Квартира номер 12 в доме 27/13 на Малой Грузинке встречала ночь со вторника на среду под тихий звон винных бокалов на маленькой кухоньке. То были Есенин с очередной пассией за бутылкой недорогого, но красивого вина, шептались, целовались и обсуждали что-то настолько чистое и невероятно трогательное, что влюблялись все сильнее. Булгаков, сидящий в соседней комнате, утыкался лбом в серую подушку и пытался заснуть. Завтра снова должна быть вылазка еще в одно загадочное место, которое изучил Ваня. С утра они собирались встретить остальных друзей сразу на нужной станции метро, а не дома или на «Улице 1905 года» как раньше, значит и выходить нужно было, не когда душа велит, а в соответствии с выбранным временем. И вот, вместо того чтобы спать и набираться сил этот чертов Есенин сидит со своей подружкой? Булгакова раздражало это поведение. Он укрыл темную голову подушкой, и, игнорируя мысли о том, что тоже хочет, чтоб у него была девушка как у Вани, наконец-то уснул.

Утро пришло со звоном посуды, Есенин пытался убрать остатки вчерашнего рандеву, но, складывая бокалы в шкаф, уронил кастрюлю так, что весь дом сотрясся от этого страшного звука. Разумеется проснувшемуся Сашке Булгакову пришла мысль, что началось инопланетное вторжение или какой-нибудь московский Везувий начал выливать лаву. Однако, потом он осознал, что стихийным бедствием являлся рыжеволосый Ваня. Следом на пол полетела деревянная миска, раздался краткий крик.

-Ну что ты орешь, Есенин. Я тоже орать могу. Давай позовем всех наших и будем орать. – устало пробормотал Саша, заходя на освещенную утренним солнцем кухню. – Как там твоя новая любовь всей жизни?

-Хватит смеяться надо мной! Я творческая влюбчивая натура! Лучше собирайся, наши уже скоро будут на Коломенском, а мы даже не вышли из дома.

Булгаков засмеялся, вспоминая ночные мысли. Все-таки, опоздают, надо было разогнать влюбленную парочку ночью и не разочаровывать друзей поздним появлением. Но смех сменился искренним удивлением и недоумением, когда, уже шагая по улице, Есенин заявил, что Чехов тоже сегодня соизволит появиться, и он сам ничего не понимает. Булгаков склонил голову направо, непонимающе и пусто глядя на друга. Тот лишь пожал плечами.

По пути до метро было как-то невероятно интересно наблюдать за контрастными цветами на напыщенных клумбах, похожих на цыганские веселые юбки. Как же удивительно смотрелись рядом яркие красные розы, горящие словно губы очаровательных кокеток после поцелуя с драгоценным мужчиной, и кусты злой, язвительной крапивы, стоящие под темными листьями королев цветов. Есенин вглядывался в растения, и усмехался, видимо трактуя с языка цветов на человеческий. Цветы же действительно умеют говорить, и не так как выдумали это богатые дворяне, а по-настоящему. Их слова переносит ветер, направляет к солнцу, к друг другу, они плачут росой и смеются пыльцовыми взрывами. Цветы — это те же самые люди, только менее жестокие, ведь даже острые розовые шипы пусть и пугают каких-то слизней, но не превращают в тиранов и деспотов, и колокольчики звенят тихо, не как вычурные церковные колокола, а как маленькие драгоценные звоночки, звучащие подобно смеху юной длинноволосой феи.

Весь Гротеск наконец-то собрался на ступенях станции метро Коломенская где-то внизу ветки, на которой не появятся новые поезда сколько не надейся. Есенин с Чеховым кратко пожали друг другу руки, словно вчера не кричали друг на друга, стоя на оживленной улице города. Удивительная природа человеческой души заключается в этом жестоком умении скрывать произошедшее раньше, прятать от чужих глаз обиду под маской безразличия или искусственной веселости. Вот так лицемерно пожимать руку тому, кого ненавидел вчера, не обсудив, что же происходит между двумя неравнодушными сердцами. Идти с раскрытой нараспашку душой сложнее, чем с закутанной в старую шинель, ведь в нее могут попасть всякие гадости по типу мусора, бактерий, пыли или стыда. И сейчас, улыбаясь и пожимая руку вчерашнему врагу, Есенин застегнул плащ своего сердца на одну маленькую пуговицу.

