Поздний вечер. Или ранняя ночь. В это время года определить особенно трудно. Эстебан закончил набросок и потянулся. Он не сразу понял, что что-то не так. Ричард продолжал строчить — перо так и скрипело по бумаге. В камине потрескивал огонь и согревал одну из комнат особняка на улице Мимоз. Если бы кто-то сказал Эстебану всего год назад, после выпуска из Лаик, что он будет сидеть в доме герцога Алвы, он бы не поверил.
А если бы полтора, то только фыркнул бы и сказал: разумеется, он ведь станет лучшим фабианцем, и его возьмёт только сам Первый Маршал Талига. Даже смешно.
В воздухе слышался аромат шадди и тизана. Эстебан закончил потягиваться и посмотрел в сторону притихшего Валентина. Конечно, он часто мог сидеть без единого звука, ведь он много читал, прежде чем что-то исправить, перекладывал из одной стопки в другую какие-то листы. Отсутствие звуков с его стороны не удивляло. Валентин вообще умудрялся двигаться бесшумно. Сейчас он пересел в кресло и самым некуртуазным образом подогнул под себя ногу. Листы с черновиками съехали вбок, но не выпали из его рук.
Валентин спал.
Эстебан никогда не видел его спящим. Если так подумать, уставшим тоже. Но за последние полгода он привык к его вечным синякам под глазами и нездоровой бледности. У Ричарда усталость не так проявлялась. Наверное, потому что её перебивал нездоровый блеск и творческий запал.
— Ричард? — позвал Эстебан, но тот даже не хмыкнул. Ясно, это бесполезно.
Разбудить? Но Валентин только закончил редактуру новейшего романа, и сидели они так заполночь больше из привычки и сроков других текстов.
Эстебан встал и подошёл к креслу. Валентин выглядел умиротворённо. Расслабленно. Не спокойно и отстранённо, как обычно. Удивительно даже, какой контраст. Так что Эстебан взял бумагу, уголь и сделал пару набросков.
Валентин так и не проснулся.
Ричард что-то забурчал себе под нос. Ему бы напомнить выпрямить спину или поменьше налегать на шадди, но Эстебан в сиделки ему не нанимался.
Он отложил изрисованные листы и вытер пальцы. Затем снова посмотрел на Валентина.
К нему в сиделки он тоже не нанимался, но ни будить, ни оставлять его так не хотелось. Если разбудить, он может снова не уснуть, а если оставить так, то на утро у него онемеет нога и будет ломить шею.
Эстебан чуть наклонил голову. Нет, ну Валентин, конечно, высокий, но при этом тощий: даже в том, как рубашка обнимала его фигуру, это угадывалось. А до кровати всего ничего. Проверив, что пальцы чистые, он вернулся к креслу, отложил рукописи и уголь.
Решив не ходить больше вокруг да около, он подхватил Валентина под бёдра и спину и поднял. Так, нет, худосочность у Валентина до обидного обманчивая. Но Эстебан сдаваться не собирался.
Перо больше не скрипело, и, когда Эстебан выпрямился, он встретился взглядом с приоткрывшим рот Ричардом. Разумеется, это пойдёт в один из рассказов. Все наблюдения так или иначе попадали в текст, и хорошо ещё, что Валентин вымарывал или исправлял черты, по которым каждого из них было легко опознать. Мелкие привычки там.
Но размышлять об этом можно было позже. Неприлично тяжёлый Валентин — явно в нём основной вес имели пресловутые глубины — прижимался к Эстебану и чуть морщился. Вот только не хватало, чтобы он проснулся ещё. Так что Эстебан отправился в спальню — с одной кроватью, да, но достаточно широкой, чтобы они втроём там могли поместиться и даже не соприкасаться.
