Свет ударил сквозь закрытые веки, как будто внезапно, но на самом деле я провела в полудреме не меньше получаса. Постель показалась непривычно огромной для меня одной. Я нахмурилась, спросонья силясь разгадать незнакомый запах, ощупала место рядом с собой — смятая, уже охладевшая простынь, еще одна подушка. Подняла голову, жмурясь одним глазом. Звук воды из душа ответил на мой невысказанный вопрос.

Я села на кровати, сонно потирая глаза. Мысли в голове скомкались в неразборчивый узел, что-то меня беспокоило, а что-то теплилось эйфорией в груди. Словно приснился сон и остался в воспоминании смутными образами вместо четких картинок. Дверь ванной щелкнула, приободрившись, я вскинула голову: Дилюк, чьи взмокшие волосы рассыпались по плечам на темной футболке, вдруг смущенно замер, а я наконец сообразила, что именно не так.

— Ты не разбудил меня! — голос взвился выше, чем планировалось, и я откашлялась: — мне же нужно… привести себя в порядок, приготовить завтрак и…

Парень безмолвно пересек комнату. Поначалу мне показалось, что он разозлился, и я принялась было придумывать себе оправдание, но когда он вернулся с тарелкой и кружкой в руках, все слова застряли в горле.

— Держи, — невозмутимо проговорил он, протянув мне пару сэндвичей и кофе со сливками. Пока непослушный язык по слогам пытался произнести «спасибо», Дилюк мягко улыбнулся.

— Завтрак в постель? Это ты так извиняешься за то, что мне придется работать после полубессонной ночи?

Он явно встал намного раньше меня, чтобы позволить мне украсть у сегодняшнего утра еще часок сна. Грудь внезапно затопили воспоминания о том, почему мне так понадобилось поспать чуть подольше, и щеки вспыхнули. Дилюк прикусил нижнюю губу. Неловкость, повисшая между нами, мешалась с запахом кофе, мяты и травяного шампуня. Молчание тянулось бы и дальше, если бы Дилюк не приподнял мое лицо за подбородок, пристально вглядываясь в него. Я стушевалась еще сильнее, лихорадочно пытаясь представить, насколько ужасным может быть мой внешний вид прямо сейчас: взлохмаченные волосы, припухшие ото сна веки, полосы на коже от морщин на ткани наволочки. Попытка отвернуться не увенчалась успехом: парень наклонился ко мне вплотную, прижимаясь губами к моим. Поцелуй был коротким и почти невинным — Дилюк почувствовал, как я напряглась, и тут же отстранился, вопросительно вскинув брови.

— Я… даже зубы не чистила… — сгорая от стыда потому, что приходится говорить такое, пролепетала я. Дилюка же не смутило ни единое слово. Он, кажется, даже не понял, почему я посчитала важным сообщить об этом прямо сейчас.

— Ты можешь воспользоваться моей щеткой, если хочешь, — он поднялся с постели, — и прости, что не разбудил. Решил, что тебе стоит поспать подольше. Мы поедем вместе.

Сэндвич во рту помешал мне выразить удивление должным образом. Я поспешно запила его кофе, едва не закашлявшись, и уточнила:

— Мы?

Он вернулся с кухни и остановился в дверном проеме.

— Чарльз звонил, — пояснил он, — у него возникли непредвиденные обстоятельства и он не сможет выйти. Так что на баре я сегодня буду с тобой.

Не знаю, что меня в этом взбудоражило больше — то, что Дилюк, очевидно, точно так же не выспался, или то, что мне придется заставлять себя адекватно мыслить, когда весь рабочий день пройдет бок о бок с ним.

Про второе я ему рассказать не решилась.

— Сколько ты спал?

Он не торопясь отхлебнул из кружки, прежде чем ответить:

— Часа три, — и, натолкнувшись на мой возмущенный взгляд, добавил: — мне хватит. Я посчитал, что должен разделить с тобой это бремя недосыпа.