Последний разгильдяй Москвы шагал в сторону парка, немного перегоняя своих друзей. Походка быстрая, проворная и ловкая, глаза всегда бегают без возможности сфокусировать внимание на чем-то одном. Я уверен, читатель, что свое мнение вы составили о юноше уже однозначно хорошее, судя по моим восторженным рассказам о его веселом нраве и любви ко всем окружающему. Но не существует идеальных людей, как бы ты не боготворил ты кого-либо, апостолом от этого он не станет. Быть ангелом Есенин не хотел, но то ли из-за миловидной внешности, то ли из-за чего-то еще у него это прекрасно получалось. Главной отличительной чертой Вани было то, что не думал он никогда, а руководствовался исключительно сердцем. Поступки были импульсивны до ужаса, словно действительно мозг в его голове заменяют десятки золотистых бабочек. Долго задержаться на чем-то одном юноша не мог никогда, поэтому девушек менял стремительно, и оставался горд, если срок романа превысил две недели. Сколько раз Ваня оскорблял товарищей, попадая им на больное место необдуманными словами, и никогда не понимал, что же он сделал не так, пока ему не тыкали в лицо ужас, что он натворил на душе близкого, не дергали за волосы и не кричали. По стечению судьбы Есенин жил с Булгаковым, который все, абсолютно все его действия трактовал как правильные, а если его и задевали слова про глупую специальность или поведение проблему искал в себе. Еще в школьные годы Есенин никогда не мог сделать что-то обыкновенное. Ругался с учителями, подначивал несчастного Касаткина помогать ему выбраться из проблем, громко смеялся, много говорил, творил все наперекор, не делал домашнее задание и сбегал с физкультуры. Тогда он и научился лгать, и, боже мой, это сделалось главным грехом парня! Очаровательному голубоглазому мальчишке все прощали- учителя души в нем не чаяли, одноклассники любили не меньше. Больной своей безнаказанностью и отсутствием контроля научился обманывать, хитрить и выдумывать. Есенин был открыт для мира, но шел в него с повязкой на глазах, расталкивая по пути зазевавшихся людей. Он был великолепным оратором и лидером, когда Ваня начинал говорить невозможно было не навострить уши в сторону парня, пусть и говорил он откровенную чушь. Нет, я ни за что не называю Хеттского лжецом и предателем, он был выдумщиком и выдумщиком в мелочах, говорил то, чего на самом деле никогда и не было, заставляя людей вокруг смеяться и хохотать. Импульсивность переливалась в хорошую фантазию, а та в обман. Но хуже лжи может быть лишь ее непринятие и непонимание, чем и занимался Есенин. Врал не обдумывая, не размышлял во что перельется ложь и такое легкомыслие. Именно такая беспечность и являлась пороком Хеттского. Никто не просил его остановить ужасный поток своего воображения, да и если попросил бы, остановить лжеца сложнее всего. Итак, объединяя все вышесказанное идеальный и боготворимый Сашкой Булгаковым товарищ был неконтролирующим себя выдумщиком, и если встретится с ним человек не готовый к обидным шуткам и нападкам, человек привыкший проверять все, что ему говорят, то станет Иван для него не Богом, а наоборот самым отвратительным мучеником всех девяти кругов преисподней. Солнцем называть Есенина, однако, я не стыжусь, а лишь утверждаюсь в своих словах, но понимая, что Ванька был не только пламенным и всеобъемлющим летним солнцем, так еще и легкомысленным зимним- тем самым, что светит, но не греет. Являлось ли его поведение чертой характера или же симптомом поставленного в детстве шаловливого синдрома не суждено знать никому, но факт остается фактом- воспринимать Есенина всерьез, значит копать самому себе могилу. Будь то агрессия в сторону окружающих людей, которая вовсе и не агрессия, а лишь мысли, высыпающиеся через рот, будь то рассказы и истории из жизни, будь то что угодно. Ему можно доверять, но никогда и ни за что нельзя верить.

