Барок тянется к губам Казумы – получается не сразу: сначала он целует щеку, после – подбородок, потом замирает от обжигающего смеха. И остается неподвижным, когда лицо обхватывают ладони, а Казума в поисках оказывается успешнее. Остается лишь поддаться. Плотные занавески не пропускают ни единой частички света, руки чужие, кажется, везде, вокруг почти забытое человеческое тепло — голова кругом.

Барок тянется к шее – пальцами чувствует изгиб ключиц, ведет вверх.

Через секунду он теряет всякую ориентацию в пространстве – заваливается на спину от резкого толчка. На плечах остается ощущение ладоней, с силой его отпихнувших. Силуэт рядом замирает неподвижно. Отторгающе. Напряженно. Предупреждающе. Что-то случилось, что-то пошло не так – возникает почти физическая необходимость заглянуть на лицо. Но вокруг слишком темно, лампа далеко. Остается наблюдать.

Барок почти не дышит.

— Шею… не надо, — Казума выдыхает рвано. Барок убирает руки подальше. Под ладонями – сбитое одеяло, в голове – сбитые вопросы, которые замирают в горле, раздирают его. Правда, вряд ли он решится их задать.

Барок подбирается ближе, Казума – тоже. Не аккуратно, а делает резкое движение, лбом ударяясь о лоб.

Они сидят так еще долго.