Ресницы напротив умилительно дрожат во сне. Медленное дыхание шелестит длинные светлые локоны небрежно упавшие на разглаженный лоб, выцветшие брови расслаблены и звлегшая между ними морщинка едва была заметна. Солнечный свет пробрался сквозь щель между шторами оставляя яркий мазок на коже парня, подсвечивая её. Крейг сдерживается, чтобы не коснуться лица парня ладонью, зачесать волосы со светлого лба, пальцем пригладить пушистую бровь и худую щёку с крапинками-веснушками. Вместо этого продолжает завороженно вглядываться в знакомые до мелочей черты лица.
Твик редко спит таким безмятежным и крепким сном. Парень угробил свой режим к чертям ещё будучи ребёнком. Хоть Твик и избавился от ужасной привычки пить кофе в чрезмерном количестве, биологические часы будто вовсе вышли из строя и сон он его до сих пор был тревожным и редко длился дольше четырех часов. Такер не редко просыпался от беспокойного бормотания своего парня ночью, бережно прижимал к груди и еще пол ночи убаюкивал его, хотя у самого слипались веки и клонило в сон.
Крейг дорожил подобными мгновениями и часто любил сохранять их на память в виде фотографий. Они были прикреплены к дверце холодильника, висели над зеркалом в ванной и в спальне, а некоторые стояли за стеклом в рамке в самом видном месте. Но некоторые моменты, так и не были запечатлены на камеру. Они хранились в подкорке сознания Такера, отпечатавшись идеальной картинкой, которую не смог бы запечатлеть ни один из ныне существующих фотоаппаратов.
Идеальные воспоминания Крейга Такера только для него лично и это утро стало одним из таких.
Крейг наблюдает, как блондин сонно вертится под одеялом, щурит глаза, прежде чем открыть их, и ещё совсем сонным поймать нежный взгляд тёмных глаз.
— Доброе утро, милый, — голос у Крейга низкий и немного хриплый со сна. Твик промаргивается и едва поднимает уголки губ в улыбке, а рукой тянется погладить щеку Крейгу, любезно им подставленную. Такер, как большой ласковый кот, трется о худую ладонь, жмуря глаза и сонно улыбается в ответ. Руками все-таки тянется к чужой талии и загребает Твика в объятия, зарываясь в взъерошенную макушку, пахнущую его шампунем.
Твик, сонный, дышит ему в шею, шелестит одеялом устраиваясь удобнее у Крейга на груди. Мычит довольно, когда парень забирается руками под майку и гладит спину и сам же рукой переходит на крейгов затылок, зарываясь пальцами в тёмные волосы и чешет загривок своему парню. В голове Крейга что-то стремительно ухает вниз, а потом часто-часто начинает бить в груди. Расплавленный и мягкий от ласки одной рукой он наконец касается лица Твика, оттягивает его от шеи и смазано целует, прихватывая нижнюю губу своей. Снова и снова, пока голова не начинает кружиться от недостатка кислорода из-за близости.
— Доброе утро, Крейг, — с придыханием шепчет Твик и оба улыбаются одурманенные близостью и переполненные невероятным чувством к друг другу, утопая в нем.
Они хватаются, льнут к телами к друг другу, невероятно тёплые, невозможно ленивые и преисполненные нежностью этим самым субботним утром.