Апрельский ветер дул в улыбчивые лица Булгакова, Коровьева и Есенина, бил в подозрительные глаза Чехова и как-то обходил черный капюшон Булгакова. Шагавший впереди всех Ванька Есенин вел друзей в какие-то захолустья парка Коломенское, параллельно повествуя о той загадке, что им придется изучить в эту ветреную среду. Что ж, вам я тоже опишу очередную московскую легенду, в которую действительно хочется верить, дабы впустить в жизнь свою какую никакую сказку, пусть и страшную.

«Но святой, увидев змея, осенил себя крестным знамением и со словами «Во Имя Отца и Сына, и Святого Духа» устремился на него. Великомученик Георгий пронзил гортань змея копьем и попрал его конем. Затем святой убил змея мечом, а жители сожгли его за городом. Двадцать пять тысяч человек, не считая женщин и детей, крестились в тот день»- гласит житие Георгия Победоносца, чья великая история по-прежнему нарисована на гербе нашей необъятной. Но стоит отставить атеистические и циничные размышления об этой битве и углубиться в религиоведение, так узнаете, что произошло все именно в Голосовом овраге парка Коломенское близко к югу Москвы. Ходят слухи, что ручейки, бегущие по оврагу- следы хвоста коня святого, разрубленного хвостом чудовища. А камень с абсолютно несерьезным названием «Гусь-камень»- его останки. Говорят, что этот камень может вылечить любые мужские недуги, а соседний, похожий на морскую черепаху, женские. Но все же, не за счастливыми былинами шагают туда пятеро искателей приключений, а за еще одной легендой- дело в том, что Голосов овраг ни что иное кроме временной дыры. Есть одна старая, забытая, но чрезвычайно смешная история о том, как в 17 веке у государева дворца появилась группа татар в старой экипировке, уверяющие, что бежали от погони, заскочили в овраг, и несколько минут там для татар были пятьюдесятью годами для всего мира! Но чудеса не заканчивались и дальше, к примеру, в 19 веке начали пропадать кучи людей из сел, полиция даже устраивала эксперимент- отправила добровольцев в овраг. Один не вернулся, а второй от тоски наложил на себя руки. Возможно, Голосов овраг являлся порталом в царство Волоса, ведь, во-первых, согласитесь, Голосов и Волосов- похожие слова, а, во-вторых, происходит имя бога от слова волосатый, а «очевидцы» ни раз замечали волосатых людей по той стороне оврага! Да даже в нашей с вами советской России милиционер видел огромное шерстяное чудище, в которое, недолго думая, выпалил из пистолета. Компасы тут слетают, ручей никогда не замерзает, а странные лешие гуляют по парку летом на лыжах… Прочитав такую убедительную историю, Ванька Есенин определил, что необходимо посетить юг и посидеть в овраге, ожидая всякого интересного.

Москва вообще город полный легенд, это на вид он простой, понятный и родной, но многие даже закоренелые москвичи не знают тайн, и могут попасть в страшную опасность. Думаю, самые короткие и важные мистические сказки вы, мой читатель, имеете сильнейшее право знать!

Во-первых, оказавшись в метро после полуночи, будьте аккуратны. На перроне может остановиться старый поезд примерно 50-х годов, в вагоне можно будет увидеть людей, одетых отнюдь не по-современному. Не смейте туда садиться, друзья. Ходят легенды, что этот поезд увозит пассажиров на тот свет, а может куда-нибудь и пострашнее.

