Cras amet, qui nunquam amavit

— Подожди-подожди! То есть, мы прибыли в этот оазис…

— Это не какой-то там оазис! Оазис! — выделил интонацией последнее слово юноша, впиваясь в друга гневным взглядом. — Хоть и не такое большое государство, как наша Аграба, но тоже обладает невероятно внушительной властью.

— Хорошо, Оазис так Оазис, — с издёвкой повторил собеседник, продолжив рассуждение. — Мы потратили наши последние средства на шедший сюда караван, так как ты услышал на базаре, что здешний Султан-постоянно-забываю-как-его-звать-Великий созывает всех молодых девушек пустынь с целью взять в гарем и предлагает богатые подарки каждой?

— Ага, — глаза Юнхо загорались изнутри тёплым светом каждый раз, когда он задумывал какую-либо шалость — как и сейчас. — Ещё и стол накроют гостям.

— И узнав об этом, ты составил план, в котором я представляюсь девицей на выданье, в то время как тебе достаётся роль моего, то есть её, брата, чтобы мы могли незаметно стащить подарки и, как я понимаю, вдоволь набить животы? — понизив голос, не переставал пытать Хонджун своего сообщника.

— Именно! — а вот Юнхо, в отличие от своего подельника, эмоции не скрывал: громко воскликнул, привлекая внимание окружающих, и даже в ладоши захлопал. — Согласись, это шикарная затея!

— Ты хитро придумал, — тот не мог не отдать должное изворотливости друга, — вот только какого верблюда девицей должен притворяться я? Почему не ты?

Хонджун не сдержал негодование, и теперь толпа, что до этого спешила по своим делам, обратила внимание на молодых людей вопреки царившему на рынке шуму, что создавали крики зазывал и нахваливавших товар купцов. Кто-то отступил поближе к стражникам, и, так как проблемы сообщникам были совершенно не нужны, они поторопились скрыться, не забывая высматривать в пёстром разнообразии лавки с женской одеждой.

— Это же очевидно! Ты крошечный, миниатюрный, а ещё очень красивый, свет очей моих.

— Не льсти, джан. Не поможет, — одёрнул Хонджун, демонстративно поморщившись. — Тем более все женщины будут в хиджабах. Ещё и Хатун объявится наверняка.

— О чём я и веду речь! Это же сплошные плюсы для нас — легче скрыться, — Юнхо многозначительно улыбнулся. — Не недооценивай свои глаза, брат, — прошептал он собеседнику на ушко. — Столь невероятно глубоких глаз я в жизни не видел: будь я женщиной, давно бы утонул.

В следующую же секунду ему пришлось со смехом уворачиваться от тяжёлого кулака, сопровождавшегося злобным шипением.

— А я слишком высокий, громкий и неуклюжий, — как ни в чём не бывало продолжил он и, будто в подтверждение собственных слов, отчаянной жестикуляцией едва не сбил кувшин с головы проплывавшей мимо девушки. — Не слишком подходит роли, не находишь?

В ответ на многозначительно приподнятые брови Хонджун лишь закатил глаза, после чего целенаправленно поспешил вперёд, проигнорировав протянутые в надежде на благосклонность морщинистые и совсем детские руки. Знает он их: на минуту задержишься, поддавшись чувству жалости, и окажешься голышом в одних только шароварах — сам тем же промышлял, будучи ребёнком, чтобы выжить на улице.

— Зато ты умело подражаешь движениям танцовщиц, а я не смогу ничего, кроме как молча и выразительно похлопать ресницами, — отыскав наконец среди многочисленных прилавков нужный, Хонджун свернул к нему, продолжая отстаивать по пути своё мужское достоинство. — А нам надо проникнуть во дворец и чем-то привлечь Султана.

Неожиданно Юнхо замер как вкопанный посреди бегущих по своим делам горожан, зарабатывая в свой адрес несколько проклятий, и покрылся весь красными пятнами. Его друг даже испугался, увидев сию картину — обгорел? Но когда тот открыл рот, всё встало на свои места.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю что? О танцах? Аллах, Юнхо, ты такой наивный. Сколько мы с тобой уже путешествуем вместе? Я узнал ещё в первый год. Не волнуйся, я никому не рассказал и не вижу ничего постыдного в твоём увлечении. Но согласись, сегодня это может нам помочь.

— Но-

— Никаких но! — неожиданно разозлился он. — В прошлый раз я залезал в проклятую коробку, чтобы на потеху публике меня насквозь пронзали саблями, пока ты спокойно грабил зрителей. Ну уж нет! Твоя очередь выступать на людях.

Юнхо не нашёл, что возразить: голова понуро повисла, озорные огоньки в глазах потухли, а взгляд его вскоре скрылся в тени куфии. Хонджун тяжело вздохнул, но решение менять не собирался.

Достигнув прилавка с женской одеждой, они последовали старой схеме: первый отвлекал продавца, давая второму возможность быстро стянуть необходимый товар, после чего тот так же быстро уносил ноги и ждал подельника возле ближайшего поворота. Безотказный план: спустя некоторое время они спрятались с добычей в заброшенном на окраине Оазиса доме — пихнув вещи Юнхо в руки, Хонджун отправил его переодеваться.

— Долго ещё? — устав ковыряться кинжалом в песке, спросил уже замаскированный брат будущей наложницы Султана.

— Да вроде бы всё, — тихо прозвучало в ответ.

Юнхо вышел вперёд, отчаянно краснея и не переставая поправлять одеяния. Он ступал аккуратно, мелкими шажками, в меру своих способностей, стараясь не порвать полупрозрачную ткань, и было заметно, насколько ему неуютно.

Украденный наряд оказался далеко не хиджабом, а скорее балади, предназначавшимся для танцовщиц или жриц любви. Будто страданий и без того недостаточно: он явно не был рассчитан на рослого юношу. Энтари не только не скрывал, как надеялись сообщники, но, напротив, ещё больше подчёркивал мощную грудную клетку и внушительные мышцы плеч, демонстрируя оставшуюся без загара кожу тонкой талии. Юбка струилась водопадом вдоль ног, огибая выпирающие тазовые косточки и крепкие бёдра, оставляя неприлично открытыми лодыжки.

Юнхо из-под густых бровей с сомнением взирал на друга, напрягшись в ожидании язвительной шутки или обидно громкого смеха, готовый в тот же миг сорвать с себя разукрашенную ткань и, возможно, даже ударить товарища — но Хонджун молча смотрел, не в силах отвести взгляд от чужого тела, и подмечал для себя всё новые и новые детали. Он никак не мог понять, когда его напарник успел превратиться из болезненно худого, подобранного на улице из жалости сорванца, что страстно не желал продолжать дело, принадлежавшее его отцу, в невероятно красивого, притягательного юношу. Подобно потоку нектара, пожар утомления гасящему, тот стоял, смущённо и зло прикрываясь сильными руками, и ожидал вердикт.

Хонджун с трудом сглотнул ком в горле и хрипло произнёс:

— Кажется, мы никуда не идём.