Мне захотелось скорчить ему физиономию, чтобы передразнить этот нарочито возвышенный тон, но я удержалась. Заставить его улечься будет невозможно — он уже решил. Да и вряд ли мне понравится тянуть весь бар в одиночестве, а на замену в такую рань не получится поднять хоть кого-то. Разумеется. Я бы и сама не встала.

Дилюк не отрывал от меня взгляда, пока я жевала, и это начинало сводить с ума.

— Вкусно… — неловко буркнула я, проглотив кофе. Не кривя душой — правда вкусно. — Сам варил?

Совершенно идиотский вопрос, и Дилюк это понял. Снисходительно улыбнувшись, он ответил:

— Кофемашина. Я не силен в напитках, которые нужно варить. Я умею лишь разливать и смешивать.

Тишина воцарилась вновь. Я отставила посуду на прикроватную тумбу и оглядела комнату. Светло и просторно. Даже слишком. Вчера у меня не было возможности рассмотреть ее как следует, а теперь я вижу, что здесь поразительно мало мебели и вещей. Сразу заметно дом человека, который в нем ислючительно спит — и иногда ест.

В одиночку.

— Ээ, — в конце концов, не выдержала я, когда Дилюк снова не сдвинулся с места, — мне нужно помыться.

Он помедлил с ответом, вероятно, припоминая, что именно мне необходимо, чтобы я сумела успешно это осуществить.

— На крючке есть чистое полотенце, я оставил его для тебя.

Я закусила губу. Пальцы неуклюже перебирали уже взмокшее от вспотевших ладоней одеяло.

— Я… мне нужно туда дойти.

Ткань чужого постельного белья прижималась ко всем местам, по которым вчера блуждали мужские руки, губы и все прочее, что обычно обнажается в таких случаях; под покровом ночной темноты я, конечно, робела, однако возбуждение неотвратимо брало вверх. Одежда рядом — заботливо сложена на стуле, до которого рукой подать. И все же мне хотелось бы смыть с себя остатки вчерашнего вечера, прежде чем натягивать ее вновь. Меня и без того ждет то, что принято называть «маршем позора» — даром что в мой законный выходной никто из коллег не видел, в какой одежде я разгуливала вчера.

Дилюк недоуменно приподнял бровь.

— Хочешь… чтобы я тебя донес?

Звучит заманчиво. Но для этого мне все еще придется вылезти из-под одеяла. Я устало вздохнула и потерла лоб.

— Я не одета. Пожалуйста, отвернись.

Он растерянно переминулся с ноги на ногу, огляделся по сторонам, будто в поисках какой-то помощи. Не нашелся, что ответить, и лишь промямлил:

— А, то есть… Да, прости…

Никто не учил меня, как ведут себя девушки утром после первого секса в отношениях, да и прежде ко мне не проявляли так много интереса. Я отчаянно боялась все испортить. Вдруг в лучах утреннего солнца мое тело больше не покажется ему столь привлекательным? Вдруг ночью все было не так замечательно, как представлялось мне?

Захлопнув дверь ванной за собой, я взглянула на свое отражение. Запотевшая поверхность скрывала все несовершенства, которые я могла бы как следует рассмотреть в чистом зеркале, и я с трудом поборола желание оставить все как есть. Смахнула ладонью мелкую испарину. Увиденное заставило меня прильнуть поближе. Что это, блеск в глазах? Должно быть, виной всему освещение. Синяков под глазами не видно по той же причине, а румянец проступил всего лишь от воспоминаний. Не может быть, чтобы невыспавшаяся я утром выглядела еще симпатичнее, чем перед вчерашним свиданием, к которому усиленно готовилась добрую половину дня.

