Казухе не спалось. От слова совсем. Он просто лежал в постели, не сумев сомкнуть глаз вот уже как минимум пару часов. Юноша долго и упорно пытался погрузиться в сон, всячески отвлекал самого себя... И все безуспешно. Тот словно бы сам не хотел идти к нему. Зато Странник, лежащий рядышком, уже давно мирно сопел, уткнувшись носом в подушку.
Вставать им рано, и это осознание тучей нависало над Каэдэхарой. Он не выспится. Впрочем, если вообще сумеет заснуть, потому что с каждой прошедшей минутой сомнений становилось все больше. Ему хотелось спать, но, черт возьми, он не мог!
От скуки усталый взгляд алых глаз принялся блуждать по комнате в гостинице, в которой двое остановились. За окном уже давно глубокая ночь, так что единственным источником света была луна в небе да фонари на улице, лучи которых пробирались в темную комнату сквозь маленькую щель не до конца запахнутых штор. Пусть этого было мало, но вполне достаточно для того, чтобы привыкшее к слабому освещению зрение смогло разглядеть окружающую обстановку. Но вскоре и мебель разглядывать надоело. И тогда Казуха, наконец, обратил внимание на луч света из окна. Свет был мягкий, слегка рассеянный из-за неплотной ткани штор; он пробирался сквозь окно и ласково касался Странника. Вернее… его шеи и плеч, с которых за ночь успела сползти юката, обнажив бледную кожу. Эта картина заставила Казуху остановить свой взгляд, словно завороженного: ниже витиеватого узора на шее покоилась метка с символом Электро. Кожа в том месте обожженная, в старых шрамах, и все равно узор яркий, идеально вычерченный, словно несмываемые чернила. На самом деле, она привлекла внимание Казухи еще во время первого их совместного боя. И сейчас ранее не замеченные повреждения повергли его в шок.
«Наверное, с этой меткой у него связаны не самые светлые воспоминания…» — предположил самурай. Аманэ никогда не позволял касаться ее. Каждый раз, когда Казухе стоило проявить к ней интерес, он то шлепал по чужой руке, то грубо хватал ее и не отпускал, пока Каэдэхара не обещал больше не тянуться к этой части тела куклы. И все-таки… Соблазн так велик! В конце концов, если он разок коснется, тот не заметит?
Казуха и сам для себя не заметил, как уже в следующее мгновение с осторожностью, дабы не потревожить сон возлюбленного, перевернулся набок и приподнялся на кровати, протягивая руку к основанию шеи перед ним. Он коснулся мягко, почти невесомо, такой манящей его сознание метки, а затем также едва ощутимо провел указательным и средним пальцем так, что та осталась посередине. Может быть, это все уставший разум, но Казухе показалось, что под его прикосновением метка, хоть и Электро, едва заметно засветилась цветом элемента Анемо. Поразительно!
Увы, природное любопытство юноши не было удовлетворено, даже наоборот – увеличилось в своих размерах. В голову закралась мысль: что будет, если он еще что-нибудь сделает? Например, нажмет чуть сильнее или…
Где-то вместе с этим желанием к Казухе взывал голос совести. Он не знал, насколько чутко Аманэ спит. И, более того, насколько тактичным будет нарушать выстроенные им границы в отношении этой части кукольного тела. Казуха, если честно, даже не знал, как мог бы оправдать это действие со своей стороны в случае, если юноша проснется.
Но все же… Ладно, еще одно мимолетное прикосновение, и он продолжит свои попытки заснуть.
Вот только стоило Казухе приблизиться вновь, собираясь коснуться метки уже губами, всего мгновение – его рука оказалась грубо схвачена прямо за запястье, а сам юноша повален на спину и придавлен крепкими бедрами Странника, что сел на него сверху, дабы тот даже не посмел дернуться в попытке подняться. Суровый взгляд аметистовых глаз, в которых ныне не было и намека на сон, направлен непосредственно на Каэдэхару, а свободная рука куклы подрагивала в опасной близости от шеи, выдавая раздражение ее владельца. Лишь осознание, насколько люди хрупкие, останавливало темноволосого от того, чтобы с силой сжать ее.
