ястреба, на самом-то деле, сложно назвать экономным.
это, конечно, не значит, что стоит сразу же ставить крест на его благоразумности и галочку напротив "просрёт всё своё состояние в первые же два дня", но как факт: ястреб не станет лелеять каждую лишнюю копеечку, охотиться за акциями и размазывать по хлебу настолько тонкий слой арахисовой пасты, что её даже, можно сказать, и нет. никакое отсутствие акций не помешает ему купить хорошие наушники или тёплую куртку, и уж точно никакое внутреннее жлобство не заставит его задумываться о том, сколько и как тщательно намазывать пасту на хлеб, а ещё стоит ли выбрасывать то, что давно не используется.
ястреба сложно назвать экономным — но, действительно, никаких крестов на нём раньше времени лучше не ставить. экономить он умеет — и поэтому вряд ли когда-нибудь ещё раз захочет в своей жизни. спасибо, попробовал. спасибо, на вкус оказалось не очень. больше никогда это не приносите, спасибо.
дело вот в чём: когда у тебя недостаточно средств, чтобы исполнить все свои желания, ты учишься ничего не желать.
поэтому, несмотря на то, что ястреб не лелеет каждую лишнюю копеечку, просрать всё своё состояние в первые же два дня у него не выходит — у него просто-напросто не получается найти унитаз, в который он бы смог разом спустить все свои деньги.
и — естественно, это играет ему на руку. у ястреба в принципе неплохо так получается оборачивать всё себе в выгоду. в какую бы жопу его не загоняли, он всё равно отделывается меньшей кровью — иначе он понятия не имеет, почему он всё ещё жив и даже не ковыряет стены в камере для особо опасных преступников — убить одного из топ-героев всё-таки не на асфальт сплюнуть. куда бы его не повела судьба, пока есть хоть один выход, он сможет туда добраться, он быстрый, ему доступно и небесное пространство тоже, он извернётся.
он и извернулся. и так, и эдак.
иногда, конечно, при самом изворачивании можно случайно сломать себе позвоночник. не то чтобы это про него.
тем не менее, даже с отзывом геройской лицензии и временной безработностью он всё ещё не испытывает стеснения в средствах — правда, куда девать что их, что своё свободное время, что самого себя он пока понятия не имеет, но ястреб работает над этим. раньше бы он наверняка слонялся по городу, наблюдая за всеми с высоты птичьего полёта. может, помог донести кому-нибудь пакеты с продуктами, или достал улетевшего воздушного змея — ну, вся эта забавная и приятная волонтёрская работа, за которую тебе говорят спасибо и кидают парочку плюсов в карму. и улыбаются, конечно. и всем приятно.
когда у него решили изъять причуду, он не слишком волновался. потому что сложно изъять то, что буквально является частью твоего тела — это же мутация, не исчезнут же его когти сами по себе, и перья не отвалятся, и пятна у глаз не пропадут. поэтому он втайне про себя смеялся — как и полагает слишком опасному для общества индивиду, мол, делайте, что хотите, сотриголова вот даже не пытался. если бы я хотел вредить людям, а не помогать, я бы давно уже что-то сделал. вы и решились-то только через полгода, как умер старатель.
поэтому шприц его не особенно настораживал. не считая того, конечно, что инъекция могла оказаться смертельной.
пятна у глаз так и не пропали. когти сами по себе тоже не исчезли. а вот перья — перья действительно отвалились. они изначально не имели в себе костной основы и держались на силе мысли, и — оказывается, это у него действительно можно было отнять. остались только короткие отростки у лопаток, выглядящие жалко и уязвимо, всё так же мешающие спать на спине и носить большинство из одежды. в мире стало намного, намного тише — и поэтому страшней. всё вокруг стало крутиться быстрее, чем раньше — и поэтому ястребу стало сложнее изворачиваться на поворотах.
представьте, что вы много лет управляли огромным кораблём в одиночку, и каждая секунда вашей жизни была проведена за контролированием всей его системы. протереть запылившиеся углы, нигде не подбить, правильно использовать все кнопки управления. а потом вас вывели за борт и сказали, что рейс окончен, дальше добирайтесь как-нибудь сами.
возможно, вы почувствуете облегчение после такой сильной загруженности.
что касается ястреба —
представьте, что вы рыба, выброшенная на берег.