Я провела рукой по зеркалу ниже, открывая взору вид на собственное тело, привстала на носочках. Несколько еле заметных краснеющих пятен-укусов проступили на груди и ребрах. Я отступила еще дальше, глядя на себя по самые бедра. Повернулась, разглядывая спину. Пальцы ног непроизвольно сжались от всплывающих в памяти ощущений его кожи на своей, звуков тяжелого дыхания и тихих стонов удовольствия над ухом…

Я тряхнула головой, отбрасывая непрошеные фантазии. Дилюк не сильно обрадуется, если из-за меня мы опоздаем, а я уже и так потратила много времени — и его, и своего собственного. Наспех сполоснув тело, я завернулась в полотенце — преступно огромное для крошечной меня — и задумчиво оглядела свою одежду. Из комнаты слышалась неторопливая возня, звякнула пряжка ремня, ключи упали на столешницу. Я поджала губы и скривилась, но все же заставила себя выглянуть из-за двери и попросить:

— Можно мне одолжить твое белье?

Дилюк поднял глаза, выпадая из мыслей. Взгляд машинально зацепился за мое полотенце, которое я крепко удерживала рукой на уровне груди, однако он вернул себе самообладание и, пряча улыбку в чашке, отозвался:

— Ну, если оно тебе подойдет…

— Не смейся! — его выражение и тон не остались незамеченными. Я мгновенно вспыхнула — мне не нравилось, что вся моя рутина пошла наперекосяк. Из нас двоих у Дилюка было завидное преимущество: он, в отличие от меня, у себя дома, в противном случае такое отклонение от привычного распорядка явно вывело бы и его из себя. — Я не пойду на работу в грязном.

Он замотал головой, отмахиваясь от моих слов — мол, конечно, я даже и не думал, что ты захочешь надеть вчерашнее. И все-таки голос его звучал подчеркнуто тихо, будто если он выдавит из себя хотя бы немного больше звука, он неизбежно рассмеется.

— В верхнем ящике. Бери любое.

Когда со всеми унизительными мероприятиями было покончено и мы сидели в машине, Дилюк отчего-то замешкался, прежде чем завести двигатель — даже невзирая на то, что мы все-таки безбожно опаздывали. Он похлопал ладонями по коленям и, наткнувшись на мой вопросительный взгляд, заговорил:

— Ты не думаешь, что нам нужно прийти по отдельности? В смысле, если мы будем вместе, ребята все поймут. А я уверен, что там далеко не только Аделинда, — он закатил глаза.

Он лукавил — каждый в баре уже давно догадался, что с Дилюком нас перестали связывать исключительно рабочие отношения. Но в чем-то он все же прав: приехать вместе утром, еще и на добрых сорок минут позже, чем следовало, означало напрямую продемонстрировать, что мы не просто вместе, а еще и спим вместе. А это уже принципиально иной уровень.

И мне отчего-то хотелось, чтобы другие это увидели.

— Да, согласна. К тому же, если капитан полиции снова изъявил желание посетить бар, он не упустит возможности побесить нас обоих.

Дилюк молча вдавил педаль газа, мы тронулись. Я отвернулась, с трудом сдерживая смех.

— Думаю, наплевать, что они будут говорить. Это не их дело.

Конечно. Кэйа должен быть в числе первых, кому Дилюк покажет, с кем я на самом деле.

***

Встречали нас разве что без шаров и праздничной ленты с надписью «наш босс официально спит с бартендершей». Впрочем, скорее всего, им просто не хватило времени такое устроить. Аделинда, вынужденная провести за стойкой лишний час, совершенно не выглядела расстроенной, и дело вряд ли было исключительно в том, что Дилюк пообещал ей за это неплохое денежное вознаграждение — учитывая, что это по большей части именно его вина.

Венти и уж тем более Кэйе никто ничего не обещал, однако оба они по какой-то неведомой причине были здесь. Кэйа хмыкнул и протянул музыканту раскрытую ладонь, а тот, напустив на себя нарочито уязвленный вид, бросил ему несколько купюр. И тут же припал губами к бокалу: держу пари, он за свою выпивку даже не платил.