Эстебан положил Валентина на предательски скрипнувшую кровать и выпрямился, чуть разминая руки. Оставить так или всё же накрыт? Валентин казался человеком, которому всегда холодно, так уж он укутан в слои одежды и застёгнут на каждую пуговицу. Но Эстебан решил, что не стоило давать Ричарду, который об этом точно напишет, поводов. А то ведь всё, что он писал, в итоге попадало в щупальцы Валентину, и не хватало ещё, чтобы спрутина себе что-то напридумывал. Единственное, что Эстебан себе позволил — это убрать с лица упавший локон.
Эстебан не знал, что, когда он шёл к двери, за ним наблюдала внимательная пара глаз. И не заметил еле видную в безлунную ночь кривую усмешку.
***
— Ричард, расслабьтесь, а то возникает такое ощущение, словно бы вам тяжело, — слишком язвительно произнёс Эстебан. Ричард зарычал.
Подавил желание бросить в Эстебана Валентином, которого держал на руках и позировал для зарисовки.
— Вам не кажется, что стоило найти кого-то пониже? — без капли смущения или какого-либо выражения поинтересовался Валентин. Он вполне успешно изображал из себя потерявшего сознание голубоглазого графа и читал закреплённую вверх тормашками книгу.
— И полегче, — буркнул Ричард, чувствуя, что сейчас Валентина уронит, и потому перехватил его поудобнее — в который раз с начала этой сессии.
— И это тоже, — согласился Валентин.
— Какие же глубины в вас столько весят? — весело спросил Эстебан, отложил готовый набросок и пересел в другое место с чистым листом.
— Я полагаю, это кости и мышцы, а также внутренние органы.
— Фу, — поморщился Ричард. Руки снова затекали. Сказывалось то, что в последнее время он перестал давать себе обычную физическую нагрузку. Валентин не был таким тяжёлым раньше, а ведь, когда они выпускались из Лаик, он был выше? Теперь наоборот и всё же.
— Вы состоите из того же самого, как и наш коллега, который вдохновил вас на написание сцены, из-за которой мы в таком неловком положении.
— Да с чего вы взяли, что я к этому как-то причастен? — вспылил Эстебан.
— Рисуйте. И переверните страницу, если вам не сложно.
Всё, с завтрашнего дня Ричард точно возвращается к тренировкам. И берёт с собой Эстебана.
***
Ричард и Эстебан переглянулись, затем снова посмотрели на Валентина. Он сидел за столом и судорожно что-то правил, на лице красовался нездоровый румянец, а безумный блеск в глазах тем более подсказывал, что стоило его остановить. Но как именно, никто не знал.
Рабочее безумие — редакторское, если быть точнее — зашло слишком далеко, и Валентин стремился работать даже из постели. Попытка забрать у него работу привела только к тому, что он выбрался в кабинет и продолжил здесь, хотя ему строго-настрого сказали оставаться в постели, лежать и ничего не делать.
— Я несу его в спальню, а вы забираете отсюда все черновики.
— Я в прошлый раз думал, что мы все забрали, — прошипел в ответ Ричард.
— Ну, значит, проверим ещё раз, — шикнул в ответ Эстебан и обошёл стол.
Валентин на него даже не посмотрел, что позволило отодвинуть стул и одним движением подхватить больного на руки. Тот ещё пару мгновений продолжал что-то писать, затем растерянно посмотрел на перо в своих руках. Ричард схватил черновики, не особо заботясь, что он размазывал чернила, и выскочил с ними за дверь. Эстебан пошёл в спальню, тем более что Валентин не сопротивлялся и вообще как-то странно притих.
Оставалось надеяться, что Ричард догадается привести лекаря и попросить снотворного.
Что-то всё это напоминало, но оно случилось так давно, что почти стало забытым сном. Тем самым, которым Валентину не помешало бы забыться. Эстебан уложил его на кровать, забрал из рук перо и накрыл одеялами. Стоило бы поискать в спальне: может, здесь где-то спрятаны те самые черновики.
