Никто и никогда не увидит моего лица. Его я испокон веков прячу за маской. Доброжелательной каменной маской бескорыстной угрозы.

В свой первый день, едва я только проснулся на этой грешной земле, как появились они.

Те, кто посмел лишить меня моего последнего пристанища, путь к которому я с огромным трудом проложил себе сквозь столетия.

Ах, если бы они только знали, чем грозит мое появление в их чахлом сером обыденном мирке!

Жалкие смертные. Вы никогда и ничему не научитесь. Сколько бы раз не наступили бы на одни и те же грабли.

О, а вот, наконец, и последний «смельчак». Взгляните на него! Да ты смешон, ей-богу!

Своими унылыми попытками ты ничего не добьешься.

Милая ледяная старушка Смерть в скором времени ожидает тебя.

Но ты этого не замечаешь. Как странно. Может быть, ты слишком высокого о себе мнения?

Я хмурюсь. И от одного только моего взгляда земля раскалывается напополам, образуя трещины, в глубинах коих плещется самая настоящая лава.

Это не самая оригинальная моя идея. Да. Я прекрасно знал это. Я хотел только напугать тебя. Не убить. И все-таки я позабыл о том, что Смерть не согласна с моими задумками.

Я подхожу к самому краю пропасти и вздыхаю, заметив темную фигуру человека, плоть которого очень быстро разъедалась, словно крошка сахара в стакане воды.

Как жаль. Но я презираю умников, которые считают, что познали все тайны Вселенной.

Я сплевываю на пол и резким шагов выхожу за дверь, покидая это здание, которое обрушится за моей спиной на трухлявые обломки, едва я только выйду за дверь.

В тяжелом сером небе молния чертит только ей одной понятные картины.

Я вновь хмурюсь. Мне не нравятся дожди. Вода имеет за собой привычку стирать искусно выкрашенные линии и постепенно подтачивать мою каменную маску.

Я поспешно прячусь за карнизом соседнего серого здания и усаживаюсь прямо на землю, с нетерпением ожидая, когда же дождь, наконец, закончится.

С северного холма дул ветер, пронизывающий меня, облаченного лишь в некое подобие одежды, едва закрывающую спину. Но я не чувствовал холода. Да и что я могу чувствовать? Мое сердце давно уже не бьется. Оно создано из того же камня, что и моя маска. Несколько столетий, а может быть и тысячи лет прошло с тех пор, как меня сделали именно таким. Когда-то я был вполне живым. Сделанным из плоти и крови.

Но те времена миновали. И я почти не помню ничего из этого.

Кем я тогда был? И кто есть я теперь?

Я тот, на кого было наложено древнейшее проклятие. Я — подручный самой Смерти.

Я тот, которого все живое боится, в суеверном страхе веруя, и даже, порой, одаривает особенными жертвами.

Вполне возможно также, что я сам – есть олицетворение божества, заточенного в каменный гранит? А может быть, я только человек, потерявший свою память сквозь прошедшие столетия?

Я не помню, кого представляю из себя на самом деле. Я уже не знаю кто я. Единственное мое желание – это вернуться, наконец, домой, в свое каменное кресло и вновь спокойно заснуть. Спать. Только лишь спать. До самого конца этой эпохи.

Мои мысли прерывает маленькая фигурка, тянущая ко мне свои тоненькие ручонки.

И вот уже даже сам того не понимая, я направлюсь вместе с ней в ее уютный дом, подальше от дурацкой дождливой сырости.

Она кормит меня яблочным пирогом и наливает мне крепкого чаю.

Отчего ты так добра ко мне? Разве ты не знаешь, что я принесу тебе только боль и разрушения? Но она в ответ почему-то только смеется. Ее звенящий колокольчик смеха заставляет меня изогнуть каменные губы в печальной улыбке.

Милая. Она слишком милая. И, тем не менее, завтра она непременно умрет.

Целый день мы с ней беседовали о всяческих пустяках. Вернее, разговаривала-то только она. Я могу только молчать, время от времени кивая головой. Я позабыл уже, что нужно делать, что бы так же произносить эти странные звуки, именуемые речью.

Но мое молчание, казалось, нисколько ее не огорчало.

Если бы она только знала, кого пригласила в свой дом, то давно убежала бы от меня без оглядки.

Она, как я и предполагал, не дожила до следующего утра.

Ее маленькое сердце, наряженное красными шелковыми лоскутами, забилось сильнее в последний раз и, наконец, замерло.

Я протянул руку и легким прикосновением закрыл ее похолодевшие веки, накрыл ее тело мягким одеялом и взглянул в последний раз в ее казавшееся спящим лицо.

И содрогнулся, изумленно почувствовав, что где-то там, у меня внутри вдруг впервые вздрогнуло холодное каменное сердце. И тогда вдруг, мои руки сами потянулись к моему лицу и сняли с него маску.

— Прощай, — хриплым, гулким голосом произнес я, с трудом двигая губами. Вернул маску на место и вышел из ее дома под новую волну яростного дождя.

А где-то там, в ночном небе, я знал это с уверенностью, зажжется новая маленькая сверкающая точечка.