Аоба похлопал снежный шар по бокам, стряхивая лишнее и придавая форму покруглее. Отошёл чуть назад, прищурился. Тело будущего снеговика получалось... неплохим. Да, подходящее слово. Стоит относительно ровно, практически круглое, а если немного постараться, то даже гладким станет.
Остались последние штрихи. Аоба шмыгнул носом, вытер его мокрой перчаткой в скатавшейся ледяной крошке и повел плечами, сбрасывая колючий озноб.
Вот, постоял немного на месте, и уже успел замерзнуть. К американской зиме, все же, невозможно привыкнуть. Сейчас, конечно, он вовсю бегает по улице, лепит снеговиков и помогает Минку чистить снег у домика, но пару лет назад был настоящий ад. Холод и ветер треть года, да как тут люди живут! Он кутался в тёплые кофты, пил чай, пока камин хрустел поленьями, и вил гнезда из пледов. Минк, если замечал это, всегда подходил и спрашивал:
— Еще?
И, дождавшись кивка, подкидывал пару деревяшек в плюющийся искрами огонь. Потом, глядя на Аобу, цокал языком, подхватывал на руки вместе с коконом пледов и нес в спальню, где, вздыхая, укрывал одеялами. В этом было так много своеобразной заботы, присущей только Минку, такой редкой и оттого очень желанной, что Аоба временами специально мерз в гостиной, чтобы его заметили и поносили на руках.
Раскусил ли Минк его план? Возможно, в его эмоциях до сих пор трудно разобраться, но пока он из раза в раз продолжал подыгрывать, Аоба был счастлив.
И был готов мириться с суровым местным климатом.
Словно в подтверждение этого поднявшийся ветер подхватил охапку снега и бросил в лицо. Аоба втянул голову в плечи и от души чихнул.
— Иди в дом.
Приближающиеся шаги он, разумеется, не услышал, повернулся уже на голос. Минк медленно шёл к нему — когда только научился так тихо ходить? — и выглядел так, словно собирался отчитывать.
Уже начал.
— Не хочу, — упрямо бросил Аоба, вновь шмыгнув носом и растерев перчаткой лицо. — Я снеговика не доделал, еще целая голова осталась.
— Ты замерз.
— Ну, немного, — отпираться глупо, он уже полчаса как пальцы на ногах поджимает и без конца вздрагивает, когда ветер бодается в поясницу. Дело близится к простуде, но снеговик. Снеговик должен быть закончен. Скоро ведь Рождество. — Все в порядке, мне правда не холодно.
Минк скептично вскинул бровь. Не верил. Аоба, наверно, сам бы не поверил, посмотри на себя со стороны. Потому инстинктивно потянулся к шарфу, затягивая его потуже. Минк только вздохнул. Затем хрустнул снегом и подошел ближе; поднял руки Аобы, стягивая перчатки одну за другой, и сжал в своих ладонях.
— Минк?
Тот молчал. Просто грел мокрые ледяные руки, периодически поглаживая большими пальцами, и смотрел с той самой нежностью, ради которой Аоба сидел у камина и дрожал от холода.
В груди вспыхнуло теплым, щекотным. Минк редко бывает таким — заботится, волнуется, прикасается больше необходимого, уже это заставляет сердце биться быстрее. Обычно его внимание в мелочах, которые не всегда подмечаешь с первого раза: кофе без молока — Аоба лучше подавится, чем будет пить эту гадость; левая половина кровати, хотя раньше он спал справа — однажды пожаловался, что всю ночь пружина упиралась в поясницу, и следующим же вечером с этой стороны лежал Минк; браслеты из деревянных и костяных бусин, которые Минк повязывал Аобе на запястья — “мой народ верил, что здесь сосредоточена жизненная сила человека, его нужно беречь”. Аоба долго не обращал внимания, думая, что показалось, пару раз совпало, не более, а когда картинка сложилась, у него весь мир с ног на голову перевернулся. Каждая такая мелочь, старая и впервые обнаруженная, делала его несоразмерно счастливым. В самом деле же мелочи, если глобально посмотреть, но, честно, плевать.
Пока Минк вот так держал его руки в своих, грел и гладил, Аоба чувствовал себя самым счастливым человеком на земле.
Если бы он еще вздумал поцеловать ему пальцы, наверно, умер бы на месте.
Но он сделал лучше — достал из кармана другую пару перчаток и так же, по одной, натянул Аобе на руки.
Пожалуй, расколись сейчас мир надвое, Аоба и не заметил бы.
— Запасные не взял?
— А? — перед глазами все еще были черные вязаные перчатки с забавными вышитыми оленями с тыльной стороны ладони; кажется, на прошлой неделе в "Таргете" купили.
— Перчатки, — терпеливо пояснил Минк.
— А, — Аоба похлопал себя по карманам и с нервным смешком отвел глаза. — Ой.
Правда забыл. Чуть кончился снегопад, вылетел из дома облагораживать участок перед Рождеством. Минк только закатил глаза — такое не в первый раз случается, но он ни разу не приносил ему новые.
Почему же вдруг сейчас...
— Забыл, — признался Аоба, хлюпая носом; от холода и ветра сопли текли не переставая, руки сразу потянулись к лицу.
— Ты слишком беспечный. Будь внимательнее к себе, — вздохнул Минк.
И распутал узел на его шарфе; поправил шапку, убирал волосы, чтобы не лезли в глаза, перевязал шарф чуть аккуратнее; теперь не дуло в шею и даже куртку до конца получалось застегнуть. Что Минк и сделал финальным движением.
— С-спасибо, — пробубнил Аоба, не зная, куда деть глаза и как спрятать так и просящуюся улыбку.
Минк фыркнул.
— Долго делать снеговика?
— Только голова. И нос с глазами. И. — Пауза, почему-то о таком говорить неловко. — Ведро.
Под взглядом, которым его одарили, хотелось обнять себя руками.
— Последнее обязательно?
— Ну, не совсем, просто. — Как трудно было оправдывать свои желания, особенно когда и сам до конца не понимаешь зачем снеговику ведро на голове. — Должна же быть какая-то шапка. Без нее как-то пусто.
Минк выглядел так, словно слушал ребёнка. Он с чувством вздохнул, цокнул языком и выудил из кармана еще перчатки.
— Что ты делаешь? — спросил Аоба.
— Помогаю. Закончим и сразу домой, тебе нужно согреться.
Аоба захлопал глазами. Он не ослышался?
— Ты поможешь доделать снеговика? — растерянности в голосе через край.
— Да. Не хочешь?
Не верю, что ты предлагаешь, так и просилось с языка, но Аоба сдержался, — вдруг еще передумает, — а вот улыбку и искреннюю, почти детскую радость, не смог.
— Нет, очень хочу! Спасибо! Тогда ты скатывай шар, а я в сарай искать ведро!
И убежал к дому, по сугробам и только что нападавшему снегу.
Такого Минка поймать удастся крайне редко, и каждый раз, когда это случается, хочется руками и ногами ухватиться за возможность побыть с ним рядом как можно дольше.
И может, даже слепить еще одного снеговика.