Во-вторых, если ночью на окраине незнакомец попросит вас дать ему нечто странное и именно это в этот момент будет лежать в вашем кармане- дайте. Неважно, зачем ему леденец, булавка или фантик из вашей куртки, такой маленький жест выльется вам в удачу в будущем. А вот отказ… думайте сами, что московский бес может вам устроить за отказ…

В-третьих, Москва не любит тишину. Если стало тихо- бегите. Возможно вы уже не в Москве.

В-четвертых, не проявляйте излишнего внимания к чужому жилью, будь то заброшенные хижины или просто здания, тогда они не придут в гости к вам.

В-пятых, много ли проводов вы видели в центре Москвы? Убрали их, чтобы те, кто значительно выше нас не путались в них. Рогами.

В-шестых, если услышите шаги за спиной- уступите. Даже если никто не выйдет, то помните, что вы можете лишь не видеть прохожего. Бесы прекрасно скрываются.

В-седьмых, если окажетесь вдруг в парке Горького с 6 на 7 июня, то может быть встретите арлекина с грустным лицом. Он подойдет и расскажет вам шутку. Не смейтесь.

В-восьмых, быть может вы- актер? Если вдруг придет вам в голову шататься около здания Мосфильма в надежде встретить режиссера, огромен шанс, что вам приснится человек. Он предложит вам блестящую театральную карьеру в обмен на скорую смерть.

В общем, помните одно- столица не терпит слабаков. В волшебном городе глаза есть и у стен, и у асфальта, и вам не кажется будто статуи двигаются- так и есть. Москва прорезана каналами прямиком из преисподней, неудивительно почему Воланд поехал изучать людей именно в Белокаменную. Москва полюбит вас, если вы знаете свои действия, цели и желания, если вы чисты душой и способны любить этот город больше себя самих. И любовь столицы не сравнится ни с чем- бульвары словно качают вас на руках, улыбаются памятники, а река блестит под вашим взглядом как-то необыкновенно. А не любят наш город слепцы и безумцы, чье сердце никогда больше не откроется ни для человека, ни для зверя. Отовсюду люди тянутся в Москву, и задумываются- а если Москва не для меня? Перестройте вопрос и спросите, себя- а если я не для Москвы?

Пятеро некогда лучших друзей двигалось по оврагам и лесам, Чехов, в силу своих закатанных глаз, постоянно падал и закатывал их еще сильнее, казалось будто вместо врача скоро будет ходячий мертвец с пустыми глазницами. Есенин видимо что-то напутал с картами, поэтому до злополучного оврага добраться компания не могла уже полчаса. Ваня заметно расстраивался, судя по тому как мутнело и становилось спокойнее его лицо, а у таких беспощадных эмоционалов как Хеттский, спокойное лицо обозначает волнение и тоску внутри сердца. И грустил Есенин не из-за того, что цель будто уходила все дальше, а из-за того, что может подвести друзей, ведь трое из них шагали с восторженными лицами. Страшнее всего для вечных лидеров расшатать свой авторитет, разочаровать тех, кто слепо доверился им как маячкам в темном заснеженном поле. На помощь приходил бесконечный Коровьев, чувствующий людей тонко и понимающий переживания друга, он кивал, улыбался и хлопал рыжего по плечу, проговаривая:

-Сень, видишь, как долго найти не можем? Значит точно заколдованный этот твой овраг.

Булгаков с Базаровым липли к картам и несколько раз попытались взять в свои руки всю ситуацию, на что получали огрызания Адама. В конце концов, когда Чехов выкинул уже штук пятнадцать своих никому не нужных замечаний, нога Есенина соскользнула по мокрой земле вниз, и он полетел кубарем на дно ямы, а потом, кое как не разбив голову о камни, измазавшись грязью и травой, поднялся и начал махать недоумевающим товарищам.