Его руку перехватила чужая, слишком горячая.
— Юстин, не уходи, — сказал Валентин таким тоном, что у Эстебана сжалось что-то внутри. Так просят остаться родителей маленькие дети — ну или его просила Анна-Рената давно в детстве.
Но что за «Юстин», Эстебан не знал, и это сразу же перебило всё впечатление. Но опять ощущения качнулись в другую сторону, ибо смотрел Валентин так, словно если он отпустит, то Эстебан по меньшей мере умрёт. Так что он вздохнул и сел рядом.
Валентин уснул, прежде чем у него удалось что-то спросить. Стоило бы отцепить его пальцы от запястья, но Эстебан не стал. Сколько он так просидел, посчитать не получалось, но за дверью наконец-то послышались знакомые шаги Ричарда — и даже чьи-то ещё.
Эстебан почти нехотя выпутался из хватки Валентина и встал, как раз вовремя, чтобы сделать вид, словно бы он искал спрятанные черновики. Лекарь выгнал его за дверь.
— Слушайте, а что у Валентина за Юстин? Мне казалось, он целыми днями с нами, чтобы завести себе кого-то другого.
И это ни в коем случае не ревность, нет.
— А вы не знаете? — удивился Ричард. Затем поджал губы и отвернулся. — Это его старший брат, Юстиниан… Не помню, как там дальше, ещё два имени.
— Мне казалось, его зовут Джастин, — нахмурился Эстебан. Историю с погибшим наследником Приддов и старшим братом Валентина он слышал.
— На юге — наверное, — пожал плечами Ричард. — А вы это к чему?
— Да так, — передёрнул плечами Эстебан. — Лучше давайте найдём черновики, не хватало его ещё раз оттаскивать от работы.
Ричард с недоверием посмотрел на него, но кивнул.
***
— Юноши, — Рокэ вздохнул, оглядывая троицу. Им бы четвёртого — и можно было бы шутить про святых. Впрочем, Единую в трёх лицах Баронессу точно можно считать четвёртой.
Но это пространные рассуждения, в которые очень редко уходила свободная от мигрени голова. И тратить часы отступившей боли на ругань с оккупировавшим особняк рода Алва молодняком он не намерен.
— В этом доме вы могли выбрать абсолютно любую комнату, чтобы напиться, почему именно мой кабинет?
Вопрос, как они попали в запертое помещение, не стоял. Рокэ точно знал, что кто-то из этой троицы умел вскрывать замки. Он ставил на Придда или Колиньяра: один мог научиться от скуки, другой — чтобы выпендриться.
— Эр Рокээ, — протянул Ричард и довольно улыбнулся. — А мы тираж в печать сдали! И у вас та-а-акая мягкая тут шкура. — Он пьяно упал лицом в обозначенную шкуру и потёрся, словно какой-то зверёныш.
Рокэ вздохнул. Видимо, они забрались сюда уже в состоянии близком к нестоянию. Колиньяр как-то слишком блаженно перебирал шерсть, и только Придд лежал в кресле с отсутствующим выражением лица. Конечно, когда речь шла о нём, это то же, что сказать, что в ясный день небо голубое, но сейчас выражение отсутствовало больше обычного.
— Так, спать, и чтобы в семь были в саду на тренировке, — мстительно добавил Рокэ. Ричард, видимо, самый трезвый, потому что в его взгляде мелькнул ужас. Всё же вернулся Рокэ в особняк далеко за полночь, а они пьяные.
Колиньяр вздохнул, ещё раз погладил шкуру и встал. Он стоял на ногах почти без покачивания. Почти. Ричард тоже нехотя поднялся, однако Валентин не двинулся с места.
— Давай, Валентин, подъём, — потормошил его Колиньяр и застыл с блаженным выражением: перебирал волнистые волосы Придда.
