Острый меч за доли секунды рассек веревку — Цзинь Лин рухнул на землю и чудом не свернул шею. Мир постепенно встал на свои места, в голове даже зазвенело чуть тише, а потом по ушам ударил звонкий возглас:
— Почему ты, идиот, постоянно пытаешься убиться?!
Цзинь Лин едва успел сфокусировать взгляд на источнике шума, как его обвили чужие руки.
— Ты как? Сильно ударился?
Второй голос тоже звучал взволнованно, но намного мягче и приятнее уху. Цзинь Лин поднес руку к лицу, окровавленными пальцами попытался убрать растрепавшиеся волосы. Вдохнул чуть глубже — ребра отозвались ноющей болью. Он снова закрыл глаза, позволяя осмотреть себя. Чужие руки касались уверенно, но не причиняли еще больше боли.
Кто-то опустился рядом и снова заговорил:
— Что на этот раз?
— Все в порядке. Относительном.
Цзинь Лин судорожно выдохнул и хрипло, почти не слышно ответил:
— Я бы и сам выбрался.
— Ты всегда так говоришь! И у тебя никогда не получается. Ты специально?!
Слишком шумный. Слишком раздражающий.
Цзинь Лин резко вскинулся и уперся рукой в его грудь. Хотел оттолкнуть, но только запачкал белоснежные одежды кровью и досадливо выдохнул.
Что мне делать, если с тобой все-таки что-то случится?
— Я откуда знаю? — раздраженно бросил он.
Теперь Цзинь Лин мог рассмотреть лицо Лань Цзинъи, который замер, глядя на него с непониманием. Разум начал проясняться, и вместе с ней нахлынула ярость — на него, на себя, на ситуацию. Сил только не было, чтобы как-то ее выразить. Оставалось недовольно шипеть.
— Мы не можем больше здесь оставаться, — голос Лань Сычжуя прозвучал почти у самого уха, и, прежде чем Цзинь Лин успел что-либо ответить, его подхватили на руки.
Потеряв опору, он на секунду запаниковал, но держали его уверенно и крепко. Еще через пару секунд в лицо ударил порыв ветра, и Цзинь Лин невольно прижался к чужой груди, чтобы спрятаться.
Все шло как обычно — ночная охота в компании двух адептов Гусу Лань, тихий на первый взгляд лес, а потом… Цзинь Лин в порыве азарта угодил в охотничью ловушку, оставленную местными и, кажется, приложился головой о дерево. Так глупо вышло, но он даже не попытался освободиться — просто уставился в грязную землю, осознавая, как сильно устал от всего. Если бы его таким, висящим вниз головой, настиг озверевший дух, которого они выслеживали, ему бы было все равно. Даже не стал бы сопротивляться. Но к счастью, первыми его нашли друзья, от которых он отбился еще час или два назад.
И сейчас, находясь высоко в небе на руках у Сычжуя, Цзинь Лин совершенно не хотел думать.
Наверное, это началось намного раньше, только он упустил момент, а сейчас уже был не в силах что-либо исправить.
Если бы я только знал, как помочь…
Цзинь Лин смотрел на спокойное лицо Сычжуя, держась одной рукой за его шею, и пытался ухватиться за реальность. Но его сознание находилось на грани, все мысли превращались в хаос, и на борьбу с ними оставалось все меньше сил.
Пока все наконец не утонуло в глухой успокаивающей тьме.
Тебе просто нужен отдых, и ты будешь в порядке. Верно?..
Открой глаза, пожалуйста.
Что мне делать?
Цзинь Лин не хотел открывать глаза. Не хотел снова видеть свет. Там, где он находился, было спокойно и хорошо. Ничего не болело — не ныло уставшее тело и не тянуло в груди от колкой тоски. Но стоило прийти в сознание и открыть глаза, как все это навалилось с новой силой. Цзинь Лин вновь почувствовал себя беспомощным и загнанным в угол.
Первое, что он ощутил, — как холодные пальцы отпускают его руку, а затем увидел над собой Лань Сычжуя. Уставшего, но по-прежнему успокаивающего своим присутствием.
— Я уже начал думать, что ты пролежишь без сознания еще сутки.
Сутки?! Цзинь Лин проморгался, окончательно приходя в себя, и понял, что находится в незнакомом месте. Постоялый двор, стало быть. Он медленно сел и сразу потянулся к голове — место удара болело до сих пор, но шишки не было, что совсем немного радовало.
