Шум мотора и едущего транспорта - единственное, что было слышно лучше всего. За окном Мефистофеля - глубокая ночь, и автобус направлялся в более отдалённое место после очередной миссии, дабы немного передохнуть. С учётом этого, в салоне была гробовая тишина, ведь все ужасно устали после неимоверного количества битв и смертей.
Ну, или почти все. К примеру, Грегор, который пусть и до смерти устал, но всё же не спал - в голове копошились какие-то свои беспокойные мысли, мешающие уснуть. Потому он уставшим взглядом смотрел на проходящие мимо городские пейзажи. Скучные, серые и тоскливые - таков был Город, и поделать с этим хоть что-то практически невозможно.
Можно было встать и пересесть вперёд, возможно даже завести полуночный разговор с Данте (если тот не спит)... Да вот только на его плече сладко спала Родя, отчего грешник оказался в патовой ситуации. Будить её не было желания и намерений, да и девушка не то, чтобы мешала своим присутствием, потому он просто смирился.
Где-то с задних рядов послышался грохот, отчего часть пассажиров вздрогнула или проснулась. Даже Вергилий, о котором все иногда забывали, обернулся. Грегор же не стал оборачиваться, дабы не привлекать внимания. Да и по звуку он, боем пройденный, понимал, у кого что упало.
– Прошу меня простить. – тихо принесла свои извинения Измаил (явно проснувшаяся из-за грохота) и аккуратно убрала всё под сидения так, чтобы не мешалось. Вместе с этим в автобусе вновь наступила тишина, царившая ранее.
Грегор вздохнул и, чуть поёрзав на месте, закрыл глаза, прислонив голову к окну автобуса. Он устал и ужасно хотелось спать, но сон будто как на зло не приходил. Приходилось просто надеяться, что его выключит в какой-нибудь момент и он поспит хотя бы час или два.
С тяжёлым вздохом Грегор закрыл глаза, надеясь на осозноваемо несбыточное чудо, как снова что-то вокруг да происходит. В этот раз нежданным событием оказалось шевеление со стороны Роди.
– Мм... Грег? – она приподнялась, отлипнув от чужого плеча и, с трудом открыв глаза, сонно взглянула на него. – Ты чего не спишь?..
– Тоже самое хотелось спросить у тебя. – Грегор с тяжёлым вздохом стащил со спинки кресла свой плащ и накинул его на голову Родионы. Грешница же спустила его к себе на плечи и, зевая, пододвинулась ближе к грешнику.
– Тебе тоже не помешает отдых. – Родя коснулась рукой щеки Грегора, отчего он сначала вздрогнул, а после чуть сильнее прижался к чужой ладони. Она же, не до конца проснувшись, слабо улыбнулась, начав слабо поглаживать большим пальцем его щёку. – Что-то тревожит моего дорогого Грегора?
– И почему ты такая проницательная... – грешник вздыхает, закрывая глаза. Единственная его слабость - прекрасная грешница, которая так бесцеремонно забрала на себя всё его внимание. В рабочее время он старается противостоять её обаянию, но сейчас просто нет на это сил.
– Потому что у тебя всё на лице написано, малыш. – Родя мягко усмехнулась. Этот тихий и тёплый смешок действовал на Грегора как успокоительное. И это достаточно странно, что вообще что-то на него действовало именно таким образом.
Всё же, прекрасной русской душе удаётся отогреть каждого, даже самых травмированных людей. И ведь он сам неосознанно тянулся к этой теплоте не смотря на то, что приходилось привыкать ко многому: к первой реакции на его "руку", к кличкам, к подколам. И так миссия за миссией, день за днём, они просто привыкли к друг другу.
А потом эта привычка стала перерастать во что-то большее. Они стали проводить время вместе намного больше обычного, всегда рядом стояли, и Родя позволяла себе безцеремонно нарушать личные границы Грегора. А он и не противился – в её прикосновениях пусть поначалу было что-то внезапно-пугающее, а после приятно-успокаивающее.
– Ну так что же тебя беспокоит, Грег? – полушёпотом поинтересовалась грешница, а грешник с тяжёлым вздохом открыл глаза и взглянул на Родю. В его уставшем взгляде читались тени сомнения и сожалений. О, этот взгляд Родя узнавала из тысачи его других. Когда Грегор смотрит таким образом, то это говорило о многом.
Она убрала руку с его щеки и села поудобнее, аккуратно стащив с себя чужой плащ и положив его рядом с собой, после чего раскрыла руки в жесте для объятий. Грегор какое-то время колебался, но всё же поддался в чужие тёплые объятия. Однако в них было что-то этакое, отчего он и сам невольно обнял её здоровой рукой. Теплообмен - так их отношения можно было назвать. Они всегда давали друг другу тепло равномерно тому, что необходимо было каждому из них. Их связь поражала других. Родя и Грегор были своего рода балансом друг для друга, пусть сперва и не скажешь, что они в принципе ладят.
– Тебе снова приснился кошмар? – мягко поинтересовался грешник, краем глаза следя за реакцией грешницы. В ответ она лишь усмехнулась, кладя голову на чужое плечо.
– Раскусил. А ты говорил, что наша близость ничего тебе не даст. – с улыбкой проговорила она, прикрыв глаза. А он слышит в её голосе какую-то особую, еле уловимую ноту, отчего ему хочется лишь сделать объятия чуть крепче. И Родя, конечно же, это замечает. – Ой, да ладно тебе, детка, не настолько уж у меня болезненные кошмары, чтобы я искала утешения.
