***

По ощущениям было довольно рано, когда он легко, как поплавок, вынырнул из сновидения, которое тут же ускользнуло, оставив после себя только золотистый радостный флер. Гэвин удивился бы, что проснулся без будильника и таким отдохнувшим, будто лег не в два ночи, но вовремя вспомнил, что решил пока завязать с удивлением.

Мерлин размеренно сопел на соседней подушке, обхватив ее руками. Пробивавшееся сквозь неплотные шторы солнце золотило его щеку и край уха, которое выглядывало из спутанных волос. Прилив щемящей нежности к человеку, с которым он познакомился несколько часов назад и даже не спал (в смысле — просто спал), окутал Гэвина внезапно и до странного ожидаемо, и там, откуда он пришел, будто таился еще целый океан эмоций.

Улыбнувшись этому абсурдному предчувствию, как старому знакомому, он осторожно встал, сходил в ванную, там же нашел забытый телефон и выяснил, что сейчас доходила половина девятого. Еще он выяснил, что Джастин, как истинный жаворонок, полтора часа назад написал ему: «Как там твоя спасательная операция?»

Потом через пять минут: «Живой?»

И уточнение спустя минуту: «При обеих почках?»

Листая пропущенные звонки и сообщения в разных мессенджерах, Гэвин дошел до кухни, выпил стакан воды, а потом подумал, что неплохо бы и поесть. Он часто пропускал завтрак, но сегодня был голоден как стая волков.

В холодильнике нашлись яйца, молоко, масло и даже бекон. За один подход вытащив всё, Гэвин захлопнул дверцу, посмотрел на улыбающуюся счастливую пару и полез в шкаф за подходящей миской. В этот момент телефон сердито зажужжал и даже предпринял попытку сдвинуться по гладкой столешнице.

— Да, — сказал Гэвин, успев ответить на звонок до того, как вибрация сменилась пронзительными трелями рингтона.

— Я видел, что ты в сети и игноришь меня, — пропуская приветствия, сообщил Джастин.

— Почки на месте, спасибо за беспокойство.

— Ты сегодня ранняя пташка. Чем занимаешься?

— Завтрак готовлю. Пытаюсь. — Гэвин наугад выдвинул ящик в поисках венчика, нашел его и победно вскинул наподобие меча.

— А чего шепотом?.. — Наступила тревожная, полная умственной работы пауза. — Ты что, до сих пор у него?!

— Ну… как бы да.

— И готовишь ему завтрак? Мне вот ты завтрак ни разу не готовил. Мы, допустим, не трахаемся, но все равно, знаешь ли, обидно. — Он перевел дыхание и продолжил наступление: — Вообще, помнится, после прошлого приключения ты окончательно решил, что женщины тебе нравятся больше. Я что-то пропустил?

Зажав телефон между ухом и плечом, Гэвин разбивал яйца в миску и на середине тирады чуть не сделал случайно «яблоко в кляре».

— Во-первых, готовлю завтрак я себе, потому что жрать хочу. Просто… делаю две порции, — начал он с более важного пояснения. — А во-вторых, дятел, не было у нас ничего. Вели себя как ангелочки. Я остался, чтобы за такси не переплачивать.

— Ага, это же на тебя так похоже, — сардонически заметил Джастин.

— Стараюсь быть взрослым и осознанным.

— Цепляя пьяных невротичных мальчиков в клубах? У тебя отлично получается.

— Чья бы корова мычала. Ты так и не перезвонил Трейси?

— Она работает во вражеском издании и нам не суждено быть вместе. А ты просто стрелки переводишь.

— «Вражеское издание», ну и ну… Ромео и Джульетте тоже было не суждено, но они же не прогнулись?

— Да, и все было хорошо, пока они не умерли.

— Но до этого — было хорошо. И если ты не собираешься травануть или прирезать Трейси, подними жопу и позвони ей.

