей, чтобы она прекратила? Не успев даже подумать о том, что это слишком опрометчиво, Цзышу решила пресечь на корню все её романтические мечты.
— Пусть сурово, но точно сработает. Извини, Кэсин, раз на мягкие уговоры ты не откликалась.
Цзышу резко сорвала платок, оголяя белоснежную, слишком отличающуюся от загорелого лица лебединую шею. Ровную и красивую, но без намёка на кадык.
— Теперь ты понимаешь? — продолжила Цзышу, чувствуя себя даже как-то неудобно, — я — не та, за кого ты меня принимаешь.
Чжоу Цзышу ждала чего угодно — слёз, истерики или даже пощёчины. Кто знает, на что готовы женщины в печали и гневе! Но она точно не ожидала, что Кэсин рассмеётся в ответ и, недвусмысленно погладив её по шее, скажет:
— Вот умора! А-Сюй наконец-то мне призналась! А я думала, сколько мы будем ещё играть в эти кошки-мышки?
У Цзышу в голове сразу же завертелась куча путающихся мыслей:
— Она изначально знала? Но как? И зачем тогда следовала за мной?
И, как будто прочитав то, о чём думала девушка, Кэсин схватила её за руки и проговорила, глядя прямо в чернильные глаза:
— Конечно, я сразу поняла, что ты не мужчина. Думаешь, меня можно провести такими трюками? Я всё поняла по твоим лопаткам несравненной красоты!
От такого комплимента у Цзышу пробежал табун мурашек по спине, и она невольно дёрнула этими самыми лопатками.
— Если бы ты была мужчиной, думаешь, я бы тратила своё драгоценное время, чтобы следовать за тобой? Поспешу тебе напомнить: я очень занята тем, что помогаю страждущим и совершаю благие дела.
Кэсин, пользуясь тем, что Цзышу уже совсем потерялась в потоке её словесной пурги, приблизилась к лицу девушки. Так, что дыхание стало опалять Цзышу кожу, и прошептала:
— Я на ранней заре орхидеи срываю в саду. Боюсь, что их иней погубит морозной порою.
Услышав об орхидеях, Цзышу резко отстранилась, чувствуя, как лицо начинает пылать. И хватает же у Кэсин совести такое говорить? Зато Чжоу Цзышу теперь точно понимала её намерения.
Вэнь Кэсин явно наслаждалась произведённым эффектом. Ну ничего, Цзышу тоже знала пару строчек идиотской любовной поэзии, которой эта «охотница за орхидеями» сыплет на каждом шагу:
— Зачем ты, путник, ищешь орхидею? Недолговечна красота цветка, — бросила Цзышу в ответ, — так что, госпожа Вэнь, перестань-ка меня преследовать.
Однако, произнесённая поэтическая строчка возымела совершенно противоположный эффект. У Кэсин загорелись глаза, и она рассыпалась в аплодисментах:
— А-Сюй, а ты знаешь, как парировать в разговоре с противником! Очень красиво, очень красиво. Но знаешь, я уверена, что «недолговечная красота» — это не про тебя. Под слоем грима меня ожидает настоящая красавица, сама Ян Гуйфэй.
— Думай, что хочешь, — равнодушно ответила Цзышу, — но под этой маской скрывается чудовище.
И про «чудовище» Чжоу Цзышу говорила в метафорическом смысле: перед глазами тут же пронеслись все жизни, что она забрала, все родные, кого она потеряла. В горле появился противный комок, и она, легонько ударив Кэсин куда-то в плечо, сказала:
— Я иду спать. И только попробуй меня как-то потревожить. Я за себя не ручаюсь.
— Что ты, А-Сюй! — взмахнула руками Кэсин, — мне очень грустно, что ты обо мне такого мнения. Вот лучше, держи.
— Что это?
— Как что? Твой ватный кадык, — рассмеялась девушка, — или ты решила открыть нашу общую тайну всем?
Взяв вату с платком в руки и не забыв закатить глаза от очередного глупого подката, Цзышу вернула «кадык» на место и отправилась обратно в храм.
— И когда она успела его поднять? — мучилась мыслями девушка, — у этой Вэнь Кэсин очень отточенные движения для простой молодой госпожи из хорошей семьи. Она точно как-то связана с миром боевых искусств, и я должна узнать, кто она на самом деле.
А Кэсин мечтательно смотрела ей вслед и думала:
— Это точно она. Чжоу Цзышу.
Её единственная и неповторимая.
Примечание
Обрезанный рукав — так часто называли мужчину-гомосексуала в древности. Образ идёт от ханьского императора Ай-ди, который не хотел будить своего любовника, фаворита, чиновника Дун Сяня, что спал в его объятиях. Чтобы не разбудить возлюбленного, император обрезал рукав своего одеяния, когда вставал с постели.
Любовь между мужчинами могли охарактеризовать как «делиться персиком». Любовников же называли «дольки персика» или «ломтики персика». Сама история про персик пошла от истории любовных отношений императора Минцзи Ся и правителя Лина Вэйского. Император поделился персиком со своим возлюбленным, что рассматривалось как нежное и трепетное признание в любовных чувствах.
«Путь предо мной просторный и далёкий. Взлечу и вновь спущусь к своей судьбе» — отрывок из стихотворения Цюй Юаня, «Лисао».