— Если я встану, то в ту же секунду растянусь на полу или же опустошу свой желудок, — почти трезво сообщил Придд и подался к поглаживаниям. Ричард, кажется, разрывался: то ли хотел, чтобы его погладили, то ли чтобы гладил он.
— Мы тебя отнесём, — сказал Эстебан и почти наклонился, чтобы поднять Придда.
— Нет, не отнесёте. Вам бы себя донести до кровати, помогая друг другу, вниз по лестнице.
— Точно, лестница, — недовольно пробурчал Ричард и оттянул Эстебана от кресла. — А может… — Сияющие надеждой глаза…
— Не может, вы двое точно идёте в вашу спальню.
…и как же красиво эта надежда разбилась на мелкие кусочки.
Рокэ дождался, пока пара пьяных юношей добралась до лестницы и даже проследил, чтобы они не сразу упали — ну или упали на его глазах, чтобы потом над этим посмеяться, и вернулся в кабинет.
— Вы, Придды, совсем пить не умеете, — вздохнул Рокэ и забрал у Валентина бокал. Тот предпочитал Кровь — и неразбавленную, но от одной Крови его вряд ли бы так развело.
— Вы пили с моим братом? — Если бы не откуда-то возникший в голосе надрыв, Рокэ бы и правда решил, что Придд разыграл комедию, чтобы о чём-то с ним поговорить наедине. С него бы сталось притащить всю их компанию вместе с духом Баронессы в кабинет к Рокэ, чтобы точно того застать.
— Пил, разумеется. Он интересный собутыльник. Был, — Рокэ пожал плечами и подошёл к креслу. — До дивана сами добраться сможете?
Придд посмотрел перед собой, словно прислушиваясь к ощущениям, затем качнул головой. Несколько секунд Рокэ рассматривал его: совершенно нездоровый румянец на щеках, и свет от камина… Так он слишком напоминал Джастина.
— В таком случае я отнесу вас в соседнюю комнату. Будь вы миниатюрной эрэа, донёс бы до вашей или до своей, — сообщил Рокэ и без лишних слов поднял Придда на руки. Он не такой уж и тяжёлый, но в двери нужно было проходить осторожно. А ещё, кажется, он не заменил изменения своей диспозиции.
Рокэ вынес Валентина в коридор, боком пройдя через дверь, и пошёл к комнатам, которые обычно после подобных пьянок занимал кто-то из близнецов.
— А я никогда не пил с Юстином, — сказал Придд чуть слышно. Рокэ мог бы запнуться от такого откровения, будь он синеоким графом, но он всего лишь синеглазый герцог, который себе подобного позволить не мог.
Вот только найти слов тоже не выходило. И Придд молчал, даже открыл дверь, когда Рокэ ему сказал, и не сопротивлялся, когда его положили в кровать.
Немного подумав, Рокэ вздохнул и сел рядом. Оставлять Придда — Валентина, младшего брата Джастина, о котором он всегда отзывался с такой любовью и нежностью — одного не хотелось. Но и сказать что-то не получалось. В постели лежал призрак, выходец, так братья друг на друга похожи. На Площади Святого Фабиана это не было так заметно, но теперь, спустя несколько лет, когда спало всё, что смягчало черты юношей, они на одно лицо.
— Он обещал, что напоит меня в ночь моего шестнадцатилетия, — отстранённо, словно бы пересказывал параграф из книги, произнёс Валентин и судорожно выдохнул. — Не дожил пять месяцев.
Джастин всегда помнил всё, что делал и что происходило, когда утром трезвел. Что-то подсказывало, что Валентин такой же. Рокэ не умел утешать людей, успокаивать, говорить об утрате и не мог выдать даже бессмысленные вежливые фразы — они все казались фальшивыми, вот и сейчас. Можно ли успокоить в другом ту же боль, что отзывалась в нём самом?
Рокэ вздохнул и начал рассказывать. О Джастине, каким его запомнил.
Хорошее времяпровождение для периода отступившей мигрени.