— Прости, что не успел поймать тебя.
— Сам виноват, — прошептал Цзинь Лин, морщась от неприятных ощущений. — Жив — уже хорошо.
Наверное.
Спрашивать, что произошло, не было никакого смысла. Извиняться, вроде бы, тоже было не за что. Разве что за очередные доставленные неприятности, просить прощения за которые Цзинь Лин начал неосознанно, против своей воли еще несколько месяцев назад, и уже порядком устал от них. Знал, что и остальные устали прощать его.
Как появился Лань Цзинъи, Цзинь Лин не заметил, а потому не успел увернуться и оказался в крепких объятиях. Думал, что его стукнут за произошедшее, но никак не о том, что обнимут, уткнутся в макушку носом и согреют. Без всяких разговоров и упреков. У Лань Цзинъи бешено колотилось сердце. От волнения, страха или радости, Цзинь Лин не знал, но замер, позволяя ему такую вольность.
Я люблю тебя.
Очень люблю.
Наконец-то ты пришел в себя.
Цзинь Лин на секунду перестал дышать, потому что сжалось сердце. Почти до боли, но так приятно, непривычно. И сказать ничего не получалось — он медленно поднял руки и неуверенно обнял в ответ. Те сокровенные, но громкие мысли Цзинъи всегда отдавались в душе именно так, только Цзинь Лин не мог решиться на ответ. Пока тот прямо не скажет, страшно ошибиться.
Лань Цзинъи и про Сычжуя так думал, и это сбивало с толку, ведь остальные мысли были Цзинь Лину недоступны.
Он устал слишком от этого, терзаясь разными смешанными чувствами, и был бы рад закрыть свой разум, не слышать всего этого. Остаться в тишине, чтобы разобраться. Только эти двое любили его слишком… громко. «Я люблю тебя», — отдавалось в голове в два голоса. Сильно, чувственно. Цзинь Лин бы и не поверил ни за что в искренность, если бы эти слова были произнесены вслух — не может же такого быть в самом деле. Чтобы его кто-то любил всей душой.
От остальных людей Цзинь Лин не слышал ничего приятного. Исключением был лишь дядя Цзян, но ему можно было — они ведь единственные остались друг у друга. А эти двое — посторонние люди, юные и пылкие.
Когда Цзинь Лин в следующий раз увиделся с Лань Сычжуем на совете кланов через месяц, за это время совершенно ничего не поменялось. Это только больше раздражало и нервировало, поэтому неспешная прогулка проходила в молчании. Они шли вдоль городской стены, прячась в тени деревьев и кустов от летнего солнца. Цзинь Лин не слышал даже мысли Сычжуя, что добавляло ему поводов для беспокойства. Но, наверное, ему стоило полагаться на честность, которой учили всех адептов Гусу Лань?
— Как ты можешь быть таким спокойным? — Цзинь Лин не выдержал первым и в следующую секунду пожалел.
Лань Сычжуй молчал так долго, что Цзинь Лин не выдержал снова, понимая, насколько глупо будет выглядеть из-за своих эмоций.
— Будто… ничего не происходит…
— Все как обычно, — ровный голос Сычжуя ударил по нервам, и Цзинь Лин впился ногтями в свою ладонь, чтобы успокоиться.
Он остановился и внимательно всмотрелся в его лицо — разглядеть ничего не смог. И не понимал еще больше. Впервые Цзинь Лин настолько злился, не знал, как ему реагировать, что не двигался около минуты. Казалось, что одно движение, — и натянутые нервы взорвутся обжигающим фейерверком, поражая каждую клеточку тела. И он умрет — лишится чувств и превратится в бездушную оболочку.
— Расскажи ему, — вдруг на одном дыхании выпалил Цзинь Лин, цепляясь за последний шанс спастись. — Не бойся, что он не примет тебя. Просто расскажи.
Взгляд Лань Сычжуя дрогнул. Холодные радужки заблестели, и Цзинь Лин смотрел в них, не в силах оторваться.
Как я ему это скажу?
Разве это правильно? Я так старался справиться с этим…
С губ не сорвалось ни слова, и сам Лань Сычжуй казался абсолютно спокойным. Но Цзинь Лин наконец-то услышал его — старательно выстроенные стены изо льда покрылись цепью трещин.