— Как никогда рад тебя видеть! — воскликнул Кэйа, привлекая внимание Дилюка к своей персоне, — если хочешь знать, я поставил на вас двоих, а вот Венти был не так сильно убежден.

Венти блаженно улыбался. Проигранная сумма его будто и вовсе не волновала.

Дилюк почти проигнорировал эту провокацию со стороны брата, но в последний момент все же повернулся и бросил:

— Играешь на деньги, или офицерам закон не писан?

Тот усмехнулся, медленно вставая из-за стола. Венти, хихикая, толкнул его кулаком в бок.

— Совсем неудивительно, что тебя не взяли в полицию. Нет ничего незаконного в том, чтобы поспорить с другом на деньги.

Я хотела было уточнить у Дилюка, правда ли его не взяли в полицию, но, увидев выражение его лица, мгновенно передумала.

— Тебе случайно не нужно работать? — проворчал он, и Кэйа в ответ лишь пожал плечами. — А ты разве выступаешь сегодня? — обратился он к Венти.

— Неа, — непринужденно бросил парень, — просто услышал, что вы сегодня опаздываете, и не смог пропустить это историческое событие.

Дилюк бросил уничтожающий взгляд в сторону Аделинды, а подруга, в свою очередь, молниеносно отвернулась, делая вид, будто ничего не слышала и не видит.

— Пойду переоденусь, — подала я голос и направилась к подсобке, однако у стойки меня задержали.

— Солнышко, всего на пару слов, — пропел Кэйа. Я кивнула. Девушка за его спиной, казалось, не обращала внимание на происходящее, хотя посетители — особенно те, что захаживали минимум раз в неделю по выходным — давно привыкли к сценам, которые мы им невольно устраивали. — Не хочу, чтобы ты подумала, что я пытался увести красавицу у своего брата из-под носа.

Я вскинула брови.

— О чем ты говоришь?

— Видишь ли, ты и правда мне понравилась, — продолжил он, — но когда я увидел его реакцию, я решил, что он должен увидеть, что бывает, когда упускаешь девушек, к которым ты неравнодушен.

Я обернулась. Дилюк по-прежнему стоял поодаль и наблюдал за нами, уже без прежней враждебности во взгляде, но все еще слишком напряженный, чтобы мне хотелось испытывать его терпение и дальше.

— То есть, ты хочешь сказать, что пытался устроить нам личную жизнь, а не прибавить еще одну девушку к списку прошедших через твою постель?

Я понизила голос почти до шепота, правда, девушка по соседству за стойкой все равно вдруг обернулась и окинула нас коротким взглядом. Кэйа откашлялся.

— Ээ… Кто тебе такое рассказал, милая? — его тон звучал обескураженно, как будто он не ожидал, что я могу такое сказать прямо в лоб, без обиняков. — Видишь ли, обо мне ходят такие слухи, но не стоит верить всему, что слышишь, — он улыбнулся — абсолютно искренне и даже немного грустно.

— Значит, Аделинда солгала мне? — я старалась звучать еще тише, чтобы на этот раз меня уж точно не услышал никто, кроме тех, кому сказанное предназначалось.

Он открыл рот и тут же закрыл его. Рассмеялся.

— Я… черт, почему именно у Аделинды ты об этом спросила? — он потер лоб, словно собираясь с мыслями. — Нет, Аделинда не солгала. С ней… это было.

Будто почувствовав, что о ней говорят, девушка тут же вклинилась, прерывая наш неловкий разговор:

— Я не хочу работать тут до вечера. Катарина, я лично попрошу у Дилюка, чтобы это вычли из твоей зарплаты, — она звучала строго, но я уловила в голосе нотки дурашливого веселья.

— Уже ухожу, — отозвался Кэйа. Его сконфуженный вид опять превратился в ухмылку, и он наклонился ко мне напоследок, прежде чем уйти: — на твоем месте я бы приглядел за дамой, которая сидит за моей спиной. Я уже видел ее здесь. Она уж очень любит отсвечивать перед твоим ненаглядным.

