дело становится совсем дурным, потому что свою дурь он не захватил — игра слов кажется энджелу достаточно смешной, чтобы поржать в один из ещё оставшихся кулаков.
аластор поднимает на него взгляд, и его и так горящие светофором глаза выделяются даже сильнее на фоне сгустившегося чёрного тумана вокруг. или это его аура. или, как вариант, у энджела просто темнеет в глазах. аластор говорит со своей любимой ублюдочной улыбочкой: — мальчик мой милый, да ты совсем без башки.
и энджелу становится ещё смешнее. потому что: — башка-то как раз всё ещё на месте.
к счастью или к сожалению — а вот хуй его знает.
ему всегда казалось, что если искупать аластора в бассейне крови, то он всё равно будет клубничным лапочкой-сутенёром. разве что волосы слипнутся — можно было бы зачесать их назад и сделать из него серьёзную офисную чикулю, которая открыла бы свой рот, только чтобы сказать: костюм на мне стоит больше, чем твоя задница. и энджел бы, наверное, даже спорить не стал. дорогая дорогуша, красиво ж звучит.
тем не менее, даже если аластор с головы до пят сам по себе ходячая красная сигнализация, кровь на его рукавах выделяется кучей клякс. под когтями вообще забились остатки мяса. получается некрасиво, фу.
— на что ты там так долго пялишься? моя система органов сложилась в "пососи хуйца"? не принимай это близко к сердцу, она не хотела тебе нагрубить.
— не, просто обычно я не ковыряюсь в других. так, сразу убиваю. гуманность там, все дела.
энджелу снова становится смешно, и это уже вроде как неприлично, но с другой стороны — не поебать ли ему? спойлер: ему поебать.
хотя если бы можно было его просто трахнуть, всё было бы гораздо проще. не намного приятнее, конечно, но проще.
аластор роется у него в животе, натыкаясь острыми когтями на обнажённую плоть, и более стрёмно, чем это, только его искренне заинтересованное выражение лица. аластор отрывает ему один палец за другим, ломает их, как спички, и энджела начинает это выбешивать уже на четвёртом, пока их у него так-то целых тридцать. даже без сильной боли оно остаётся всё ещё неприятным — вот что ему делать, если он захочет почесать свою распрекрасную ключицу? чем ему по ней скрести? аластор соберёт его обратно, когда ему надоест — он в принципе собирает его уже раз в седьмой, будто энджел это какой-то ебучий пазл, — но если у него прямо сейчас зачешется глаз, а у него больше не останется рук?
ладно, у него ещё есть целых две. и глаз у него не чешется.
одна. всё ещё не чешется.
энджел моргает — а когда открывает глаза, то аластор оказывается прямо перед его носом. глаза у него всё ещё светятся слишком ярко, и энджелу приходится очень сильно прищуриться, чтоб ещё и не ослепнуть к херам.
— о, так ты ещё не откинулся.
— а ты надеялся именно на это? ух, какой негодник.
по правде говоря, когда они заключали сделку, энджел не особенно парился на эту тему ещё и потому, что не думал, что у него вообще есть какие-то внутренности. ну, не считая простаты и семенников, конечно. хорошо, может, ещё парочки органов из пищеварительной системы. ладно, и дыхательной тоже. вот мозгов — мозгов точно быть не должно.
и всё равно, когда аластор вырезал из него кусок и аккуратно положил на стол рядом, энджел очень удивился, когда увидел там не зияющую пустоту. даже не так: он охуел, увидев там обычные куски мяса. уродливые и вонючие, кстати, фу.
кода они заключали сделку, энджел не особенно парился, потому что это того стоило. в целом, конечно, ощущать, как от тебя медленно отрывают по кусочку, а потом собирают обратно и так по кругу, было не очень, но то, что внутри него бывает что-то кроме чужих хуёв и рук, узнать приятно. но это того стоило. то, ради чего всё это было, того стоило.
— ради чего всё это было, кстати?
аластор улыбается шире, ласковой такой паскудой: — действительно, ради чего?
— дорогуша моя, я точно приходил к тебе с какой-то просьбой.
— да? ну, как вспомнишь — приходи, заключим сделку. напиши себе где-нибудь на листочке.
энджел чешет свою распрекрасную ключицу — все руки у него теперь на месте, как и внутренности, — скребёт её когтями. в какой-то момент ему кажется, что он случайно доскребёт до мяса внутри, тёмного и наверняка гнилого, но с другой стороны — не поебать ли ему? спойлер: всё так же поебать.
он не чувствует себя пустым, зато ощущает себя использованным, и это оказывается ничуть не менее стрёмным. когти натыкаются на что-то тёплое и мокрое — на его руках кровь смотрится ещё хуже, поэтому энджел кривится и вытирает руки о штаны.
на этот раз смеётся аластор.