Первым к другу спустился Коровьев, похлопал его по спине и позвал остальных, боящихся слезть в овраг друзей. Адам с Ваней в последнее время стали необычайно близки, возможно так и должно было быть- из всей Свиты Есенин чувствовал родственность душ только с ним, и казалось, что лишь на него можно положиться. Скелеты в шкафах Адама мало пугали рыжего, он даже боялся осведомиться о них, а возможно лишь не хотел портить представление о единственном друге. А Коровьев действительно не видел смысла втыкать кухонный сервиз в спину Хеттского, он был слишком добр и хорош, чтобы предать того. Адам был первым, кто соглашался с авантюрами друга, он убеждал других присоединиться к этим похождениям, он был рядом тогда, когда остальным парням было плохо и да, возможно эмпатия в нашем мире качество исключительно женское, но Коровьев своей мягкости не стыдился. Есенин чувствовал себя нужным рядом с этим товарищем, сколько много сокрытых за улыбкой тайн вылил он ему словно компотом на белую рубаху.

Остальные юноши вскоре оказались внизу и устроились на камнях и земле, рискуя испачкать одежду.

-А что нам теперь делать, Вань? – пробормотал Базаров, утыкая глаза куда-то в землю и словно копая взглядом скважину.

-Просто ждать! И искать леших. – пожал плечами Есенин, словно говорил какую-то обычную истину.

-Бредятина какая-то. Полчаса шли сюда по лесам, ты чуть не сломал себе позвоночник, а все для того чтобы мы сидели на этих камнях и ждали чего-то, ты сам не знаешь чего? – Чехов сжал руки на плечах, укрывая себя в кокон от окружающей его глупости.

-Жень, пересядь на Гусь камень. Может от снобизма тебя вылечит. – огрызнулся Ваня.

-В точку. – Коровьев выставил пальцы пистолетиком, как бы подтверждая слова товарища.

-Вы хоть иногда можете не ругаться?

Коровьев, Чехов и Есенин разом повернули голову в сторону сжимавшего губы Булгакова и уткнувшегося в дерево лбом Базарова.

-Как собаки, честно.

-Он прав. – убрал пистолет из пальцев Адам и покраснел от стыда. – Я не менее виноват. Чехов, брат, прости.

Коровьев сам не понимал себя, он всегда был таким добрым, честным и хорошим, да и на первой стычке разрывал этих двоих, а теперь полностью на стороне Есенина. Держать швейцарскую позицию иногда сложно даже для такого хорошего парня как Адам.

-Нет уж! Хеттский, ты вообще видишь, что мы из-за тебя творим? Сперва напали на эту несчастную старуху, она, значит, мирно шла по улице, а вы вдвоем накинулись! Сейчас сидим в грязи в каком-то захолустье и ждем, цитирую, леших?!- выпалил Чехов, вставая и двигаясь в сторону Вани. – Ты ведешь себя как идиот, ввязал во все это еще и Адама… Может, потому что без него тебе никто не будет верить? Парни, вы что, до сих пор не разочаровались в Хеттском? Базаров, да хоть ты не молчи! Я-то знаю, как ты устал! А ты, Булгаков, бедняга вообще с ним в одном доме живешь!

-Моя фамилия- Есенин! – закричал Ваня, складывая руку на запястье и изображая перчатку. По спинам всех друзей побежал холодок, все знали, что означает этот далеко не добрый жест..

Рука рыжего проехалась по бледной щеке Чехова, а вторая ударила в грудь, так что физически неподготовленный медик полетел на землю, но вовремя ухватил вчерашнего друга за край рубашки, так что поэт упал следом. Женя вписал сжатый кулак в лицо бывшего товарища и, воспользовавшись замешательством, перекатил его под себя. Есенин не отступал, огонек зла в голубых глазах разжигался сильнее и сильнее. Юноши, как писал Лермонтов, сплелись как пара змей, они катались по оврагу, впечатывали друг друга в мягкую апрельскую слякоть. Рукав белоснежного халата медика быстро окрашивался красными цветами крови, когда он пытался прикрыть уже израненные щеки от рук врага.

-Как мне смешно смотреть на тебя сейчас, щенок. – сглатывая комок тревоги в горле произнес Ваня, за что получил очередной удар в бок и стремительно полетел вниз от положения вверху.