— Хорошо, папочка. Но ты мне потом все расскажешь в ярких подробностях. — Он закашлялся — видимо, курил на балконе, судя по редкому шуму проезжающих машин на фоне — и добавил: — Надеюсь, ты время провел лучше, чем мы. У Билли было тухло.

— Вчера от возлияний у меня открылся третий глаз, вот я и свалил заранее, — со смешком сказал Гэвин, колдуя над плитой с раздобытой для омлета сковородкой.

— Везунчик, — кисло сказал Джастин. — Ладно, не буду отвлекать, а то еще спалишь чужую квартиру. Приятного аппетита.

— До скорого, — улыбаясь, попрощался Гэвин.

Болтовня Джастина встряхнула его, втянула обратно в условные рамки нормы, но настроение от этого никак не изменилось и вопросы типа «какого хрена я тут делаю?» не нагрянули. Он просто возился со сковородой, мычал под нос прилипчивую мелодию из какого-то ситкома и в духе ситкома же чуть не подпрыгнул на месте, услышав за спиной хрипловатое:

— Жареный бекон — лучший будильник в мире.

— Спящая красавица изволила продрать очи? — Гэвин обернулся к нему, помахал лопаткой: — Доброе утро. Я думал, ты до полудня будешь отсыпаться.

— И пропустить завтрак?

Мерлин подошел к плите, повел носом и, довольно зажмурившись, зевнул.

— Значит, у нас не будет разговора, где я такой «Тебе положить?», а ты такой «Нет, я утром только кофе могу пить», а я такой неловко «А, ну… тогда ладно» и потом пытаюсь в одно лицо сожрать омлет из пяти яиц? Круто. И кстати, яиц у тебя в холодильнике больше нет.

Мерлин тепло рассмеялся, весь ужасно уютный в своем мятом домашнем аутфите, с вороньим гнездом на голове и ожившими синими глазами, которые были гораздо выразительнее без мутной пьяной поволоки.

— Я умоюсь — и сооружу нам кофе. Не сожги бекон, Рамзи.

Увлекшийся несостоявшимся диалогом, Гэвин и правда чуть не упустил из виду ситуацию на плите, что и кинулся исправлять с помощью лопатки и нецензурной лексики.

Омлет получился, если отбросить ложную скромность, шикарным. Вершина омлетного искусства. Врата беконного рая.

Гэвин так его и отрекомендовал Мерлину, чтобы тот знал, какие выражения использовать в своих мемуарах. Мерлин бессовестно ржал, соглашался и ел с удовольствием. Аккомпанировала их пиру духа и желудков кофеварка, выцеживающая порцию кофе.

Всю комнату заливало солнце. Умытая светом, она встряхнулась, оживилась и уже не выглядела такой стерильной, как ночью. У комода валялся раскрытый рюкзак, стеллаж, кроме книг и дисков, вмещал в себя помятую банку от газировки, бесхозный провод, сунутый на нижнюю полку «лишь бы не путался под ногами», кружку и лохматую стопку бумаг. Даже чуть покосившаяся абстрактная картина над диваном радовала глаз.

Активно работающий челюстями Гэвин отвлекся от созерцания квартиры и успел перехватить быстрый взгляд Мерлина, сдобренный легкой улыбкой.

— Что?

— Ничего, — покачал головой тот. — Просто для меня давно не готовили. Спасибо.

— Да ладно. Я редко встаю к плите и, честно говоря, мало что могу сварганить, кроме яиц. Но сегодня прям вдохновение нахлынуло. Да и с похмелья нормально поесть — милое дело. Хотя… по тебе вот не скажешь, что ты полночи полировал барную стойку. Я бы сейчас подыхал, инфа сто процентов.

— Мне повезло, — ухмыльнулся Мерлин. Он встал, чтобы убрать тарелку и налить кофе, наконец исторгнутый обессилевшей кофеваркой.

— Хорошо. Не хочешь делиться со своим героем секретом безнаказанного пьянства, тогда расскажи что-нибудь другое, — заявил Гэвин, после условного хлеба готовый к условным зрелищам.

