***

Будто чего-то не хватало. Чего-то привычного и греющего душу. Изуку недовольно поджимал губы, но не мог понять этого противного чувства. Словно не всё на своих местах. Чего-то нет. Кого-то нет?

Мидория тряхнул головой, поудобнее перехватывая коробку и направился в сторону дома. Он говорил матери, что после окончания ЮЭй будет снимать квартиру, хотя знал, что было бы лучше пожить с ней некоторое время, чтобы ей было спокойнее. Но он не мог подвергать её шоку каждый раз, когда возвращался с патруля весь в синяках и ссадинах. И это самый лучший исход патрулей.

Мидория чувствовал вину за то, что за всё время учёбы заставил свою мать страдать и переживать, поэтому сейчас хотел хоть как-то оградить её от изнанки геройской профессии.

Да, герои умирают.

Изуку прикусил губу, придерживая коробку и пытаясь попасть ключом в замочную скважину, зацикливаясь на этой мысли и прокручивая её в голове.

Ведь чего-то не хватало. Что-то было не на месте. Или кто-то?

Маленькая уютная квартира встретила его тёмным коридором и тишиной. Изуку много и не надо, он не живёт дома, практически сгорая на своей работе. И часто меняет квартиры. Почему-то, так получается. Мидория не задумывался о природе таких простых вещей. Просто наступало время собирать вещи и переезжать.

Будто он искал что-то.

— Или кого-то, — эти мысли уже лезли из него.

Закончив с перетаскиванием вещей и расплатившись с водителем, Изуку потратил чуть больше двух часов на то, чтобы разложить вещи.

Но пустая квартира давила и Изуку чувствовал себя неуютно. Он редко брал выходные и то, если ему требовался медицинский отдых или он обещал матери провести с ней время. Редко когда они собирались классом. С каждым годом это было только больнее.

Ведь герои имеют свойство умирать.

Изуку выругался на себя за то, как он думает о своих товарищах. Словно и не о людях, а о вещах.

В квартире было пусто и холодно, стены давили и Мидория отправился на улицу. Ноги сами несли его по улицам, а мысли хаотично вертелись в голове.

Словно он тянулся к чему-то, искал кого-то и сам не понимал кого и что. Или понимал, но упорно гнал от себя самый простой и логичный ответ.

Учитель Айзава сказал, что Изуку чувствует свою вину в смерти Всемогущего и это гонит его на работу, гонит от людей, от семьи, от самого себя. Он пытается найти оправдание самому себе?

Осознание приходит неожиданно, но Мидория чувствует, как организм оживает, а адреналин словно впрыскивается в кровь, когда он видит на противоположной стороне улицы его.

Бледная тень самого себя, их самих, всего мира в целом…

Изуку не дёргается, когда загорается зелёный, а человек напротив начинает приближаться, переходя улицу. Мидория хочет воскликнуть его имя, прокричать во все лёгкие, но горло стягивает.

Потому что к нему приближается призрак.

На голове Мидории капюшон и Изуку не замечает лёгкой измороси, лицо его спрятано и узнать его довольно трудно. Он дрожит, когда человек останавливается прямо перед ним. Загорается красный, и машины приходят в движение, прохожие проходят мимо, кто-то оживлённо болтает. А Изуку дрожит, смотря в чужие пустые глаза.

Это то, от чего он бежал. Это то, чего он так жадно искал.

— Кац-чан, — кривит губы Бакуго, говоря с таким сарказмом, что удавиться хочется, — если ты ещё меня не забыл, Деку.

У Мидории ком в горле и слёзы на глазах. Он нервно стискивает кулаки в карманах кофты, пытаясь дышать, но словно не дышит. Задыхается и тонет в пучине собственных чувств.

Призрак его прошлого. Живой и настоящий. Но полностью мёртвый и вытлевший внутри.

Изуку опускает взгляд на обветренные губы друга детства и рвано выдыхает. Это всё, на что его хватает.

Герои умирают не только физически.

