Мягкие черные волосы спадали на возвышенный мрамор бюста, тонкий летний хитон укрывал ее тело, тесно окручивая изгибы тела. Она смотрела на свои владения из скромной каменной беседки. Во всю работали илоты, зной стоял страшный. При ней сидела ее соседка — женщина чуть меньшего роста, с большими русыми кудрями и двумя чернющими родинками на лбу. Они вели незатейливую беседу о чем-то, было видно, что тема для них была изрядно скучна.
— Это лето крайне жаркое, как бы не случилось засухи, Андроника. Чем мы будем кормить победивших воинов, вернувшихся наконец с этой тяжелой войны? — она улыбалась жемчужными молодыми зубами, хотя в улыбке ее была скрыта явная печаль.
— Как бы не вышло из этой победы беды. — произнесла Андроника, перекидывая черные волосы свои за спину.
— О, какая же беда, Андроника? Да и сколько бед не знал наш народ, неужели ты думаешь, что очередная может сломить его? Победы — это будущее, какой бы кровью они не выходили.
— Я не боюсь бед, Агния. Я боюсь того, что в попытке эти беды покорить, мы можем погубить самих себя. Наш народ готов на любые жертвы ради победы, но сможем ли мы сохранить традиции? Уже сейчас мы видим эти новые преобразования, которые не радуют мне душу…
— Ты слишком печальна, Андроника. — устало вздохнула Агния — Не нам об этом судить, мы будем лишь смотреть и верить. Прошу, не горюй попусту. Мне нечего тебе предложить, я могу лишь разделить с тобой твое беспокойство, если ты желаешь этого.
Агния положила свою загорелую руку на мягкое колено подруги. Их глаза встретились — обе они были уставшие, обе они желали лишь простого отдыха. Вечное хозяйство, хлопоты, беспокойство о мелочах, которые могут стать роковыми для них, для всех, для Спарты. Каждый из них делал все для процветания государства, каждый был готов отдать за него сердце. Они жили по законам Ликурга, по вековым традициям Лакедемона, но там, за берегами, они ощущали сердцем смуту. Смуту, в которую никто не желал и не собирался верить. Обманчивая победа летала над головой, блестела золотом и переливалась всем, чем только можно переливаться.
— Поцелуй меня, Агния. — тяжело вздохнула Андроника, перехватывая теплую ладонь со своей ноги. Они поцеловались мягко, нежно и целомудренно, под пылким полуденным солнцем. Все на свете смертно, все тленно, но вечна Спарта и может богохульно, бесчестно, неверно желать самим стать бесконечно преданными друг другу. Любить, как не любят даже Боги, потому что в сущности, это единственное, что человек действительно может, может любить, всегда и всех, лишь бы только ему хватило смелости и ума, а все остальное приложится, потому что сам природный закон говорит об этой связи. И они, конечно, хотелось бы верить, будут, даже если беспокойные годы унесут и заберут у них слишком многое.