— Что рассказать?

— Да что угодно! Любая твоя история будет для меня свежей и неизбитой по объективным причинам, помнишь? Ну хоть… Ты вот сказал, что переводишь всякую древность. Сейчас работаешь над чем-нибудь?

Мерлин звякнул пустыми кружками по столешнице и с секундной заминкой взялся за ручку емкости с кофе.

— Да так, всего понемногу. Занимаюсь, среди прочего, одной… старинной легендой.

— Сто лет не читал старинных легенд. Выкладывай.

— Это длинная и не очень веселая история.

Мерлин всыпал в одну кружку ложку сахара, плеснул молока и поставил ее перед Гэвином. Свой кофе он предпочитал без добавок.

«Не удивляться», — с нажимом напомнил себе Гэвин, тупо глядя на кружку, и вернулся к насущному.

— А ты в кратком изложении. Я так половину школьной программы по литературе осваивал. Ха, шучу. Две трети вообще-то.

Мерлин отчего-то колебался, даже закусил нижнюю губу в задумчивости, и это только подзуживало Гэвина настаивать.

— Ты что, набиваешь истории цену? А если я скажу «пожалуйста-препожалуйста»?

— Хорошо. Краткое изложение, — вздохнул Мерлин и уселся напротив. Помолчал, собираясь с мыслями, а потом начал неторопливо, почти торжественно: — На земле мифов, во времена магии судьба великого королевства легла на плечи короля, волшебника и отважного рыцаря.

— Это три человека? — на всякий случай уточнил Гэвин и получил предупредительный Взгляд. — А что, король — точно рыцарь, просто с короной, и ничего не мешает ему быть еще и волшебником… ладно, понял, три разных чувака.

— Они сражались с чудовищами, защищали королевство от вторжения вражеских армий и пережили много приключений, пока однажды не встретили на своем пути ведьму…

— Старуху с бородавкой на носу?

— Если ты сейчас вспоминаешь «Белоснежку», представь лучше злую королеву перед волшебным зеркалом. Та ведьма была прекраснейшей из женщин, от красоты которой перехватывало дыхание. Но ее сердце за годы довлеющей над ней мрачной тайны, сомнений и ненависти стало черным. Она сотворила много зла, и три героя всеми силами пытались ее остановить… пока наконец не победили ведьму.

— Вау, вышло и правда… кратко, — сказал Гэвин, невольно понизив голос и понимая, что история не кончилась.

— Победа далась им не даром. Так уж в этих историях устроено. Получая — отдаешь. За долгий мир и процветание на их земле они заплатили своими судьбами. — Мерлин снова умолк, но продолжил почти сразу, будто пересиливая себя: — Ведьма не могла навредить им напрямую. Король имел с ней кровное родство, их общая магия защитила его и тех, кто ему дорог. Но ведьма была умна. И жестока. Она знала об узах дружбы… и любви, что связывали короля с волшебником, и сыграла на этом.

— Какая прогрессивная легенда, — совсем тихо заметил Гэвин и не нашел в себе сил на улыбку.

В отличие от Мерлина, который ответил, на миг прикрыв глаза:

— Любовь имеет много форм. Много имён, — он снова посмотрел на Гэвина, — и обличий. Это великая созидающая сила, но она тоже может стать оружием.

— И что та сучка сделала?

— Прокляла их, насколько хватило ей сил. Ходить по миру век от века в поисках. Находить — и снова лишаться друг друга. «Ты, маг, готов был сегодня отдать свою жизнь за моего брата, но никогда, во веки веков, ты больше не сможешь его спасти». Вот что она сказала.

У Гэвина волосы на затылке встали дыбом и сердце провалилось в ледяную яму.

— А что же рыцарь? — спросил он чуть слышно. — Если заплатили все трое… Как он попал под раздачу?

— Ведьма истратила слишком много магии, но и его, занесшего над нею меч, не обошла вниманием. И ему тоже напророчила. «Отправляйся за ними, мой рыцарь. И будь, как прежде, луной, что становится видна, лишь когда гаснет солнце». После этих слов жизнь покинула её.