Я не заметила, как ушел Кэйа, ибо все мое внимание поглотила светлая макушка новой героини несуществующего рассказа о наших с Дилюком отношениях. Уже переодетая, я вернулась за стойку спустя считанные минуты, а Аделинда, наспех обняв меня на прощание, тут же скрылась за дверью. Дилюк встал рядом за стойку и ободряюще улыбнулся мне.

— Желаете чего-нибудь еще? — обратилась я к девушке, внутренне уповая на то, что Кэйа всего лишь решил надо мной поиздеваться.

Она оказалась уже изрядно выпившей — с самого утра.

— Спасибо, я бы хотела, чтобы меня обслужил ваш красноволосый бармен.

Я сжала зубы так, что челюсть хрустнула. Медленно обернулась к Дилюку.

Он хладнокровно оторвался от бутылок и, выдавив приветливое выражение, обратился к ней:

— Добрый день, Донна. Я нанимал всех своих помощников собственноручно. Я гарантирую, что Катарина обслужит вас так же замечательно, как это бы сделал я.

Впрочем, Донну такой ответ не удовлетворил. Она надула губы и принялась молча прокручивать полупустой стакан в руке. Я наблюдала за каждым ее движением, пытаясь предугадать, выкинет она что-нибудь из ряда вон или ей нужно для этого выпить побольше.

— Я все-таки настаиваю, — вновь заговорила она, — клиент всегда прав, и если вы мне откажете, я буду вынуждена написать на вас жалобу.

Я поглубже вдохнула воздух в легкие, намереваясь выдать самую гневную из тирад, которые я когда-либо произносила, и видя, к чему все идет, Дилюк мягко оттеснил меня в сторону.

— Хорошо. Я готов вас обслужить. Что предпочтете?

Она аж привстала от радости, вперившись в Дилюка таким взглядом, будто готова прямо сейчас залезть на эту стойку. Или под стойку — даже скорее под стойку.

Я стояла в стороне, глядя, как она говорит ему что-то — неспешно, растягивая слова, водя языком по зубам и губам на звуках, для которых эти части рта даже не требовались. В глазах темнело все сильнее. И хотя Дилюк продолжал выглядеть равнодушным, я чувствовала, как внутри меня все кипит только от того, что кто-то смеет глядеть на моего парня так, словно на нем нет всех этих тысяч слоев одежды. Словно они видят то же, что видела я ночью — подкаченный торс и сильные руки, светлую кожу на бедрах и дорожку красноватых волос внизу живота, уводящих прямо в…

Когда она коснулась своими мерзкими длинными пальцами его воротника, я поняла, что еще немного — и я либо ударю ее, либо…

Я поцеловала его внезапно, сбивая с толку и не дав договорить — о чем бы он с ней ни разговаривал.

Он ответил не сразу, но расслабился, когда ощутил, как меня трясет до самых кончиков пальцев. Ему было сложно разгадывать чужие эмоции, однако он вмиг понял свои собственные — даже несмотря на то, что видел их в ком-то другом.

Мне пришлось долго целовать его, чтобы успокоить разбушевавшееся негодование, и он стоически выдержал эти несколько минут. Только когда я первой оторвалась от него, он тихо шепнул:

— Прекрати. Ты подрываешь мой авторитет здесь.

— Приятно знать.

Бар вдруг опустел. Вместо Донны на стойке лежала мора — а вот бокал с недопитым алкоголем она утащила с собой. Хотя и заплатила только за напиток, а не за сосуд, из которого пила.

Вряд ли кто-то из нас двоих расстроился. У нас были дела поважнее — даже в отсутствие посетителей в баре ранним утром.

— Ты просто решила отомстить или правда ревнуешь?

Я не удостоила его ответом. Теперь — уже неважно.