Ей всегда казалось это название каким-то странным. Последние тёплые деньки осени сравнивали с последними годами женской красоты, словно у этой красоты есть какой-то неотвратимо печальный конец. Как будто никто не наслаждается осенью и не любит зиму, а женщина после определённой возрастной отметки резко превращается в морщинистое кривозубое чудище, которым можно пугать непослушных детей. Впрочем, именно последние деньки бабьего лета ближе к середине октября, когда погода медленно меняется, напоминали ей о неотвратимости перемен и бесповоротности времени.

Всё же, в её положении так просто об этом забыть. Она очень быстро отдалялась от своей прошлой жизни. Может быть дело в том, какой была эта прошлая жизнь, а может быть в том, что в её крови теперь течёт особый вид яда. Он пожирал Её разум с удивительной скоростью, но при этом давал много интересных возможностей. Может именно поэтому это «бабье лето» она всё же заметила. Ощутила. Словно увидела то, насколько сильно она связана с матерью-природой, и как вслед за медленно теряющем листья старым дубом в парке она капля за каплей теряет себя.

Но она не боялась. Потому что понимала, что бабье лето – это не начало конца. Это знак перемен. Впереди её ждёт что-то другое, совершенно новое. Шкура другого цвета, может быть даже удастся урвать у Судьбы пару крыльев – но на такую щедрость рассчитывать вряд ли стоит. Впрочем, загадывать наперёд тоже.

Возможно, перемены её сломают. Может ей не удастся пережить суровой зимы рассудка, и она действительно станет морщинистым кривозубым чудовищем, которым в будущем будут пугать непослушных людей. Сейчас ей бы этого не хотелось, но, если такое случится, едва ли она будет осознавать себя достаточно, чтобы горевать о случившемся, а значит – оба сценария выигрышны.

А пока у неё нет ни крыльев, ни морщин и кривых зубов, можно было просто остановиться. Вдохнуть поглубже – пусть кислород Ей уже был не нужен – позволить холодеющему воздуху проникнуть в мёртвые лёгкие и прислушаться. В шуме людного мегаполиса засыпали насекомые, вяла трава и тяжелели тучи. Она слышала сердцебиение этого мира, и оно постепенно становилось всё медленнее.

А ещё Она слышала, как тикают где-то вдали часы. Где бы она ни находилась, Она повсюду могла их услышать, если слушала достаточно внимательно, но никогда не могла приблизиться. Впрочем, и не пыталась.

Она просто знала, что когда-нибудь это тиканье прекратиться, потому что с каждым новым «тик-так» в великом Ничто растворялась ещё частичка её души. Когда-нибудь тьма поглотит её, и наступит зима. Отогреет ли её когда-нибудь весеннее солнце Она, впрочем, не знала. Но ей и не положено. Что она, мойра что ли? Так, просто гадалка с уставшим, грустным взглядом.

Поэтому покуда её бабье лето ещё не минуло, она будет наслаждаться последним теплом, что ей доступно.