– Врёшь. – послышалось в ответ от него. Родион опешила, однако с мягким смешком запустила руку в волосы Грегора. Замза выдыхает, чуть ослабляя объятия.
– Ладно, ты меня поймал. Но я не особо люблю расказывать о своих проблемах, ты ведь знаешь.
– Знаю. И всё равно хочу выслушать тебя, Родя.
Такое отношение к её проблемам сбивало с толку, но, пожалуй, своему любимому грешнику открыться она могла. Устроившись поудобнее в чужих объятиях (хотя это было похоже на то, что она собралась лечь на Грегора), Родя, расслабившись достаточно, стала тихим и спокойным голосом рассказывать о своём сне. Замза внимательно слушал её, поглаживая грешницу по голове и зарываясь грубыми пальцами в её мягкие волосы. В этом моменте было что-то имтимное, но в то же время не вульгарное или пошлое - они просто открывались друг другу с другой стороны, которую упорно скрывают ото всех, в том числе от них самих.
В сне Роди не было чего-то особо примечательного в начале - обычная её жизнь до присоединения к компании, полная хороших и плохих моментов. А потом тон голоса Родион меняетс, когда дела доходит до её преступления. После него сон приобретает тёмные оттенки, гложущие её душу изнутри. В её сне грешница снова видит то, что её попытка сделать всё лучшим образом, оборачивается намного худшими последствиями. На её руках кровь невинных людей, которых она хотела спасти.
Грегор слышит, как меняется её голос - и потому обнимает её чуть крепче, показывая тем, что ему не всё равно. И никогда не было, как бы сильно грешник не пытался доказать обратного.
– И знаешь, Грег, я... – начала она, завершая свой рассказ о сне, и к концу предложения у неё дрогнул голос. – Я часто думаю о том, что всё могло быть по-другому, поступи я иначе.
Родя продолжала слабо улыбаться, пусть и было по ней заметно, что улыбка приносила лишь боль. Грегор тихо вздохнул и уткнулся носом в её макушку, одаривая скромным поцелуем. Он не сильно проявлял свою привязанность к ней, но сейчас это было нужно грешнице. И грешник сделает всё возможное, чтобы облегчить её боль.
Родион сдавленно выдохнула, словно пытается сдержать свои эмоции, и прильнула к Грегору, закрыв глаза. Чужое тёплое дыхание и въевшийся запах сигарет были такими родными, такими необходимыми и нужными, что она была готова сделать что угодно, лишь бы продлить этот момент. А он и не торопил её, размеренно поглаживая её по голове и запуская руку в прекрасные мягкие волнистые волосы, которыми Родя любила иногда в перерыве подставлять усы Грегору и тепло улыбаться тому, как глупо это выглядит.
– Я понимаю. Тоже часто думаю об этом. – подал тихо свой голос грешник, не останавливая поглаживания. – Но иногда не можешь даже предположить, как сложиться твоя жизнь, если пойдёшь по другому пути.
Он какое-то время вслушивался в её дыхание, собираясь с мыслями. Иногда приходят подходящие моменты для откровений, и Грегор решает рискнуть.
– Как минимум, я бы вряд ли познакомился бы с тобой, Родя. – добавил он ещё тише, отводя взгляд в сторону. Она подняла голову с удивлённым выражением лица, которое через несколько секунд сменилось на мягкую улыбку.
– Так значит мой дорогой Грег считает, что мы должны были встретиться? – довольно интересуется грешница, с хитрым прищуром смотря на грешника. Поняв, что он вряд ли что-то сразу скажет, она с довольным лицом целует его в щеку, и лишь постом добавляет: – Ну, я тоже считаю, что наша встреча - лучшее, что случилось в моей жизни.
– Вы можете заткнуться? – сбоку доносится недовольный сонный шепот - в нём Грегор различает Хитлиффа, которого их болтовня явно разбудила. – Заебали своим ванильным бубнежом. Сами не спите, так другим дайте.
– Ой, прости, мы не хотели. Уже заканчиваем. – проговорила в ответ Родя. Этот ответ, похоже, устроил Хитлкиффа, потому что следом послышалось шуршание формы и тяжёлый вздох, сменившийся сонным дыханием.
Они посмотрели друг на друга, и первым лёгкий смешок подавила грешница. А потом уже и грешник, проникшийся чужим настроением. И всё же, их коллега был в чём-то прав. Им стоило вести себя потише, а в идеале - поспать.
Потому Родя удобно устроилась рядом с Грегором. Однако вместо того, чтобы снова навались на него, она похлопала по своему плечу, мол "облокачивайся на меня". Грегор какое-то время в недоумении смотрел на Родион, но потом, всё же, сдался. Он снял очки и убрал их в карман формы; затем на ощупь осторожно прислонился к плечу грешницы и лишь убедившись, что всё в порядке, закрыл глаза.
Грешница тихо хихикнула, положив свою голову поверх головы коллеги. После она укрыла Грегора его же плащом, чтобы он не замёрз. Так они просидели какое-то время в тишине, пока её не нарушил Грегор.
– Спокойной ночи. – прошептал он, облегчённо-устало выдохнув. За то время, пока они разговаривали, его беспокойные мысли отступили.
– Сладких снов, малыш. – ответила шёпотом она, приобнимая грешника. Кошмар теперь не казался таким тяжёлым, ведь она знала, что у неё всегда будет плечо, в которое можно уткнуться.
Вскоре уснула Родя, так как она и до того спала. А чуть позднее, пригревшись к ней, заснул и Грегор, в мыслях говоря то, чего вряд ли скажет ей лично.
И в автобусе снова настала тишина, нарушаемая шумом мотора и едущего транспорта.