даби, приходит ястреб к выводу, редко выглядит, как нормальный человек. в плане, не как уставшая вредная мусорка, а, ну, скажем, отдохнувшая вредная мусорка. редко — это когда можно увидеть, как даби спит. ястреб смотрит, закрывая окно, ястреб любуется, держась на расстоянии (они все спят довольно чутко в целях собственной безопасности), ястреб почти забывает, что это недоразумение может сжечь целое здание, если постарается.
спящий даби выглядит, как отдохнувшая вредная мусорка, которая что-либо сжечь просто не в состоянии. но такое впечатление, конечно, обманчиво: иногда он загорается прямо во сне. есть в этой обманчивости что-то своеобразно милое, чарующее.
ястреб держится наготове, спать, когда у тебя в доме в любую минуту может возникнуть пожар, кажется крайне глупой затеей — это подсказывают ему оставшиеся зачатки разума. те самые, которые бесятся, когда ястреб находит даби милым или забавным, те самые, которые одёргивают его, когда он любуется посветлевшим выражением на чужом лице и крошечной линией светлых отросших корней. те самые, которые напоминают: ты на стороне героев.
ты предашь его.
тебе будет больно.
к такому — спокойному, не выставляющему вокруг себя забор из горящих кольев даби — очень хочется прикоснуться (к бодрому тоже, но там эти телячьи нежности грозят перейти во что-то совершенно иное, против чего ястреб, конечно, тоже ничего не имеет, но). это всё ещё опасно, даби может выкинуть что угодно, но тут вот в чём дело: он может хоть волчком крутиться, хоть пытаться сжечь целую страну — козырь в рукаве всё равно именно у ястреба. вроде мокрого полотенца в руках, игры в доверие, господи, в конце концов, с такого близкого расстояния он легко может перерезать ему горло в случае необходимости.
ястреб подходит ближе, усаживается на самом краешке дивана, единственном свободном месте, даби открывает глаза и одновременно тянется, чтобы перехватить чужеродное движение, но останавливается на полпути. расслабляется, позволяет положить руку на шею, провести большим пальцем по щеке. смотрит внимательно, спрашивает: — хотел убить меня во сне? вот так вот оставайся на ночёвки, отвоёвывай диван, — он усмехается, и ястреб чувствует пальцем уголок его губ.
ястреб мученически вздыхает, даже несущий чушь даби вызывает в нём толику раздражения и огромное море тепла. море внутри волнуется, бурлит, нагреваясь до слишком высокой температуры. — ты портишь момент.
усмешка превращается во что-то более человечное. даби немного поворачивает голову, удерживает руку ястреба своей — сухой и горячей. целует ладонь, чуть тянет на себя, целует запястье. доверия в даби ястреб не находит (что, в общем-то, с точки зрения его задания довольно плохо), но зато находит неиссякаемые тонны нежности. сердце внутри заходится, как и полагает птичьему, отчаянно пытается выработать столько же в ответ, но в ястребе столько не наберётся. ястребу думается: это очень несмешная шутка. даже тупее тех, которые обычно шутит даби. я на это не подписывался.
ястреб спрашивает со смешком, дурацким, полным любви шёпотом: — ну и что ты делаешь?
что ты со мной делаешь? имей хоть немного манер, никто тебе разрешения не давал.
— заглаживаю свою вину. исправляю испорченный момент.
губы у него тёплые и сухие. хочется уже не просто дотронуться, а поцеловать — и в голове звенит тревожный звоночек, те самые оставшиеся зачатки разума. даби плевать на то, что ястреб герой — возможно, потому, что он правда думает, что они на одной стороне, возможно, потому, что его просто не волнуют такого рода вещи. как он там говорил? — иф ю хард, зэн ю хард. даби, кажется, не верит ему ни на йоту — ну, или, может быть, разве что на йоту и верит. даби позволяет ему так много, что напрашивается вывод — либо он думает, что козырь в рукаве тут в первую очередь у него, либо он готов к тому, что ястреб когда-нибудь своими руками воткнёт нож ему в спину. или в грудину спереди. или перережет глотку — там уже как получится.
ястреб поправляет ему одеяло, высвобождая ладонь из-под чужой — холодный воздух в комнате ощущается неприятным контрастом после чужой горячей руки. даби бесшумно смеётся, готовясь уснуть снова, и в этом смехе так много всего, что забирается в память. ястреб думает: я не хочу любить тебя.
останови это всё, научись манерам, вылезь из моей грудной клетки. я на стороне героев, ты на стороне злодеев, это не смешно.
я предам тебя.
мне будет больно.
сердце внутри заходится, как и полагает птичьему. даби засыпает, даже не дожидаясь, пока он уйдёт — становится похож не на уставшую вредную мусорку, а отдохнувшую вредную мусорку. ястреб всё-таки целует его, прежде чем отойти подальше и задремать на подоконнике, всё ещё готовясь в любой момент начать тушить очередной пожар. становится интересно: может, даби приходит к нему, потому что от его собственной квартиры ничего уже не осталось. мысль забавная, в какой-то степени милая — оставшиеся зачатки разума бесятся, негодуют.
злорадно подмигивают, мол, ястреб, тебе не будет больно.
тебе больно уже сейчас.