Новая экспедиция
Международная космическая станция движется в космосе со скоростью 17 500 миль в час на высоте около 220 миль и совершает оборот вокруг Земли каждые девяносто минут. Круто, правда? Поначалу Чонгуку было захватывающе наблюдать за шестнадцатью восходов и шестнадцатью закатов. Жить и работать в невесомости было непросто, и в первые несколько дней привыкания он получал истинное удовольствие. Но чем дольше он остаётся здесь с одной и той же рутиной: проведения экспериментов, обслуживания станции и выполнения двухчасовых ежедневных тренировок, тем скучнее ему становится. Всего лишь немного. Совсем чуть-чуть, потому что Хосок рядом с ним.
Есть что-то, что он находит забавным, и он до сих пор не верит в это, потому что не видел в этом возможности: он становится намного ближе с Хосоком в те немногие часы их свободного времени. Их отношения начались достаточно недавно, всего за два месяца до того, как они отправились в эту экспедицию, и он всё ещё скучает по своей собаке Баму больше, чем по времяпровождению с Хосоком. И он не чувствует себя виноватым, потому что Хосок тоже скучает по своему питомцу Микки больше всего на свете и кому-либо ещё. Он так и говорит.
Проходят месяцы и они проводят всё больше время вместе в это свободное время. К его огорчению, объятий не сильно много. Обнимашек почти нет, но, ладно, он может с этим смириться. В конце концов, это их рабочее место, и не у каждого работника есть их партнёр в открытом космосе, во всяком случае. Максимум, что он способен сделать, это обнять Хосока за плечи, когда они парят рядом друг с другом, и от этого ему становится спокойно. Несколько объятий то тут, то там, когда никто не смотрит. Несколько похлопываний по попе. Несколько украдкой брошенных взглядов. В конце концов, взгляд, чтобы полюбоваться Землей, постепенно превращается в созерцание Хосока, который пишет электронные письма своей сестре и некоторым друзьям.
Он вздыхает. Теперь он может признаться, что скучает по зарыванию своим носом в волосы Хосока, представляя, как они снова отрастают. Они могли быть пушистым беспорядком, парящим над его головой, если бы он не подстриг их покороче.
Хосок хмыкает.
— Ты дуешься? Тебе есть, что сказать?
— А?
— Ты смотришь на меня, и я это чувствую. В чём дело?
— Я смотрю на Землю, а не на тебя. Она… она красивее вблизи. Я думаю.
Хосок забавно хмурится, когда поворачивает голову, встречаясь с ним глазами. И у Чонгука нет времени отвести взгляд. Он моргает широко распахнутыми глазами, когда Хосок наклоняется и подлетает к нему чуть ближе, его губы растянуты в улыбку, и на них появляются ямочки.
— Нет ничего страшного в том, что ты скучаешь по объятиям со мной во сне, понимаешь?
Чонгук морщит нос.
— Как пожелаешь.
Хосок смеётся, едва толкая его с силой. Он качает головой и возвращается к своему парящему в воздухе ноутбуку.
— Я скучаю по этому — я скучаю по тебе — что угодно. В последнее время спальный мешок мне не подходит.
Чонгук улыбается несмотря ни на что.
— Ты скучаешь по мне? Я прямо здесь.
— И я всё ещё скучаю по тебе. Вот так-то.
Смутившись, он смотрит на Землю.
— … Я тоже соскучился по тебе.
(Перед сном Хосок притягивает его к себе и обнимает. Чонгук целует его в щёку и бормочет:
— Спи. Не думай обо мне слишком много.
Хосок игриво шлёпает его ладонью по руке, прежде чем уплыть в свою спальную каюту. Как жаль, что каюта не может вместить двух человек, но как только он об этом думает, он вспоминает, что он на работе, а не в космическом отпуске.)
На солнце
Выход в открытый космос, известная как внекорабельная деятельность или EVA — это настоящий ад. Для этого требуется больших физических усилий и обычно длится от пяти до восьми часов.
За несколько часов до этого им нужно будет вдохнуть чистый кислород. Другие члены экипажа помогают им со специальными костюмами и другими необходимыми вещами на протяжении всего пути — от заблокированного шлюза, шлюза до выхода и за пределы станции. Чонгук думает, что это весело. В частности, он впервые делает это с Хосоком, и
— Ты считаешь это свиданием? — спрашивает он в какой-то момент, на что члены экипажа изнутри смеются. Вращаясь вокруг Земли каждые девяносто минут, они ощущают быструю смену дня и ночи; света и тьмы, которые пролетают мимо, пока они работают.
— Почему же тогда на этом свидание так много работы? — говорит Хосок, когда они идут на дальний конец станции. И Чонгук почти говорит что-то неуместное, но останавливает себя, позволяя вопросу повиснуть, пока они слушают инструкции изнутри.
Они успешно заканчивают работу около семи часов и любуются видом.
— Можем ли мы попробовать провести следующее свидание за нырянием с аквалангом? — это вопрос задаётся без особых размышлений, и внять его, когда он вылетает из его уст, очень похоже на нарушение правил на рабочем месте.
Он слышит, как Хосок смеётся, отключая их от других голосов по связи.
— Думаю, мы можем…
— Мы никогда не устраивали пикники по вечерам, может, попробуем?
— Конечно. Не вижу причин, почему бы и нет, Гук.
Гук. Прозвище новое, и если бы Чонгук не был привязан к кораблю, то он хотел бы покружиться. В космосе! В полной невесомости!
— Мы можем привести Бама и Микки? — спрашивает он, не пытаясь скрыть волнение.
Они слышат приказ о том, что им нужно вернуться внутрь, и двигаются. Как будто они в бассейне. Но без воды. Они делают это медленнее, чем могли бы, потому что, к сожалению, выходы в открытый космос длятся слишком недолго по сравнению с часами, которые они занимают.
— Мы можем взять с собой малышей, хорошо, но сначала им нужно познакомиться.
— Думаешь, они поладят?
— Узнаем, когда мы вернёмся.
— Могу я держать тебя за руку, когда захочу? — спрашивает он, когда они собираются войти в шлюз.
Хосок хихикает.
— Пожалуйста, держи. Конец света в ближайшее время не наступит. И мы не собираемся ждать этого, не так ли?
Чонгук улыбается так широко, словно от всего давления скафандра он взорвётся.
— Неа.
(Если Чонгук и прижимается к Хосоку очень, очень близко для того, чтобы они могли поместиться в каюте Хосока, то команда никак это не комментирует.)