— Сдается мне, наша красотка не знала толком ни любви, ни дружбы, — медленно произнес Гэвин. На вопросительный взгляд Мерлина пояснил: — Она обрекла рыцаря перерождаться, проживая множество жизней, встречать близких людей и быть рядом с тем, кого он, видимо, любил, в самые темные времена? Я бы сказал, на проклятье не тянет. Больше похоже на подарок.

— На самом деле рыцарь именно так и решил, — сказал Мерлин, расцветая теплой задумчивой улыбкой. — У него было огромное доброе сердце. И ты прав, ведьма этого понять не могла.

Гэвин приложился к кружке, пока история кадрировала и раскрашивала себя у него в голове, оживая поразительно яркими сценами. Прекрасная ведьма с зелеными глазами и златовласый король, как ночь против дня…

— Откуда взялась эта легенда? — спросил он.

— Кто знает, — стряхнув с себя морок, прежним, лишенным напевности голосом ответил Мерлин. — Как тебе кофе? Достоин беконно-райского омлета?

— Их союз воспоют в веках. А как ты догадался, что я пью именно такой?

— Решил, что тебе подойдет. Сладко, но не приторно, и чтобы свет разбавлял тьму.

— Охренеть, метафорический кофе. Так и буду втирать, когда очередной бариста окинет меня презрительным взглядом за мой выбор, — сказал Гэвин. — Только при таком подходе… почему ты пьешь черный?

Не ожидавший, что шуточная метафора бумерангом прилетит ему в лицо, Мерлин растерянно улыбнулся.

— Хотя ладно, не говори. И так понятно: просто блюдешь фигуру, — торопливо подсказал Гэвин.

— После омлета с беконом — да, нелишне, — расслабившись, кивнул Мерлин с серьезным видом.

Гэвин допил кофе, отнес кружку вместе с отставленной в сторону пустой тарелкой в раковину и по пути машинально прихватил пакет молока, чтобы убрать его в холодильник. А потом снова зацепился взглядом за снимок, пришпиленный к дверце миниатюрным драконом с идущими из ноздрей струйками дыма.

Повернувшись к столу, Гэвин понял, что Мерлин наблюдал за ним, и смутился.

— Прости.

— Все в порядке. Можешь спросить о чем хочешь, — сказал он и с тенью улыбки добавил: — Обещаю, в ближайший бар не побегу.

Гэвин остался стоять, опершись бедром о разделочный стол.

— Вы долго были вместе?

— Очень. С самой юности.

Гэвин не в первый раз отметил, как осторожно он иногда подбирает слова.

— И… что случилось? Не говори, если не хочешь. Это не мое дело.

Мерлин покачал головой, словно не соглашаясь с ним.

— Он ушел на пробежку. На мосту через озеро автобус… потерял управление, пробил ограду и свалился вниз. Он прыгнул в воду, чтобы помочь людям выбраться. Нырял, когда автобус полностью погрузился в озеро. Один нырок — одна спасенная жизнь. Но в очередной раз… в последний раз… он не смог выплыть наверх.

Гэвин, онемев, вспомнил, как читал о том бирмингемском происшествии в новостях. Погибший герой, который до приезда спасателей вытащил из воды… восемь человек? десять?

А он даже имени его не назовет.

— Я был дома, спал. Узнал через несколько часов, — тем же отстраненным голосом продолжил Мерлин. Он выглядел очень спокойным. Глубокая скорбь, что кричала с его лица ночью в клубе, оказалась сейчас за семью замками, и только пульсирующая на виске жилка выдавала его. — Это больно, да, но еще и… слишком рано. Слишком, понимаешь? Я оказался не готов. Забыл, что не бывает всегда «долго и счастливо». И меня не было там. Не было.