***
Баронесса прихрамывала. Чуть заметно, но привычный к лошадям и к тому, чтобы замечать малейшие изменения в движениях, Эмиль обратил на это внимание. А на лице её не отразилось совсем ничего: точно северянка, непонятно почему кто-то пытался убедить его, что она южанка.
А ещё она вполне успешно сумела сбежать от донимавших её поклонников, и если бы Эмиль не вышел подышать воздухом, он бы и не заметил её исчезновения, пока она не затерялась в ночных улицах Олларии.
Баронесса остановилась перед лестницей. Спускаться с больной ногой будет очень неприятно, а сопровождающего её Росио сейчас не было рядом. Она красивая. Черты лица грубоваты, но не то чтобы это минус. Что уж говорить о русых волосах, собранных в интересную, нарочито небрежную причёску. Так и хотелось запустить туда пальцы, растрепать и…
Но до этого предстояло ещё добраться, а стоять и любоваться Баронессой из тени, очевидно, не помогло бы Эмилю добиться своего. Так что он оттолкнулся от стены и как истинный кавалерист решил не тратить время на разговоры и расспросы — что-то подсказывало, от помощи Баронесса откажется, но не от кавалерийского натиска.
Эмиль подошёл к Баронессе и поднял её на руки — она не выглядела хрупкой внешне, так что подобная тяжесть не стала чем-то необычным. В глазах на мгновение мелькнул испуг, и она перехватила веер так, словно бы собиралась воткнуть его в шею Эмиля — и так близко он мог рассмотреть в конструкции сталь, — но замерла, увидев его лицо.
— Граф Лэкдеми, — произнесла она своим глубоким голосом и даже не постаралась скрыть то, что вполне готова была его убить. Надо же, какая женщина! — Не ожидала вас здесь увидеть. Не могли бы вы поставить меня на пол.
— Ни в коем случае, — Эмиль обворожительно улыбнулся. — Вы подвернули ногу, правую, и я просто не могу позволить вам страдать при спуске с этой лестницы!
Вот бы не навернуться самому со ступенек, но когда трудности Эмиля пугали. Так что он уверенно пошёл вниз. Какое-то время Баронесса разглядывала его своими пронзительными глазами, затем выдохнула, словно смиряясь с происходящим, и перекинула руку ему через плечо.
От неё пахло чем-то неуловимым. Словно бы духи самых дорогих куртизанок смешались с мылом из полевых цветов. И это ещё сильнее сводило с ума и немного путало мысли.
— Вы можете меня поставить, — сказала Баронесса сразу же, как только Эмиль спустился с последней ступеньки. — Лестницу, вашими стараниями, мы преодолели.
— О нет, не могу же я вас заставлять идти всю эту дорогу до кареты, — Эмиль качнул головой. Баронесса выглядела так, словно бы хотела закатить глаза, но не стала этого делать. И отвечать тоже.
Эмиль помог ей сесть в карету и остался стоять внизу, улыбаясь. Баронесса кивнула.
— Благодарю вас за помощь.
— Пожалуйста, сударыня, мне было приятно.
И тишина. Эмиль даже чуть нахмурился, когда она затянулась.
— И что же, даже не позовёте меня к себе?
Баронесса чуть приоткрыла рот — ей безумно шла эта красная помада, — затем поджала губы и вежливо улыбнулась.
— Ну разумеется. Только пока мы шли, я обронила веер, не могли бы вы его принести?
Эмиль обернулся, проверить, и действительно, в паре бье от кареты лежал веер. За ним он и отправился, коротко кивнув Баронессе.
А затем услышал, как хлопнула дверца и карета понеслась вперёд. Эмиль поднял веер, развернулся и хмыкнул, наблюдая за удаляющимся экипажем. Он раскрыл веер — не таким элегантным жестом, как это обычно делала Баронесса — и обмахнулся.
Как интересно.