— Ты что себе позволяешь? — прошипел Аманэ, нависнув над парнем. Он желал найти в чужих глазах хоть намек на раскаяние. Однако, встретил лишь искреннюю растерянность. — Ну, что так смотришь? Говори уже, пока я не потерял терпение.
Аманэ хмурил брови, и его яркие глаза все еще метали искры молний, но тон несколько смягчился. Он был зол, и все же не до такой степени, чтобы вредить дорогому человеку. Правильнее было бы сказать, что он раздосадован…
Казуха не знал, как ему стоит ответить. Его горло, правда, уже не рисковало быть раздавленным, ведь Аманэ перестал нависать над самураем и просто сел прямо, скрестив руки на груди в ожидании ответа. Смотрел сверху вниз, не сводя глаз и даже не моргая. В такие моменты подобное проявление нечеловеческой сущности, если честно, вызывало мурашки по коже.
И все же, на ум ничего не шло… Скажи он правду, как отреагирует темноволосый? В голову, однако, пришел неожиданный вопрос, когда в памяти скользнула картинка с обожженной кожей и шрамами на ней вокруг символа Электро.
— Ты хотел избавиться от нее? — Казуха звучал обеспокоенно. Должно быть, Аманэ было больно, если эти следы являлись последствиями его действий.
Брови Странника приподнялись в удивлении: он совсем не ожидал услышать такой вопрос. Лицо его смягчилось и, кажется, даже погрустнело.
— Некоторые вещи лучше забыть, Казу. — Голос тихий и немного хриплый. Он словно бы не хотел вспоминать то, что пережил тогда, и все же в закоулках сознания начали вспыхивать события многолетней давности…
Аманэ вспомнил, как, преисполненный ненавистью к своей создательнице, отчаянно хотел избавиться от метки, напоминающей о том, чьим творением он был. Боль, гнев, память о предательстве – все это смешалось в одну омерзительную кашу, пока, тогда еще Куникузуши, пытался расцарапать это чертово напоминание о том, кто он такой. Странно – он кукла, но в тот момент на его пальцах осталась кровь, а шея горела от боли. Кто вообще додумался бы встроить в куклу болевые рецепторы? Тогда ему казалось, что Электро Архонт намеренно это сделала, чтобы поиздеваться над ним.
Если честно, к каким методам он только не прибегал в попытках стереть этот символ… И после каждого раза узор нисколько не тускнел и выглядел как новенький. Зато кожа вокруг находилась просто в ужасном состоянии. В конце концов, он оставил эти глупые попытки и предпочел просто не вспоминать о существовании той метки. И хотел, чтобы Казуха также не обращал на нее внимание.
Должно быть, на его лице отразились невеселые мысли, и Каэдэхара понял все без слов.
— Даже если у тебя не получилось это сделать, я хочу, чтобы ты знал, что наличие этого знака не делает тебя хуже.
— Конечно не делает, — усмехнулся он, а затем вздохнул. — Ладно, неважно. Почему ты вообще не спал в такое время? Или не можешь заснуть?
Ответом на этот вопрос послужил кивок.
— А потом свет из окна обратил мое внимание на твою метку, и мне стало любопытно, — дополнил Казуха следом. На его губах появилась виноватая улыбка.
— И ты решил коснуться этой моей части тела, пока я спал. — Даже не вопрос – утверждение. Казухе показалось, или на него смотрят с осуждением?
Снова кивок, хотя ответа от него и не ждали. Каэдэхара чувствовал, как ощущение неловкости и стыда становится все больше, и он даже невольно отвел взгляд от столь пронзительного напротив. О, совесть потом еще долго будет съедать его!
Сверху раздался еще один смешок, но уже с некоторой надменностью в тоне.
— Ты забыл, что я не простой смертный и все чувствую? Сон для меня не более чем состояние, в котором я могу скоротать время.