///
он опаздывает на добрые двадцать минут, потому что у него снова не получилось рассчитать время, но шото ничего ему не говорит. шото в этом плане удивительно гибкий человек, удивительно тактичный — он обязательно рискнёт спросить, но так же обязательно примет чужой настрой говорить о теме и не станет давить. у ястреба не так много живого, за которое можно задеть, но он в любом случае любит взаимодействовать с такими людьми.
когда ястреб усаживается за столик, им уже приносят собу и латте. ястреб пододвигается со стулом ближе, и новая куртка больно трётся о лопатки. он совершенно не меняется в лице — только думает, что, наверное, не стоило снимать бинты. никто вокруг не обращает на него внимания — без занимающих треть помещения крыльев он становится в сто раз менее заметен. и слава богу.
отрезать кости было больно — даже под анальгетиками. без режущей боли ощущение, что от тебя откромсали немалый кусок, всё ещё ужасно неприятное, и первые дни без обезболивающих было невозможно даже ровно стоять на одном месте. зато под бинтами не мёрзла спина и стало легче находить себе одежду — ястреб честно пытался находить в своём положении хоть какие-то плюсы, но, господи, как он устал отстирывать майки от крови. как он ненавидит стиральные машинки.
— думаю устроиться в какое-нибудь кафе, поднять ему популярность, — говорит он шото, отпивая свой латте. — может, пойму, как пользоваться кофемашиной.
шото поднимает на него взгляд — это выглядит по-смешному забавно, с набитым лапши ртом. он сглатывает, прежде чем ответить: — а вам не платят по выслуге? или чему-то такому.
чему-то такому — это по инвалидности.
ястреб переводит взгляд на парочку в дальнем углу забегаловки. девочка с тёмно-зелёной чешуёй на лице говорит: а я так и знала, что нужно было на врача идти. там сейчас выгоднее всего после героики. звук раздаётся так чётко, будто они сидят за одним столиком, но это всё, конечно, у ястреба в голове. он даже не знает, как звучит её голос.
— понимаешь ли, шото, — он собирает пену от молока ложкой, съедая её, и стакан пустеет. за эти несколько глотков он будет платить дохрена денег, вот так вот работает их мир. — обычно герои не доживают до той стадии, когда им потребуется пенсия.
шото понимающе кивает, складывая салфетку в маленький треугольник — ровненько по краям, это у них с даби семейное. ему больше, чем пятнадцать, и он тодороки — поэтому естественно не взывает к справедливости. если так подумать, это было бы до нелепого глупо — лишать его причуды и лицензии, а потом всё равно продолжать обеспечивать.
— как там фуюми, кстати? рэй?
шото поддерживает смену темы и, продолжая складывать салфетки, рассказывает, что фуюми хотела пригласить его на ужин — всё-таки он им не чужой, они даже жили вместе какое-то время. его постоянно журили за то, что иногда он не сдвигался с места вообще, управляясь только перьями, а ещё устраивал в помещениях духовку. нацу тогда прошептал даби на ухо: я, конечно, понимаю, что он любит запечённую курицу, но в чём толк запекать нас? — ястреб помнит, как даби смеялся в голос с этой шутки, как его смех подхватили все остальные, как фуюми попросила даби переписать ей рецепт из интернета, а они потом стащили листок и долго любовались его почерком.
это всё было, конечно, до того, как ястребу всё-таки решились предъявить за убийство джиниста и нескольких смотрителей тартаруса.
ястреб соглашается, шутит, чтоб не спешили, и они расходятся — в проходе кто-то замечает его и даже окликает, ястреб только улыбается и машет, а потом выходит на свежий воздух. ребёнок по пути тащит огромные пакеты — ястреб по привычке посылает пару перьев, чтобы ему помочь, и идёт дальше, а потом слышит визг тормозов и вспоминает.
с ребёнком ничего не случается, зато фрукты в одном из его пакетов превращаются в месиво на асфальте.
///
на доске легко угадать — шигараки, тогу, джина, даби, компресса, спиннера, курогири. в расправленных крыльях и очках в верхнем углу ястреб признаёт себя.
— неплохой концепт, как мне кажется.
ястреб оборачивается. а потом оборачивается опять.