Гэвин вернулся, сел рядом и сделал то, на что не решился ночью: накрыл пальцами безвольно лежащую на столе руку. Окунулся в туманную синеву его глаз, которые помнил в золотом свечении, хотя помнить не мог. Отдельные крошечные трещинки, за ночь и утро пронизавшие его разум, соединялись в разлом, по которому его жизнь готова была разойтись, как по шву.

Это должно было пугать, но страшно ему не было.

— Мерлин. Думаю, разные люди на разные лады говорили тебе, что ты ничем не помог бы, если бы тоже был на том мосту. И возможно… они ошибались. Но что бы ты ни сделал, кого бы ни спас тогда… это был бы не он. Ведь правда?

— Да, — выдохнул Мерлин эхом.

— Может быть, ты никогда не сможешь его спасти. Может быть, линии судьбы сломаны непоправимо. Но лучшая часть в том, что «долго и счастливо» еще будет. Цена уплачена, но она справедлива. Если даже я каким-то образом это знаю, то ты знаешь и подавно. Просто иногда, как сейчас, друг должен напомнить тебе. Вот почему ты пришел вчера в тот клуб.

Мерлин долго смотрел на него, снова одновременно очень юный и очень взрослый, а потом прижал ладонь к щеке Гэвина и сказал:

— Прости меня.

— За кашу, которая у меня сейчас в голове? — на пробу улыбнулся Гэвин. — Не стоит. Сегодня, дети, мы проходим букву «н». Н — неизбежность.

Мерлин фыркнул, встрепал ему волосы и убрал руку.

— А также надежда, начало, нужный… и надираться, — добавил Гэвин. — В сумме — нормальная буква.

— Я не хотел влезать в твою жизнь.

«Снова» — повисло в воздухе.

— Если начистоту, то еще вопрос, кто куда влез. Меня же вчера в баре никто за язык не тянул? Так что не отбирай мои заслуженные лавры. — Гэвин поскреб небритый подбородок. — Нифига. Я такое множественное дежавю сейчас словил, как будто у нас подобный диалог в разных вариациях проходил раз десять.

Он выжидающе уставился на Мерлина, но тот откинулся на спинку стула и уточнил:

— Подозреваю, у тебя уже появились вопросы.

— У меня их охулиард, и формирование перечня только началось. А я ведь пока даже близко не въезжаю, что происходит, и ты знаешь, о чем я. Это как… вспоминать книгу, которую не читал. Так что сейчас… — Гэвин осекся, сделал глубокий вдох, медленно выдохнул. Хлопнул себя по коленям. — Сейчас я переоденусь, вызову такси, поеду домой, чтобы не ронять своего достоинства, и буду там пару часов пялиться в потолок с пустым взглядом. Может, даже утрясу вот это всё во что-то целое, но не факт. Потом что-нибудь сделаю для вида, типа «да нормально, рутина моя рутина». А потом наступит вечер, я вернусь сюда, и ты от меня уже не отделаешься. Как тебе план?

На самом деле уезжать не хотелось, но нужно было. И они оба это понимали.

— План идеальный, — с готовностью кивнул Мерлин. — Но, на заметку: я и сейчас не пытаюсь от тебя отделаться.

— Супер. Ну, тогда приступаем к реализации.

И он в самом деле пошел в ванную за вещами, время от времени пытаясь выпасть из реальности, но пока балансируя где-то на невидимой грани. Ледяная вода, которой он еще разок щедро умылся, немного помогла.

Гэвин через приложение заказал такси, умудрившись вспомнить адрес без подсказок, и переоделся. Зеркало бесстрастно сообщило, что рубашка как из жопы, на джинсах обнаружилось жирное пятно неизвестного происхождения, которое он вчера не заметил, а обоняние так же жирно намекнуло, что лучше бы снова раздеться.

— Я похож на бомжа, — вынес он себе вердикт, едва вернулся в комнату, и обнаружил Мерлина сидящим на подлокотнике дивана.

— Во-первых, не похож, — прилежно его разглядев, ответил Мерлин. — Во-вторых, тебе надо дойти до такси, а потом до дома. Никто не успеет устроить тебе модный приговор.