— Что-то же произошло, раз ты закрылся. Юань, я ведь знаю, что ты не такой. Ты, мать твою, всегда чувственный и понимающий! Неужели ты думаешь, что никто не может тебя любить?!
— А-Лин, тебя могут услышать, ты…
— Мне плевать, — процедил Цзинь Лин.
Однако Лань Сычжуй молчал, и Цзинь Лин почувствовал влагу в своих сжатых ладонях.
***
Он не шевелился, позволяя темным лапам тянуть себя глубже на дно. И легкие горели огнем без воздуха. Было настолько больно, что хотелось орать во все горло. Но Цзинь Лин молчал. Не видел ничего, не слышал, постепенно теряя связь с реальностью. Ледяная вода стала убаюкивающе теплой, и уже совсем не хотелось покидать ее, возвращаться к жизни. Он сходил с ума. У него не осталось сил бороться за что-либо, но жизнь не собиралась так просто даровать ему успокоение.
Цзинь Лин уже не чувствовал и ничего не осознавал, когда его рывком вытащили из этой бездны.
Воздух, наконец попавший в легкие, обжигающе разорвал их — дышать было больно, мыслить — еще больнее. Вновь стало невыносимо, еще хуже, чем было, и Цзинь Лин даже не старался прийти в себя. Только его снова никто не спрашивал. Всем было понятно, что у него не хватало духу наложить на себя руки, и он всеми силами пытался возложить это на плечи кто-то другого. Никогда в этом не признается, будет отрицать до последнего и в мыслях мечтать, чтобы все закончилось без лишней нервотрепки. Только ничего не получалось. Все шло не по плану благодаря двум адептам Гусу Лань.
Цзинь Лин слышал их мысли громче своих, и они стискивали сознание в колючие тиски, смешивались в хаос, из которого было невозможно разобрать хоть что-то.
— Цзинь Лин, открой глаза!
Лань Цзинъи, если бы сделать это было так просто! У тебя всегда все просто, кроме самого очевидного и на самом деле легкого.
— Подожди, не тряси его, сделаешь только хуже.
Если бы только Лань Сычжуй был таким разумным во всем… Цзинь Лин и подумать не мог, во что это все выльется, а со временем позабыл, что мысли слышит только он. Для Лань Сычжуя все было не настолько очевидно. Лань Сычжуй утопал в своих собственных страхах.
— Что тогда делать?! Он же не приходит в себя.
— Для начала прекрати паниковать.
У Лань Сычжуя руки ходили ходуном, он ничего сделать не мог, не мог сосредоточиться. Голос, что всегда излучал уверенность, сейчас дрожал. Еще несколько секунд — и он потеряет всякий контроль.
Холодный ветер обдувал мокрую одежду, пронизывал и ломал кости. От боли не пошевелиться, не вздохнуть. Но Цзинь Лин все-таки сделал над собой усилие и приоткрыл глаза. От долгого нахождения под водой их застилала пелена, но он смог рассмотреть очертания серых облаков на ночном небе.
— Я в порядке, — Цзинь Лин и не надеялся, что его скрипучий шепот услышат.
Но его услышали. И моментально заключили в объятия. Такие сильные, что вся остальная боль отошла на задний план.
— Я люблю тебя.
Цзинь Лин не различил голоса в унисоне — но они прозвучали не в его голове. Это была реальность, которая окутывала со всех сторон. Он чувствовал, как прохладные губы касаются виска, поцелуями скользят по щекам, скулам. Как пальцы путаются в грязных мокрых волосах. Как быстро бьются два горячих сердца.
И в голове сразу настала тишина.
Ни одной чужой мысли — ни одного крика и ни одного признания. Ничего. Но Цзинь Лину это было и не нужно — он и без того чувствовал все это в прикосновениях.
— Вы сошли с ума, да? — усмехнулся он, холодными пальцами одной руки находя щеку Цзинъи, а другой — шею Сычжуя. — Точно сошли. Все ведь хорошо.
Глаза щипало, и если бы слезы не обжигали ледяные щеки, Цзинь Лин бы и не осознал, что плачет. Ни у кого не нашлось сил, чтобы ответить, но позже они обязательно ответят — и расскажут наконец обо всем, что так отчаянно билось в их головах.