Игорь никогда не верил в гадания или в судьбу. Да и в Бога по факту тоже. Он сам творит свою жизнь, для этого не нужны какие-то высшие силы.

Не верит он в провиденье. Нет и точка.

Однако как-то ему приходится иметь дело с этим. В отделение приводят толпу цыган, запирают на несколько суток. Среди них и женщины есть. Те самые, что облапошивают людей на улицах.

С такими бы не церемониться, чем они лучше шпаны или карманников? Только Грому почему-то неймется.

Когда он в очередной раз спит в камере, то замечает — цыганам ничего не дают. Ни воды, ни еды. Некоторые из них начинают уже возмущаться. Игорь сам стучит охранникам по тыкве.

— Сам так посиди без жрачки и воды, и я посмотрю, как ты петь будешь.

На него зыркают недовольно, но спорить не решаются. Цыгане получают свой законный паек, и одна из цыганок благодарит Грома.

— Спасибо, касатик. Хоть ты и без такта и терпения, но сердце у тебя доброе.

— Вот только без этого, гражданочка.

— Да не думаю я ничего такого, касатик, нет! — цыганка тряхнула волосами. — Отблагодарю я тебя, за доброту твою.

Гром пропускает это мимо ушей и забывает благополучно. Разговор всплывает позже, когда цыган приходится отпустить. Предъявить им формально нечего, наркоты или оружия при них нет. А свои положенные несколько суток они отсидели.

На улице перед отделением Игорь осматривает эту толпу, собираясь уйти обратно в здание. Но тут его хватают за руку. Та самая цыганка, сверкает янтарными глазами.

— Руку пусти. Или ещё захотела в каталажке побыть?

— Не ерепенься, касатик. Пообещала же отблагодарить. А я своё обещание исполняю.

— И что за благодарность?

Цыганка повернула руку Грома ладонью вверх.

— Погадаю тебе. Вижу я, не веришь ты в это. Но придёт время и тебе поверить.

Игорь хочет руку вырвать, потом же решает послушать. В конце концов, чего он теряет? Гипноз цыган на него не действует, уже раз десять пытались его наебать — мимо всё.

Пальцы с длинными крашенными ногтями гладят ладонь Игоря, прослеживая линии на ней.

— Интересная судьба у тебя, касатик.

— И что же ты видишь? — усмешка окрасила губы Грома. Только ему было не до смеха, когда цыганка снова заговорила. Её голос был словно не её, таким только во всяких ужастиках говорят.

— Крови много. Боли много. Поезд и пуля, снег и шарф. Доска шахмат, покрытая бордовыми каплями. Перья, чёрные и белые, кружатся в воздухе. Дубовая ветка, Бегущий волк, Летящая пчела. Вороны закрывают небо, царь воронов на горе. Голубые глаза становятся жёлтыми. А всё начинается с огня самосуда.

Женщина поднимает взгляд на Игоря.

— Поднятый пистолет, не прозвучавший выстрел. Непонятый вовремя, прощенный впоследствии. Рыжее золото, что хоть и стало судьбой, но было уничтожено тобой.

Мурашки бегут от головы Грома вниз по спине. Ему реально жутко, хотя виду он старается не показывать.

— Но помни — судьба изменчива. Даже одна карта меняет расклад, — руку майора выпускают и цыганка уходит, оставляя Игоря на ступеньках отдела полиции.

Когда Гром лежит с пулей в боку на чертовом поезде, то он не вспоминает слова цыганки. Даже когда появляется Чумной Доктор, то он не вспоминает об «огне самосуда». Он вспоминает их, когда арестованного Сергея уводят, а его глаза горят жёлтым. Он четко же видел — у Разумовского голубые глаза. Какой смысл ему носить линзы в такой ситуации?

После суда и заключения Сергея в психиатрическую лечебницу, Игорь начинает искать эту чертову гадалку. Он не верит в судьбу, не верит в чертовщину, но предсказания этой цыганки сбывается слово в слово!

Даже Ветка дуба и Пчела появились на его пути. Как и Волк. Олег Волков точно жив, лишь вопрос времени, когда тот появится и попытается вытащить единственного друга из психушки.

— Вернулся, касатик?

Цыганка вообще не изменилась, словно вчера только стояла на ступеньках и читала линии на руке.

— Ты, ведьма! — Гром сжимает руки в кулаки, стоя напротив гадалки. — Всё, что ты мне наплела — сбывается!

— Наплела? Я лишь читала. Это всё было в линиях. В нитях твоей судьбы. Я никогда не вру.

Майор готов разбить голову о стену, однако собирается в кучу.

— Я видел сны с этим. Игра на жизни. Древних бог стоит на горе. Это всё будет? Оно же будет, да?

Цыганка смотрит на него спокойными глазами цвета янтаря.

— Но ты говорила, что и одна карта меняет расклад. Я могу это изменить. Что я должен сделать? Как это остановить? Скажи, как.

– Всё в руках твоих. Как было в башне, как и сейчас. Пока в твоих. Сердце слушай и совесть. Птица может быть приручена, как и в древности людьми огонь.

Слова абсолютно Игорю непонятны. Он не тупой вроде бы, но все эти загадки сейчас его бесят, а не придают азарта и интереса. Только вот на эмоции майора цыганке плевать, она снова пропадает, как сквозь землю провалилась.

Сидя перед Разумовским в камере для встреч, Игорь сотый раз задается вопросом, что он здесь забыл. Только Пчёлкина знала о его визите сюда, помогла по факту, нарыв на Рубинштейна, здешнего главного врача, такой компромат, что на три психбольницы хватит. У Грома при прочтении волосы дыбом встали. Тюрьма милосерднее в разы.

Вид Сергея заставил сердце дрогнуть. Ведь он не виноват в том, что с ним было. Во второй личности. “Птица”, так было указано в записях Рубинштейна. Он мог бы помочь ему, а не добить, не толкать в пропасть тогда, в офисе. Только вот поезд и пресловутая пуля сделала Грома непробиваемым на эмоции. Сложно поверить после такого, что перед тобой не ломают комедию.

– Серёж.

От этого обращения Разумовский дергается как от удара. Взгляд бегает, не фокусируясь на Игоре. И это они называют лечением?!

– Прости меня. Я не знал. Если бы я только знал, что ты… Никогда бы так не поступил.

Внезапно Сергей поднимает на него осознанный взгляд. Глаза голубые, не желтые. Голоса почти не слышно, хотя Игорь смог разобрать слова.

– Спаси… пожалуйста…

И он спасет. Словит вернувшегося из Сирии где-то в подполье Волкова, чтобы с его помощью вытащить Разумовского из этого ада. А на вопрос Олега, на кой черт ему это надо, Игорь произнесет лишь два слова.

– Рыжее золото.