Девочки до достижения ими возраста шестнадцати лет не были обременены серьёзными ограничениями при выборе причёски. По достижении этого времени девушки проходили церемонию переходного возраста «цзи-ли» (笄禮), в ходе которой волосы собирались в традиционную для Китая причёску. Во время ритуала волосы мылись, скручивались и фиксировались заколкой-шпилькой, называемой «цзи», (笄) или гребнем. Девушка, прошедшая церемонию, считалась взрослой и получала право на брак.
雪上加霜 xuě shàng jiā shuāng на снег ещё и иней — несчастье за несчастьем, одна беда за другой.
天上不会掉馅饼 tiānshàng búhuì diào xiànbǐng с неба не будут падать пирожки — бесплатный сыр только в мышеловке.
«Без близкого друга не мог я отправиться в путь» — из стихотворения «На горе каменный дом» Се Линъюня.
Хули-цзин (кит. трад. 狐貍精, упр. 狐狸精, пиньинь húli jīng), где первые два иероглифа (húli) значат «лиса», а последний (jīng) имеет много значений, в частности, «дух», «оборотень», «хитрый/ловкий/искусный». В китайской традиционной мифологии волшебная лиса — лиса-оборотень, добрый или злой дух. Также используется как метафора в значении «обольстительница, искусительница, соблазнительница». Превращаясь в красивых, молодых и сексуальных девушек, лисы-оборотни умело соблазняют мужчин (светлое начало Ян), ради энергии (ци), крови или семени для совершенствования своих волшебных возможностей. В результате жизненная энергия человека ослабляется, и нередко он умирает от истощения. Лисица же таким образом достигает высшей ступени развития и становится лисой-бессмертной (狐仙). Хули-цзин приписываются необычайная красота, острота ума, хитрость, коварство, ловкость и неуловимость. В своём изначальном облике они выглядят как обычные лисы. Основным показателем силы колдовских чар лисы-оборотня является её возраст.
Изначально Хунхай-эр — герой произведения У Чэнъэня «Путешествие на Запад», с выдающимися способностями, Белая Змея — персонаж из пьесы «Легенда о Белой Змее». В новелле Вэнь Кэсин объединяет двух персонажей и придумывает новую историю, чтобы рассказать о своей тяжёлой жизни. История звучит примерно так: у подножия горы У Син жил демонический ребёнок — алое дитя (Хунхай-эр), вместе с другими демоническими существами. Он ненавидел свой демонический род за их злодеяния. Ребёнок знал, что он — очень силён, поскольку его матерью была никто иная как Дух Белой Змеи. Она имела романтическую связь с человеком, за что была заточена в горе Хуа монахом. Мальчик хотел разрушить гору и спасти мать, но монахи остановили его. Также его предали те призраки, с кем он жил, не дав ему попасть на гору. Потом открылся секрет, что Дух Змеи — на самом деле смертная женщина, что просто достигла высокого уровня культивации. Таким образом, оба родителя ребёнка были людьми. Получалось, что если освободить мать, она потеряет своё «волшебное» обиталище, и тогда ребёнок в глазах других станет обычным человеческим ребёнком. Он таковым и был, у него было человеческое сердце. Но в глазах других у него получалось казаться демоном, покуда жила легенда о его «матери-духе».
Заслуга — важный буддийский элемент. По сути, заслуги — это действия, что приносят белую карму. Накопление данной кармы позволяет надеяться на лучшее перерождение, но не освободит из колеса сансары. Ну а чтобы получить шанс на нирвану (дословно «угасание») и освобождение от сансары, лучше всего «обрубить нечистые опоры сознания» и уйти в монастырь. Так, мирская жизнь не будет тебя отвлекать от процесса приобретения просветления.
絮 xù значит «пух».
«Ивовый пух, как снег, на плащ дорожный слетает» — из стихотворения Юй Хуанхао.
«Бывает, тот, с кем ты прожил до седых волос, — незнакомец. А тот, с кем случайно столкнулся на пути в повозке, — человек, которого, кажется, знаешь всю жизнь» — из трактата Сыма Цяня.
Бодхисаттвы — существа, достигшие просветления, но не становящиеся Буддами. Они остаются в этом мире, желая принести просветление всем и освободить от сансары всех. Почитаются в традиции Махаяны — «большой колесницы» (отсюда и название. В колеснице места хватит всем).
Сёстры золотой орхидеи — так называли девушек, предпочитавших женскую любовь, в Древнем Китае. «Я на ранней заре орхидеи срываю в саду. Боюсь, что их иней погубит морозной порою» — из стихотворения Гу Кайчжи, «Ночую на горе Каменные ворота». Интересно, что он также рисовал иллюстрации к стихотворению о красоте мифической богини, что правда цитировалось в «Странниках», когда Вэнь Кэсин хвалил шаги Чжоу Цзышу во второй серии: «Плывущие, как круговорот снежинок, подгоняемый ветром. Как лёгкое облако, накрывающее луну».
«Зачем ты, путник, ищешь орхидею? Недолговечна красота цветка» — из стихотворения Се Тяо «Сижу и ничего не делаю».
Ян Гуйфэй — героиня поэмы великого китайского поэта Бо Цзюйи «Вечная печаль». Знаменитая танская наложница, одна из четырёх красавиц Древнего Китая.