— А если тот ночной таксист не закончил смену? Он может давать мастер-классы по осуждающим взглядам. Озолотился бы. — Гэвин пристально посмотрел на Мерлина и сказал, широким жестом показывая на себя: — Ты же можешь с этим что-то сделать.

— Едва ли.

— Это был не вопрос, если заметил.

Мерлин вздохнул и с видом святой невинности почесал в затылке.

— Могу дать тебе во что-нибудь переодеться?

— Мерлин. Хватит по мозгам ездить. А то ведь я, пока доберусь до дома, уболтаю себя, что мне все померещилось.

Он знал, чего добивается от Мерлина, но не совсем понимал. Или понимал, но не знал? Концы с концами тут точно не сходились, он лишь чувствовал, что имеет полное право настаивать на чем-то — и ничего ему за это не будет. И никогда не было.

Мерлин шмыгнул носом, пожевал щеку изнутри, а потом плавно поднялся и с непередаваемо хитрым выражением на лице чуть прищурился. Глаза у него на миг стали золотистыми, а одежда на Гэвине — будто из химчистки.

— О-хе-реть, — потрясенным шепотом выговорил он, когда по коже прошлась щекотная волна, утягивая следом за собой все, что напоминало о вчерашней гулянке. — Мерлин, это… это…

Он задохнулся совершенно детским, оторванным от всех предстоящих открытий, концентрированным восторгом и, не зная, как подобное можно выразить словами, рванул к Мерлину и сгреб его в охапку, обнимая так, как, наверное, ребенком обнимал бы застуканного с поличным Санта-Клауса. Мерлин тихо рассмеялся, с теплыми золотыми искорками в голосе, а потом затих, позволяя прижиматься к нему, как прошлой ночью позволял Гэвин.

Первое острое потрясение отпустило, клубком свернулось на дне души, давая место толпе других чувств, которым рано было пока искать имена. Гэвин выхватил только одно — то неуловимое, пронзительное, что подспудно тыкалось ему в бок с первого взгляда на печального соседа в баре, — и наконец облек его в два коротких слова.

— Я скучал, — выдохнул он Мерлину в волосы.

Ни разу в жизни Гэвин ни по кому не скучал так сильно, хотя причины еще кружили в воздухе, едва задевая его невесомыми крылышками. Тайный океан чувств колыхался за спиной. Оставалось лишь оглянуться.

В кармане пиликнуло входящее сообщение.

— Такси? — вырывая его из потока мыслей, тихо спросил Мерлин.

Гэвин отстранился, вытащил телефон и глянул на экран, не сразу понимая текст.

— Да. Шустрый какой.

— Езжай. Тебя потолок ждет.

— Ага.

— И рутина.

— Ага.

Они как-то оказались у двери. Гэвин наткнулся взглядом на сложенную у выхода стопку нераспечатанных конвертов со счетами.

— Кстати, теперь… — схватив лежащую там же ручку, он вывел на верхнем конверте знакомую вереницу цифр, — он у тебя есть. — Внимание вдруг привлекло имя адресата. Гэвин прочитал его и со смешком уточнил: — Колин, значит?

— В той же мере, в какой ты — Гэвин.

— Охулиард вопросов плюс один, — вздохнул Гэвин-и-кто-то-еще.

— До вечера?

Он улыбался так ясно, с таким узнаваемым живым теплом, нежностью и каплей лукавства, что за гулом прибоя Гэвин чуть не сделал необдуманный шаг — обратно.

Еще не порыв. Еще пока лишь его предчувствие.

— До вечера, — ответил он. — Надеюсь, ты любишь пиво.

В рассыпающемся и собирающем себя заново мире Гэвину пока мало что было известно, почти ничего, но одно он знал наверняка.

Знал, что однажды, таким же пьянящим солнечным утром или тонущим в тенях вечером, он всё-таки сделает этот шаг.

И что Мерлин не будет его останавливать.