Когда Имаёши властвует, самое лучшее — подчиниться. Покорно поддаться и постараться не язвить, не хамить и просто не возражать. Макото знал это как дважды два. Знал, но стерпеть никак не мог, когда властная рука, всякий раз, впиваясь в волосы, заставляя откинуть голову назад, начиная тянуть вниз со всей силы. Шоичи не любил в этом деле слов. Поговорить он мог в любой другой случай, а в данной обстановке слова совсем теряли всю свою значимость.
— Это обязательно делать сейчас? — Ханамия злобно кусает губы, чувствуя зубы семпая на своей шее. Имаёши искусен в своём деле — он никогда не оставляет следов, хотя порой и кажется, что он невероятно страстен и напорист.
Но Шоичи ему не отвечает. Он поглощён исследованием шеи. Это до безумия приятно, вонзать свои зубы в мягкую плоть, прикусывать и оттягивать кожу. Макото слишком дерзок и импульсивен. Очень эмоционален, в нём всегда кипит такой негатив и наверное только поэтому, он интересен Шоичи. Дерзкий и неугомонный, но такой послушный в его руках. Возможно, не обязательно заниматься этим сейчас, но пальцы уже ловко скользят по влажным губам Ханамии, касаются зубов, затрагивают влажный и такой горячий язык, нежно поглаживая шершавую поверхность. И в таком положении Макото не может говорить. Потому что они оба знают, что если он заговорит, то непременно укусит Имаёши и оба так же осознают, что за этим последует.
Быть вжатым в стенку парнем, который выше и сильнее тебя, не так уж и приятно. Возможно потому, что Ханамия никогда ни в чём не умел видеть хорошее. Им пользовались, его подчиняли, над ним властвовали, его принуждали. И никакого: он отдавался, он отвечал, он желал, он хотел. Он был бедной овечкой, которую все хотели задеть, но при этом скалил зубы на весь мир. Потому что весь мир был злобным серым волком, желающим его съесть.
Шоичи усмехается, видит в глазах Макото обиду и ему ужасно хочется доказать глупому кохаю, что он сам не меньше вожделеет его. Ловкие пальцы скользят под штаны, оттягивают бельё и дотрагиваются до члена Ханамии. Тот удивлённо приподнимает брови, ничего не понимая. Обычно, его поворачивают лицом к стенке и удовлетворяют свою похоть, а тут... Тут было что-то другое.
— Ты сегодня мне скучен, — со своей ядовитой улыбкой протягивает Шоичи, а его пальцы обхватывают вялый орган и начинают поглаживать, пытаясь ласками возбудить.
Ханамия молчит, лишь слегка прикрывает глаза и нервно выдыхает. Умелые прикосновения Шоичи возымели своё действие, его член уже возбуждён. И не поймёшь, чего в данную минуту хочет Имаёши. То ли он издевается, то ли придумал какую-то изощрённую пытку. Семпай вновь целует шею, покусывает бледную кожу, пальцами водит по языку Макото и мучительно-сладко сдавливает член. Ханамия не может терпеть. Он стонет громко, слегка приглушённо. Звук идёт откуда-то изнутри.
— Нет, всё-таки, скучен, — улыбка на губах Шоичи гаснет и он отстраняется, прекращая свои ласки.
Макото возбуждён, сердце в груди бешено стучит. Он не может ничего понять. Возбуждение не даёт ему думать нормально и смысл слов семпая хоть и понятен, но как-то рассеивается в голове. Он был готов вот-вот кончить. Как же сладко это было, а Имаёши... почему-то не хочет продолжать?
— Что? — немного нервно и взволнованно переспрашивает кохай, от злости прикусывая губу.
— Ну не насильник же я какой-то, — разводит руками Шоичи. — С моей стороны ужасно принуждать тебя к таким постыдным действиям.
Он разворачивается и собирается уйти. Макото видит это и злость переполняет его. Он не удовлетворён, но чертовски возбуждён. Что это за шуточки такие? Значит, до этого можно было и насиловать, а сейчас, видите ли, он тут такой благородный, даже от секса отказывается. Да какая к чертям тут логика? Издевается, издевается, издевается!
— Не смей! — кричит ему в спину Ханамия, но не может сделать и шагу. Он опирается на стену и тяжело дышит, его прожигающий взгляд направлен в спину семпая. — Не смей уходить, слышишь? Сделай уже то, что хочешь, и можешь валить!
Имаёши улыбается и его кохай чувствует это, хоть и не видит. Он стоит молча, растягивает время, зная, как это мучает Макото, а затем, оборачивается и тихо выдыхает:
— Но я ведь даже не хочу... Ты какой-то не возбуждающий. Я уж лучше найду того, кто будет хотеть меня, нежели...
Договаривать не нужно, уже совсем не обязательно. Макото подаётся вперёд, обхватывает Шоичи со спины и стискивает зубы до нервного скрежета. Он не умеет быть отзывчивым и ласковым, не умеет возбуждать или удовлетворять. Всё это он не умеет, но прикосновения Имаёши нужны, этот секс... он просто необходим. Как воздух, иначе яд проникнет глубоко в него. Ханамия шипит, недовольно кусает губы, а потом решается. Он прижимает семпая к стене, а тот даже не сопротивляется, словно этого и ожидает. Имаёши не любит слова, поэтому нужно молчать.
Шоичи с удовольствием отвечает на поцелуй, такой дикий и даже злобный. Макото кусается, царапается, но пытается быть максимально сдержанным. Именно по этой своей дурной привычке он не может быть активом, ему всегда выпадает пассивная роль лишь потому, что удовольствие он не может принести ни себе, ни Имаёши. Поцелуй перерастает во что-то безудержное и непонятное. Макото раздевает семпая довольно быстро и резко, но всю одежду не снимает, а когда неумелыми прикосновениями пытается ласкать грудь, Шоичи не выдерживает, вжимает глупого кохая в стенку и тихо шипит в ухо:
— Да когда ты уже поймёшь, Макото, что сам этого хочешь? — Имаёши прикусывает мочку и начинает ласкать Ханамию.
Кохай довольно жмурится и уже совсем не сопротивляется. Он не согласен, а главное сейчас — промолчать, иначе ему обломится всё.
Имаёши недовольно выдыхает, видя в глазах Ханамии это ослиное упрямство. Возможно, ему никогда и не удастся доказать обратное, но попыток он не прекратит. Этот дерзкий кохай должен сам понять, как сильно нуждается в нём. Шоичи целует Макото в губы и закрывает глаза.
Пока это интересно — злить своего глупого кохая, но со временем ему это надоест и тогда Ханамия превратиться злобного, обиженного всеми ребёнка, стремящегося принести боль окружающим. Возможно, в этом будет чисто его вина. Но сейчас Имаёши пытается вбить в его глупую голову, что любой человек тянется к свету, боясь оставаться в тьме, а Макото... Макото хочет затащить всех в свою тьму.