На пару минут в комнате воцарилось молчание. И только редкие крики ночных птиц за закрытым окном да шелест гонимых ветром листьев немного разгоняли это сгустившееся напряжение в воздухе. Казуха осознал, что все это время Аманэ мог прекрасно знать обо всех его действиях, когда «спал», но не подавал виду…
— Расслабься, Казу. — Он словно бы прочитал эту панику в глазах светловолосого. — Я хоть и сплю не в том же самом понимании, что и вы, люди, однако все же могу погрузиться в глубокий сон, когда мне потребуется время, чтобы сообразить что к чему. Разбудить меня, правда, может что угодно. Вот как сейчас.
Казуха понял, что его задумка была провальной с самого начала.
— То есть ты почувствовал и мое первое прикосновение?
— Верно, — коротко ответил он, кивнув. — Твои действия были очень опрометчивы.
— П-прости, если я причинил тебе боль! — Казуха не на шутку заволновался. Очарованный желанием узнать побольше о загадочной метке, он совсем не брал в учет, что может быть замечен. Аманэ до сих пор переживал из-за нее и, черт, это было так неправильно со стороны светловолосого…
— Какую боль, Казу? — Настал черед Аманэ удивляться. Он непонимающе смотрел на Казуху. — Мне не было больно, мне было… — Тут он резко замолчал, поняв, что сказал лишнего, и прикрыл рот рукой. Каэдэхара же невольно зацепился за эти слова.
— Тебе было «что»? — не мог не полюбопытствовать.
Аманэ нахмурился, коря себя за длинный язык.
— Забудь! — вспылил он. — Ложись спать, а то не выспишься, а нам еще утром идти исполнять просьбу Нахиды. Напросился со мной – так будь добр потом хотя бы не мешаться, будучи сонной тетерей.
Странник в спешке поднялся с Казухи и собрался было лечь обратно на свою половину кровати. Вот только то, что он повернулся к тому спиной, стало его фатальной ошибкой. Крепкие руки обвились вокруг тонкой талии, и он оказался в объятиях Казухи.
— Нет, мне правда интересно, — не унимался Каэдэхара, а в глазах его блеснул огонек озорства, пока он продолжал сжимать куклу в объятиях. — Если тебе не больно, то… Приятно?
В следующую секунду он готов был поклясться: кончики ушей Аманэ едва заметно покраснели, и сам юноша как-то перестал активно вырываться, старательно избегая его взгляда.
Это значит «да»?
Казуха облегченно выдохнул и мягко коснулся губами Электро символа перед собой, вкладывая в это прикосновение все свои любовь и нежность. А у Аманэ по телу дрожь прошла, выбивая из груди громкий вздох.
— Э-эй, ты что делаешь?.. Ах! — Он издал судорожный стон, стоило Казухе прикусить кожу вокруг метки после того, как оставил еще несколько трепетных поцелуев. — Н-не трогай ее!
Аманэ пытался звучать грозно, в попытках остановить хватал руки Казухи, шаловливо забирающиеся под юкату в районе груди, но с каждым новым прикосновением его запал постепенно исчезал, как истончался бы кубик льда под даруемым теплом.
— Так вот почему ты так не хотел прикосновений к ней? Это место очень чувствительное… — Казуха выдохнул изумленно.
— Казу, перестань!
Но тот будто не слышал. Продолжил целовать, покусывать, играючи, вырывая с уст Аманэ еще больше рваных стонов, пока его руки блуждали по плечам, груди, после спустились к оголившейся талии, так как его одежда к тому моменту держалась буквально только на пока еще завязанном поясе… Казуха не обделил вниманием даже бедра, забираясь пальцами под тонкую ткань и проводя по узорам, что светились под ласковыми касаниями. Ему невероятно нравилась эта особенность в его возлюбленном. Так, они даже не нуждались в лунном свете…
— Блять, Казуха… — Аманэ выдыхает нетерпеливо, его голос дрожит от избытка ощущений. Он закинул голову назад, опускаясь затылком на плечо Каэдэхары, когда тот переместил поцелуи выше, ближе к уху.
— Ты возбужден? — сквозь томный, чуть хрипловатый шепот слышится улыбка. Казухе, впрочем, можно было даже и не спрашивать, ибо по состоянию парня в его руках это было отчетливо видно.
