под затянувшимся на небе тёмным покровом глубокой ночи все уже давно прикрыли очи, но для архитекторов значение «сна» несколько заковыристое, особенно если дедлайны хорошенько поджимают. приступать к выполнению какой-либо задачи в ночь перед его сдачей кавеху — несмотря на его бесчисленные оправдания и отговорки — привычно.
а именно:
привычно сидеть до трёх утра, сгорбившись, выцарапывать мягким грифелем черновые эскизы проектов зданий или/и сооружений, стирать их и сдувать с ватманской бумаги крошки от стиральной резинки, но никак не с поверхности деревянного стола;
привычно греметь на кухне кружками и оградой посуды, обещанной быть – честно — вымытой ещё к полудню, а потом тихо шипеть что-то нецензурное и ступать на носочках обратно в комнатушку, не отрывая взгляда от мирно спящего красивого лица, вычерченного углами чёрной тени и яркого света от нагретой до двухсот пятидесяти градусов по цельсию настольной лампы;
привычно ёжить и воротить нос от въедающегося в слизистую носа аромата свежих кофейных зёрен или заваренного кипятком порошка с истёкшим сроком годности ещё в мезозойскую эру, а после оставлять напиток недопитым до утра и уже наутро наблюдать со скребущимися на душе кошками, как чёрная гуща смывается во слив, кивая на монотонные порицания о «нелепом и вздорном переводе продуктов» и совсем не слушая;
привычно клевать носом, делать лишние черты и так же пусто обещать себе, что в следующий раз такого точно не будет;
привычно засыпать, потом разлепить глаза посреди ночи и обнаружить на своих плечах лёгкий плед, а на чертежах — бесконечные правки и указания — «здесь левее», «здесь у тебя криво», «и здесь тоже»;
привычно ощущать накативший десятитонной волной гнев в грудной клетке и сжатых в кулаки ладони и прокручивать в голове «блядь, блядь, блядь» почти циклически и почти с ненавистью, а потом вдруг расслабляться, действуя точно по ремаркам и проливая кофе совершенно намеренно на стопку отчётов в папках-регистраторах, оставляя тёмные разводы, похожие на проточные воды.
— ты опять пролил на мои папки кофе? — и это тоже с пятью часами на электронном будильнике чрезвычайно привычно, даже обогащающе саднившей теплотой и константой, крутящейся бесконечной покрывшейся ржавчиной шестерёнкой.
— случайно. я новые тебе куплю сегодня, как домой поеду.
— не надо, — отказывается аль-хайтам. — я сам куплю.
— как скажешь. — кавех пожимает плечами, стоя в дверях. — я бы купил.
— ты дрянь притащишь, — парирует хайтам, стараясь отыскать внутри не замызганные кофеем файлы. — чёрт побери, и файлы надо.
— да давай куплю! мне не сложно.
— единственное, чего тебе взаправду несложно — проливать на мои вещи кофе и кока-колу раз за разом. это уже в двадцатый раз.
— ты что, — кавех не сдерживается от краткого гогота, — считаешь?
аль-хайтам оборачивается и смотрит из-под опущенных век:
— а как же.
ни капли не удивительно.
нормальные люди забывают, что они ели на завтрак, и не заостряют внимание на том, сколько придётся сделать шагов от подъезда до ближайшей станции метро — более тонкие, почти ювелирные вещи и подавно совершают автоматически. нормальные люди и памятные даты не помнят, разогревают наспех вчерашний ужин в микроволновой печи утром и делятся самым сокровенным перед сном, мечтая не то о вечном, не то о полёте в космос.
однако вывод напрашивается один-единственный: аль-хайтам — человек ненормальный.
хотя насчёт той же принадлежности к человеческому роду кавех сомневается, пущай и нерегулярно; псих-то хайтам ещё тот. да и кавех свалился ничком неподалёку, а обухом о затылок любезно его приударили.
от разномастных и блекнувших воспоминаний, выдавливающих глазные яблоки нещадно и жгуче, прохода нет ни наяву, ни во сне. шепчут, говорят и орут они, раздирая нежную кожу гортани, о чём-то давнем и не таком уж не важном. от них не избавиться, а вот вытереть рукавом губы от остатков масла, жира и быстрых пьяных поцелуев можно до неудобств, раздражения и выступающей из открытых ранок крови.
«так бывает» — вечное слепое оправдание, но жить с ним гораздо легче. того не скажешь о непосильной ноше на плечах с когда-то давними вечерами, мечтой, чтобы они никогда не заканчивались, и добротой, проступающей в холоде глаз напротив.
вода замёрзла, и не оттаять ей вновь.
так — по-прежнему — бывает.
привыкнуть к чему-либо — не так уж и сложно, а отвыкать от старого — совсем тяжело.
не отвыкнуть просто от сериалов, ощущения чужой взлохмаченной головы на собственном плече, протянутых неловко наушников с тихой просьбой послушать и принять, чтобы работать было легче, откровений и данных сразу же логичных советов, выпивки и боли.
чёрствость, лёд, бетон, обсидиан — всё крепкое, и всё будто щиток, окружающий аль-хайтама с ног до головы; к нему не подобраться больше, хоть в ноги кидайся.
для него искренность звучит только трижды; для кавеха — хватает раза.
кавеху достаточно знать, что некоторые растения корнями асфальт крошат на части и стремятся к солнечному свету.
от чего ему не быть цветком?
для начала — от того, что некогда привычное стало непривычным:
— какие мы с ним ещё друзья? мы просто живём вместе.
непривычно, что их связывает теперь съёмная квартира, квартплата соответственно и общая комната;
непривычно, что раньше их связывало, теперь вычеркнуто, покрыто заплесневевшим слоем пролитого кофе и выдернуто ровно.
кавех пока не готов сказать третье «прости»; хайтам никогда не будет готовым произнести шёпотом даже первое.
— прости.
аль-хайтаму тоже непривычно.
и так бывает.