— Был рад встрече, — у Кацуки в словах сплошной яд, он дёргается в сторону, обходя Мидорию и с силой толкая его плечом. Изуку кажется, что будь у Бакуго его причуда, то подорвал бы к чертям. — Теперь я могу тебя понять.

И Изуку чувствует горечь и обиду, слёзы текут по щекам. Он оборачивается вслед за Кацуки и хватает его за плечо, резко разворачивая на себя.

Они молчат, но Мидория дышит загнанно и спешно. Эти слова не лезут из него, и он только сильнее впивается в плечо Бакуго.

В глазах Кацуки пустота и безразличие.

— Это не то, что ты хотел услышать, так? — Бакуго говорит на удивление тихо и спокойно, как-то даже равнодушно.

— Я…

— Ну же, первый, весь мир принадлежит тебе. Разве это не прекрасно, когда детские глупые мечты сбываются?

— Это не то, чего я хотел! — Изуку не может сдержать крика, понимая, что от его захвата у Бакуго останутся синяки на коже. Он сломал Кацуки, сломал ему жизнь и карьеру. И Бакуго, что было больнее всего, даже не злился на него! Он был согласен с выбором Изуку. И это убивало.

— На тебя были возложены большие надежды, ты ведь преемник, — Кацуки смотрит прямо в глаза. — Ты поступил во благо миллионов, а мучаешься до сих пор.

Изуку скрипит зубами, подавляя в себе порыв ударить Бакуго. Он понял это слишком поздно, на осознание пришлось потратить несколько лет. Но Мидория понял, что жизни миллионов не заслуживали будущего Бакуго, которое он у него отнял. Нужно было действовать как обычно, нужно было жертвовать собой, а не подставлять другого.

— Из нас двоих, я бы тоже поставил на тебя, — Бакуго легко стряхивает его руку с плеча и поднимает лицо к тёмному небу, закрывая глаза и чувствуя мелкие капли на своём лице. — В любом случае, у нас бы ничего не получилось. Никогда не получалось.

Изуку опускает взгляд вниз, мимо спешат прохожие, горит зелёный, а внутри пылает обида и боль, они душат и тащат на дно. Быть первым, как оказалось, не так почётно. На тебя просто перекладывают бремя, которое ты обязан нести. Быть героем, первым, иметь причуду – на самом деле это не то, чего хотел Изуку.

Больше всего на свете Мидория мечтал быть с Бакуго на равных и делить с ним всё поровну: профессию, мечту, причуды, всё.

В момент, когда Изуку пришлось выбирать между собой и Бакуго, он понимал, что с ситуацией лучше справится Бакуго, хотя и лишится причуды. Мидория хотел отдать свою причуду ему после победы, как когда-то ему отдал её Всемогущий.

Но Бакуго отказался. И исчез.

А Изуку пришлось жить в тех руинах, что Кацуки оставил после себя.

— Почему нам не попытаться снова? — собственный голос хрипит и Изуку запинается, не решаясь поднять глаза.

Бакуго молчит некоторое время, пока снова не загорается красный и людей становится меньше.

— Почему ты больше не зовёшь меня Кац-чан?

Изуку испуганно смотрит на Бакуго. Они оба понимают почему. Потому что Мидория чувствует вину, он варится в этом адском котле и корит себя, не смея хоть как-то исправить ситуацию. Он пытался, но не смог. А теперь…

— Когда-нибудь ещё увидимся, Деку, — Кацуки машет Мидории рукой и поворачивается к нему спиной, собираясь уходить.

— Бакуго, я…

Кацуки смотрит через плечо таким разъедающим взглядом, что становится не по себе.

— Если к следующей нашей встрече ты не сможешь назвать меня Кац-чаном, даже не надейся на то, что я заговорю с тобой.

И уходит.

Как ушёл тогда. Снова оставляя Изуку одного наедине со своими чувствами. Мидория будто бы оголён и каждое движение, каждая мысль или чувство – это то, что причиняет боль и убивает его.

Изуку винит и корит себя за то, что позволяет Бакуго уйти. Между ними действительно ничего не могло быть нормального, их отношения путанные и такие болезненные, что каждый раз они только обжигаются.

Может быть действительно правильно, дать ему уйти?