Последняя ниточка благоразумия оборвалась: все так же, не разрывая объятий, Аманэ повернулся лицом к Казухе, заглянул в эти подернутые желанием глаза, и тут же пленил его сладкие губы в страстном поцелуе. Жадно, нетерпеливо, тихо постанывая в унисон. В какой-то момент он почувствовал, как Казуха подхватил его под бедра, крепко сжимая их, и усадил на свои, так, чтобы он смог почувствовать его возбуждение.
— Я тоже. — Казуха с большим трудом оторвался от столь манящих его губ, напоминающих нежные лепестки бутонов, потому что от недостатка воздуха уже немного закружилась голова. Он смотрел в сияющие глаза напротив с нескрываемым вожделением в собственных.
— Ох, — выдохнул Аманэ. Он невольно опустил взгляд ниже, и жар прилил к его щекам еще сильнее. О, он чувствовал. И видел.
Внизу живота разлилось приятное тепло. Мысли Странника уже были поглощены желанием почувствовать Казуху внутри, ощутить, как он заполнит его нутро без остатка… Он любил секс с этим человеком – трепетный, иногда нетерпеливый и преисполненный похоти, но каждый раз наполнен заботой и миллионом нежных слов как во время, так и после… Пожалуй, это была его слабость, к которой он успел привыкнуть.
Он возвращает взгляд к лицу Казухи, а тот смотрит так влюбленно, с великим обожанием, и все же несколько потемневшими глазами, пока руки шарят под одеждой, выражая отнюдь не самые невинные намерения их владельца. Кажется, на этот раз терпение темноволосого действительно закончилось, и он заерзал на чужих бедрах, вырывая более откровенный стон с уст Казухи. Видно, тот тоже держался только благодаря чуду.
— Ты, чертов… Мм… — Он не договаривает – Казуха вновь пленил его губы, да так безудержно, что пришлось схватиться за его плечи. — Я не дам тебе сегодня уснуть, даже не мечтай! Не когда ты меня возбудил, чертов обольститель, — продолжил Аманэ серьезно, когда они отстранились друг от друга.
— О, у меня все равно бессонница. — Улыбается без всякой застенчивости, видно, отчасти даже рад, что все в итоге сложилось так как сложилось.
— Подумай хорошо, я могу сжалиться, — шепчет с придыханием. А затем спустился к шее и прикусил кожу, игриво, отчего дыхание Казухи заметно участилось. — Мне не нужен сон, Казу. Я буду прекрасно себя чувствовать, а вот ты… Очень сомневаюсь, что потом тебе поможет даже кофе.
Алые глаза сощурились по-лисьи.
— Беспокоишься обо мне? Не ты ли только что сказал, что не дашь мне заснуть, потому что так отчаянно жаждешь меня здесь? — Правая рука быстро скользнула к промежности, заставив Аманэ протяжно застонать. Он был натянут как струна, и любое касание отзывалось приливами жара, будто маленький, но очень приятный ток. — Такой нуждающийся… — Казуха цокнул языком. — Я еще толком ничего не сделал, а ты уже мокрый.
— Ах! Ммх... Я напомню, что все это из-за тебя. — Странник уткнулся лбом светловолосому в плечо, с трудом сдерживая жалобное хныканье, так как все еще чувствовал его ладонь внизу, чувствовал эти шаловливые пальцы, что мягко скользили по коже, умело дразнили чувствительное местечко, заставляя тем самым истекать все больше, слышать тихие хлюпающие звуки и из-за них же краснеть…
Куда вообще делась вся его властность? Хотя, признаться, Казуха каждый раз прекрасно справлялся с тем, чтобы занять ведущую позицию, доводя своего любимого до состояния, когда хотелось просто отдаться в эти умелые руки и таять, растворяться в наслаждении…
— Бери на себя ответственность теперь, — пробурчал он, не отнимая лица.
— О, мой дорогой Аманэ, я с большой радостью. — Томный шепот обжег ухо, заставляя вздрогнуть. — Я ведь и сам жажду этого не меньше твоего~.