джин находится прямо возле доски, но не спешит стирать его с общей идиллии. на самом деле, очень на него похоже — джин до смешного добрый, это не раз ястребу говорил даби, это не раз думал он сам. джин спрашивает: — почему у тебя нет крыльев?
— отрезал.
он не знает, куда себя деть. здесь есть стол, здесь есть доска, здесь есть диван, а он стоит, как дурак, в центре комнаты, и боится лишний раз шевельнуться — и не получает никаких претензий себе в лицо. вроде: почему ты всё ещё жив? я думал, мы друзья. оно стоило того?
оно стоило того. но ястреб понял бы, если бы ему прямо сейчас плюнули в лицо или попытались, как это любила делать тога, воткнуть нож в печень. он должен радоваться, что её здесь нет.
— у меня как-то был подобный опыт, сочувствую, парень. как спина?
джин стирает его с доски только для того, чтобы нарисовать уже без крыльев на земле. он так увлекается, что, кажется, забывает о том, что он вообще рядом.
ястребу почему-то становится труднее дышать. он делает вдох — а потом забывает, как делать выдох. а потом — как он вообще может поворачиваться к нему спиной? что, калека без своего главного оружия теперь может считаться безопасным? что ястреб делает рядом со всеми, кого джин искренне любит и кого пытался оберегать?
из глотки рвётся наибанальнейшее прости, но вместо этого ястреб чувствует, как к горлу подкатывает рвота. сглотнуть получается с трудом, он хочет сказать: мне жаль, но на самом деле ему не очень-то жаль, и, наверное, он плохой человек — он действительно плохой человек, тут даже не о чем думать.
— ты меня ненавидишь?
и что ты будешь делать с этой информацией, она тебе что-то даст? ястреб не знает, что он чувствует, что он должен чувствовать, но не смеет даже моргнуть лишний раз.
— нет. неприятно, конечно, зато ты заботишься о даби.
— это меня не оправдывает.
— тот, кто заботится о своих друзьях, не может быть плохим человеком.
он даже не сразу понимает, что что-то не так — всё вокруг размывается, а потом он моргает — и всё приходит в норму, только на губах становится солоно. это всё его воображение, он конечно же понимает — потому что, будь джин хоть тысячу раз добрей его, он бы не простил его. никто бы его не простил. никто бы не сделал ему поблажки, потому что — оно не так работает. ястреб знает. ястреб анализировал.
где-то сзади слышится голос: — правильно думаешь, кейго. ты исключения из правила.
а потом становится очень жарко.
и ястреб открывает глаза.
— ты чего?
даби смотрит на него, приподняв брови. из-за того, что он придавил одеяло, не укрыться лучше — в принципе, в комнате достаточно тепло, чтобы это не сильно его тревожило. ястреб рассматривает проглядывающие белые корни, человеческую, обыкновенную тёмную футболку, из рукавов которой выглядывают руки в шрамах. он так давно его не видел.
— ты мне одеяло придавил.
— я сейчас тебя придавлю, курица общипанная.
— я больше не курица.
— а я говорю курица.
— не курица.
— курица.
— не беси меня.
— а то что? когтями своими глаза выцарапаешь?
— вау, — выдыхает ястреб, всё ещё пытаясь натянуть на себя одеяло, — ты подкинул мне неплохую идею.
даби, как ни странно, — теряет сноровку ястреб, теряет, — успевает его действительно придавить. он ни разу не тяжёлый, кожа да кости, и очень тёплый, поэтому ястреб решает оставить всё так, как есть — и чувствует ухом и шеей чужое горячее дыхание.
— тебе удобно?
— нет, — ворчит даби, — но предположим, что на данный момент я готов с этим смириться.
при всём давлении на спину, лопатки не болят, и настроение ястреба резким галопом несётся вверх. он пытается вытащить руки из одеяла, но добивается только того, что даби нелепо дёргается, ощутив щекотку. даби даёт ему тем самым фору — и ястреб сразу вытаскивает ладони наружу, принимаясь за дело всерьёз — даби дёргается сильнее, шипит, матерится и дерётся, но в итоге всё-таки заливается хохотом — ястреб очень любит его хохот, ястреб очень любит то, насколько он заразителен, ястреб очень любит—
ястреб очень по нему скучает.
///
он просыпается от боли в спине и обнаруживает, что и майка, и постельное бельё опять испачканы в крови.
на стиральную машину он даже смотреть не хочет.