Падая в паре сантиметров от камня, что мгновенно мог разбить его голову, Есенин ухватился за ключицы соперника, надавил на его напряженное тело и перевалил головой в лужу.

И это не была битва врагов, это была дуэль лучших друзей. Чехов смотрел на Есенина словно глядит в лицо Ленскому, Есенин же видел в Чехове Онегина. И оба они хотели что-то исправить, перекатываясь с земли в воздух и игнорируя боль в носу и скулах, но гордости остановить стычку не хватало ни у одного, ни у второго. Раны, которые парни оставляли на лицах друг друга, конечно не были большими, их глубина измерялась в обстоятельствах, ведь драка с лучшим другом страшнее боя со злейшим врагом.

Когда остальные из Свиты поняли, что все переходит границы, они кинулись расцеплять Чехова с Есениным. Коровьев начал тащить в сторону Ваню, а Базаров с Булгаковым переключились на Женю, крича им в уши призывы остановиться. Адам со всей силы кинул Хеттского в сторону, тот размазал кровь из губы по лицу и переполз к краю оврага, собираясь встать и биться дальше. Чехова тряс Булгаков, выбивая из боевого транса.

-Остановитесь, черт возьми! Вы сами не видите, что творите! – перебивая друг друга верещали не дерущиеся.

-Псина…- прошептал Есенин, усаживаясь обратно, когда понял, что дуэль закончена.

-Вы забыли второй пункт Кодекса Свиты Воланда? Драки запрещены, идиоты!

-За этим следует исключение! – подтвердил слова испуганный как никогда Витя. – Неужели вы оба хотите выйти?

-Вы забыли…- вытирая с лица кровь, пробормотал Чехов. – Исключение следует только если…

-Если так становится решено на церемонии…- прошептал Есенин.

- Вставайте. – опережая свои слова, Коровьев подхватил за плечи Ваню, Чехов же поднялся сам.

Соперники оказались напротив друг друга, коротко кивнули и сложили руки за спиной. Остальные члены Свиты стали между ними, так что не закрывали взгляд на друг друга.

-Я, Коровьев Адам, властью данной мне Кодексом Свиты Воланда объявляют первое дело о драке между участниками открытым. – стараясь не выпустить слезы от предстоящей потери одного из ценнейших товарищей, выговорил музыкант. – Барьер, перчатка, секундант оказались не нужны в благородной дуэли между прекрасными некогда товарищами. Обращаясь ко второму пункту Великого Кодекса, голосование последует в случае если хотя бы один из дуэлянтов захочет исключения своего противника из рядов Свиты. Дуэлянты, подайте этот знак если голосование должно последовать. – Коровьев повторил то самое перчаточное движение, что сделал поэт перед началом боя, Базаров и Булгаков повторили за ним. Как ты уже понял, читатель, был этот жест знаком битвы. – Если он не будет отправлен в течение одной минуты дело будет закрыто.

Секунды текли долго, каждый мелкий толчок со стороны Чехова и Есенина заставлял Свитовцев дрожать. Женя пепелил глазами Ваню, словно спрашивая, когда же он уже поднимет перчатку. Ваня искал в глазах бывшего друга ответ на такой же вопрос. Секунды шли, а рука не вскакивала вверх ни у одного, ни у другого. Гордость отошла на второй план, на первый вышло все то человеческое, что таилось в сердцах соперников. Каждый был готов поднять эту руку, но уже за исключение самого себя из рядов Свиты.

Коровьев щелкнул пальцами и опустил руку, за ним последовали и Витя с Сашей.

-Минута. Дело закрыто.

-Пойдемте домой, а…- стыдливо прошептал Ваня.

Женя вытянул вперед руку для рукопожатия, что означало бы поднятие трубки мира к губам. Есенин сжал его ладонь, не пересекаясь с его виноватыми глазами такими же своими. Юноши притянули друг друга за запястья и хлопнули по спине, зацепляя объятия.