Казуха мягким касанием приподнял его красное от смущения лицо за подбородок, недолго всматриваясь. Нежный шелк приятно зашуршал, падая на простыни…
А дальше по комнате эхом раздавались поцелуи и тихие постанывания, шорох ткани, пока двое опускались обратно на постель, не размыкая крепких объятий. Лишь на пару секунд они отстранились, но только чтобы пересечься полными вожделения взглядами и затем, наконец, перейти к большему – тому, чего так сильно желали распаленные тела. Казуха мазнул губами по белоснежной коже на шее, прикусил ее, сорвал с чужих уст свое имя, почувствовал, как с силой любимый сжал его распущенные светлые волосы на затылке.
Каждое прикосновение для обоих донельзя приятно. Каждый вздох, каждое слово будоражат все внутри. И связь все ближе – кажется, что они вот-вот станут одним целым, сольются воедино в этом акте любви.
— Ну же, — дрожащим голосом просил Аманэ, сжимаясь вокруг члена, — двигайся…
— Я хочу услышать волшебное слово, — игриво прошептал ему на ушко Казуха, не сдвигаясь ни на миллиметр.
— Ты!..
Нашел же время дразнить. Казуха с весельем смотрел на эти сведенные на переносице брови, румяные щеки и искусанные губы, пока его возлюбленный отчаянно решался. Слышать мольбы из этих уст… О, это было очень волнующее зрелище. Грех такое упустить.
— П-пожалу… Ах! — Он сорвался на громкий стон, но не успел прикрыть рот рукой, когда Каэдэхара неожиданно толкнулся внутрь.
— Тише-тише, — едва ли не промурлыкал Казуха, смотря с невероятной нежностью и заботой, погладил Аманэ по щеке. — Ты же не хочешь потревожить других постояльцев?
— Ты нарочно, — шепчет без злобы, слышит тихий смешок, а затем делает глубокий вдох, хотя в том совсем не нуждался, смотрит с мольбой прямо в алые глаза напротив, — прошу…
И одного этого «прошу» хватило, чтобы Казуха, очарованный прекрасной и столь волнующей картиной под ним, сорвался сразу на быстрый темп.
Мокрые поцелуи, шлепки тел друг о друга, имена, срывающиеся с уст, и сдержанные стоны – все это стало музыкой для двоих. Особенно для Казухи, что так любил столь сладостный голос Аманэ, его тихие постанывания, его бессвязные речи, когда он полностью отдавался чувствам, был по-настоящему открыт. И такой он только с ним.
— Еще, еще… — срывающимся на шепот голосом скорее выстанывал Аманэ, царапая спину Казухи, пока тот вбивался в его тело, крепко держа белые бедра, да так, что наверняка останутся следы.
Кто бы мог подумать, что все начнется с бессонницы и простого любопытства…
***
«Как мы вообще к этому пришли…» — размышлял Аманэ уже после секса, укрытый одеялом.
Они еще какое-то время нежились в постели, пока Казуха в какой-то момент не ощутил, как навалилась усталость, а веки то и дело норовили закрыться.
Странник таки после проявленного трепетного отношения со стороны любимого к метке на своей шее стал относиться без прежнего негатива, так что теперь Каэдэхара лежал позади него и крепко обнимал, мягко целуя символ Электро, рядом с которым ныне, кстати, красовался яркий след от укуса (Казуха просто не удержался в порыве страсти).
— Спокойной ночи, — тихо пробормотал светловолосый, обнимая крепче. Он почти провалился в сон.
«Тогда уж спокойного утра», — с улыбкой подумал Аманэ, краем глаза обращая внимание на светлеющее небо за окном.
— Спи крепко, — сказал он уже вслух и прикрыл глаза, поглаживая рукой чужую на своей груди. — Я разбужу, когда придет время.
А на утро, заметив невероятно сонное состояние любимого, Аманэ предложил ему остаться в гостинице и поспать подольше, несмотря на все возражения.
«Я не могу смотреть на то, как ты клюешь носом... Того гляди – и меча в руке не удержишь. Оставайся и досыпай».